http://2035.media/2018/04/26/vakulenko-interview-2
Рост рыночной доли возобновляемых источников энергии связан не столько с совершенствованием ветряных турбин и солнечных панелей, сколько с развитием технологий хранения энергии, а в этой области прорывов пока не видно, считает Сергей Вакуленко, руководитель Департамента стратегического планирования ОАО «Газпром нефть».
Публикация подготовлена в рамках совместного проекта РБК и 2035.media. С первой частью интервью с Сергеем Вакуленко, посвященной перспективам нефтяной экономики вы можете познакомиться здесь
Озабоченность изменениями климата, связанных с повышением концентрации CO2 в атмосфере, о которых говорят уже лет 30, стала мейнстримом, в который верит большинство избирателей развитых стран и которого придерживаются в своей риторике большинство политиков. Многие страны стали задумываться об энергобезопасности, стремясь снизить свою зависимость от импорта энергии. Технологии производства солнечных панелей и ветряков достаточно развились, чтобы эти источники стали дешевыми и доступными. Впрочем, им даже не надо быть дешевле, чем традиционная энергетика, достаточно, чтобы переход на возобновляемую энергию не казался избирателям запретительно дорогим, – внеэкономические соображения помогут перевесить денежные при относительно небольшой разнице.
В реальности сравнивать стоимость энергии из традиционных и возобновляемых источников трудно. Основная сложность в том, что традиционная энергетика работает по требованию – и газовые, и угольные электростанции способны выдавать мощность в том объеме и в то время, когда это нужно рынку. Солнечные и ветровые станции работают, когда светит солнце и дует ветер. Пока в системе достаточно гибкой генерации, способной останавливаться, когда спрос покрывается ветром и солнцем и запускаться в пасмурные безветренные дни, система стабильна. Но существующие механизмы рынков энергетики поощряют развитие возобновляемой генерации, гарантируя покупку энергии по фиксированной цене и никак не штрафуя за неровный график поставки, с другой стороны, заставляя тепловую генерацию работать в постоянном режиме ожидания увеличения нагрузки или наоборот приказа на выключение, и не вознаграждая за подобный режим работы. Таким образом, традиционная энергия сейчас субсидирует возобновляемую. С вводом новых мощностей возобновляемой генерации этот дисбаланс становится все заметнее. Тепловым станциям остается все меньше периодов времени, в течение которых они могут зарабатывать, но при этом система нуждается в том, чтобы они оставались в балансе.
Цифровая энергетика будущего. Часть 1. Трансформация
Как поставщики электроэнергии в России меняются под требованиями времени
Сейчас часто приходится видеть сообщения о том, что, например, в Германии в какой-то день все потребности в электричестве были покрыты солнечной и ветровой генерацией. Но при этом никто не говорит, что случаются не дни, а целые недели, когда ветер и солнце покрывают менее 10% потребностей жителей страны. Этот дисбаланс можно покрыть только за счет тепловой генерации – существующие системы хранения энергии позволяют запасать энергию на несколько часов, для покрытия суточных пиков, и они достаточно дороги. В результате, даже в самых продвинутых энергосистемах при достижении нестабильной возобновляемой энергетикой доли около 30-40%, ее рост резко замедляется. В итоге, действительный мощный прорыв в возобновляемой энергетике связан не столько с прогрессом в ветряных турбинах и солнечных панелях, сколько с развитием технологий батарей.
Батареи же являются и элементом, от которого зависит будущее электрификации транспорта. Его заправляют бензином потому, что он позволяет компактно и безопасно хранить большие запасы энергии в автономном транспортном средстве. Чтобы конкурировать на равных, батареи должны, как минимум, позволять запасать энергию на сравнимый запас хода, в идеале – и заряжать автомобили за сравнимое с заправкой жидким топливом время. А для использования в авиации и морском транспорте, становятся важными вес и объем. Пока батареи еще не способны удовлетворять всем этим требованиям, и видимо, еще довольно долго не смогут. Хотя и и в этом направлении идет работа.
Впрочем, в обсуждении, насколько быстро, хотя бы теоретически, может произойти полный переход с нефти, газа и угля на новые источники энергии, важна все-таки не только чисто техническая осуществимость в единичном случае, а то, насколько легко и реально можно перевести всю систему на новые рельсы. И здесь становится важным то, что и энергетика, и транспорт – это чрезвычайно капиталоемкие и материалоемкие сектора.
Цифровая энергетика будущего. Часть 2. Окно энерговозможностей
Воспользуется ли российская энергетика шансом, который ей предоставил кризис
Аналогии с мобильными телефонами тут оказываются ложными – один автомобиль весит примерно как 6000 мобильных телефонов, а батарея самой простой Теслы равна по емкости 6000 батареям смартфонов. В мире сейчас около миллиарда автомобилей, и прогнозируется, что к 2040-му году их будет вдвое больше. Интересно, что мобильных телефонов примерно столько же. В год производится около 80 млн. автомобилей, один автомобиль служит около 12 лет. При этом, все мировые мощности по производству батарей, запланированные к введению к 2020-му году, способны будут произвести батарей максимум на 5 млн. электромобилей (это уже будет утроением нынешних мировых мощностей). Из этих цифр видно, что замена бензобаков на батареи быстрой быть просто не сможет. На недавней конференции CERAweek 2018 – самой значимой мировой конференции по энергетике – представитель Southern California Edison говорил, что по самому оптимистичному прогнозу в 2030-м году четверть калифорнийского автопарка станет электрическим. При этом в базовом прогнозе цифры предполагаются в несколько раз меньшие – и это в самом экологически озабоченном и богатом штате США, где электромобили превратились статус-символ.
В результате, в большинстве прогнозов спроса на нефть предполагается, что спрос будет расти, как минимум, до середины 2030-х годов. Есть прогнозы со спадом спроса, начиная с середины 2020-х, но это, скорее, из серии «что должно происходить, чтобы удержаться в рамках углеродного бюджета», без разумных оценок, как этого достичь. И даже в этих прогнозах спад спроса достаточно медленный, означающий, что в 2040-м году потребление нефти будет на уровне 2000-го. Интересно, что падение спроса на газ в обозримой перспективе не упоминается практически ни в одном прогнозе.
Тем не менее, не стоит думать, что это однозначно хорошие новости для России
Прежде всего, довольно сложные времена могут наступить для угольной отрасли. Уголь – хотя и очень дешевое, но весьма грязное топливо, как с точки зрения выбросов CO2 и угрозы для климата, так и для локальной экологии. Потребление угля, видимо, начнет достаточно резко сокращаться, как в Европе, так и в Китае. Дело могут поправить технологии улавливания CO2, но они пока находятся в зачаточном состоянии. Россия – третий в мире экспортер угля, от угля зависит благополучие нескольких регионов, которым, видимо, стоит задуматься от возможной диверсификации своей экономики.
Цифровая энергетика будущего. Часть 3. Переход к «интернету энергии»
Как шагнуть в светлое энергетическое будущее
С нефтью ситуация менее однозначна. С одной стороны, в короткой и средней перспективе цены на нефть могут и вырасти. В короткой, на горизонте 3-5 лет, за счет того, что после резкого падения цен в 2014-м году инвестиции в добычу сократились практически вдвое, многие проекты были заморожены или закрыты. В результате, в начале 2020-х годов, когда эти проекты должны были выйти в добычу для замещения спадающей добычи старых месторождений, может создаться некоторый дефицит, который конечно же будет восполнен странами ОПЕК – но на своих условиях. На горизонте 10-15 лет цена на нефть тоже может быть относительно высокой. Если нефтяная отрасль воспринимается как закатная, то все менеджеры, приученные в бизнеес-школах вкладываться в растущие, а не в закатные отрасли, будут склонны избегать вложений в нефтедобычу. В результате, по крайней мере, в развитом мире, все меньше капитала будет доставаться Shell, BP и ExxonMobil, и все больше – Tesla, Uber и Alphabet, но если темпы развития альтернативной энергетики и электротранспорта будут не так впечатляющи, как сейчас рисуется в некоторых прогнозах, то падение спроса будет медленее (если вообще будет), чем падение производства. Таким образом, у России практически наверняка есть время, как минимум, еще на один крупный инвестиционный цикл в нефтедобыче, аналогичный тому, в котором были введены в строй в последние годы месторождения Восточной Сибири, Ямала и севера Красноярского края.
Но в перспективе более долгой ситуация может оказаться сложнее. Нефть – это товар с одним из самых высоких уровней природной ренты. Цена нефти сейчас определяется во многом тем, что крупнейшие держатели нефтяных запасов, в первую очередь, Саудовская Аравия, решили производить нефти меньше, чем могли бы. В предположении бесконечно сохраняющегося спроса на нефть – это разумная стратегия. В предположении, что в будущем спрос будет значительно ниже, может оказаться разумным поскорее монетизировать свои запасы, особенно, если есть причины опасаться конкуренции. Если это произойдет, цена на нефть может значительно упасть. Парадоксальным образом это падение цены на нефть и исчезновение ореола потенциального дефицита нефти может продлить ее век, делая альтернативные топлива менее привлекательными и актуальными (если не обращать внимание на углеродный след).
Для России это будет означать, что спрос на российские нефть и газ сохранится (по мировым меркам они весьма дешевы в производстве). Но они могут перестать быть источниками сверхдоходов и стать аналогом других производственных отраслей, создающих рабочие места, платящих налоги в бюджет, но не являющихся основным наполнителем бюджета. Российская нефтегазовая отрасль способна вынести существенное снижение цен, она и сейчас отдает в качестве налогов на ведение своего бизнеса около половины выручки. И это не считая налогов на прибыль, имущество, ЕСН и так далее. Важно, чтобы при снижении нефтегазовых доходов бюджет был к этому готов и не пытался бы компенсировать падение увеличением налогового бремени.
«От атомной энергии в современном виде надо отказаться»
Рассказывает академик Евгений Велихов, почётный президент Курчатовского института
Необходимо также понимать, что даже при сохранении мировых цен, доходы от нефтегазового сектора будут падать, так как будет расти себестоимость добычи (хотя по мировым меркам она все еще будет оставаться низкой). Значительный рост добычи в США оказался возможен именно за счет значительного увеличения затрат в расчете на баррель. Подчеркну, что для страны это все равно выгодно еще и потому, что высокотехнологичная добыча – это спрос на продукцию машиностроения; кроме того, нефтяная отрасль – один из крупнейших потребителей услуг ИТ-сектора, она является якорным заказчиком, для которого можно создавать продукты, которые потом можно выпускать на более широкий рынок.
Нефтедобывающий сектор останется важным и для экономики страны, и для ее экспорта. Но в этом нет ничего плохого – сырьевой сектор важен для таких динамично развивающихся стран, как Бразилия, Канада, Австралия и ЮАР. И США своим экономическим благополучием тоже во многом обязаны своему сырьевому сектору, так было и в 17-м веке, когда таким сырьем была атлантическая треска, и в 21-м. После 2008-го года именно бум добычи сланцевой нефти оказался тем локомотивом, который вытянул экономику США из кризиса.
В оптимистическом сценарии развития российской экономики в следующие 20 лет хотелось бы видеть снижение доли нефти и газа в ВВП – но не за счет уменьшения числителя, а за счет увеличения знаменателя. России стоит попробовать и занять свое место в новых отраслях, появляющихся благодаря прогрессу в новой энергетике, и если производство ветряков и солнечных панелей уже достаточно зрелый бизнес, то в производстве батарей могут еще появляться новые интересные ниши.
Отдельный вопрос – каким должен быть энергобаланс России через двадцать лет. Насколько стоит России переходить на альтернативные источники энергии? В России есть регионы с высокими показателями доступности солнечного света и с сильным ветром. В основном они, правда, расположены вдоль побережья арктических морей, это если говорить о ветре, и далеко в Сибири, если говорить о солнце. В этих регионах, несомненно, стоит развивать альтернативную энергетику, особенно, учитывая, что сейчас они зачастую освещаются и отапливаются с помощью привозного дизельного топлива. Там, кстати, не будет и никакой проблемы с резервированием и нестабильным графиком производства электроэнергии – дизельные генераторы никуда не денутся, просто они будут потреблять куда меньше топлива. Но это весьма малая честь энергобаланса страны, и транспортировать электроэнергию из этих районов туда, где живет основное число россиян и где размещается основная промышленность, очень дорого. Можно размещать солнечные батареи в южных районах России, но там они будут прямо конкурировать за земли с сельскохозяйственным производством.
А с другой стороны, сценарий быстрого развития альтернативной энергетики на глобальном уровне предполагает снижение спроса на российские нефть и газ, снижение цены на них и снижение той альтернативной ценности, которую страна может получить от экспорта этих ресурсов, вместо того, чтобы использовать их сама. В такой ситуации экономических причин для ускоренного перехода на новую энергетическую платформу может и не быть. Разумеется, отечественным производителям оборудования для альтернативной энергетики было бы крайне удобно иметь емкий домашний рынок для своей продукции, и они могут выиграть и укрепить свои позиции в глобальной конкуренции, имея такое преимущество, но надо понимать, что их интересы могут расходиться с интересами экономики в целом. Но возможен и сценарий, когда многие страны начнут вводить углеродные налоги разной природы, которыми будут облагаться товары и услуги, произведенные с большим объемом выбросов CO2 – неважно, из искренней заботы о будущем планеты, или используя это как удобный повод для протекционизма и торговых войн. И тогда России придется тоже переходить на альтернативную энергетику, несмотря на все энергетические богатства, остающиеся в ее недрах.
Сергей Вакуленко
Окончил Московский физико-технический институт, где получил степень магистра прикладной математики. Магистра права и дипломатии Флетчерской школы права и дипломатии (совместная программа университетов Тафтс и Гарвард).
С 1998 по 2007 г. работал в компании Shell в должности экономиста, менеджера по развитию бизнеса, директора по продажам нефти, представителя акционера в СП и директора по планированию глобального подразделения по разведке и добыче на проектах в России, Казахстане, Бразилии, Японии, в штаб-квартирах в Лондоне и Гааге.
С 2008 по 2011 г. – руководитель консалтинговой практики компании IHS CERA в России.
С 2011 г. – руководитель Департамента стратегического планирования ОАО «Газпром нефть».
Фото AP
