Командиры первых подводных лодок давали команду "ПЛИ", когда в трубу торпедного аппарата в надводном положении было видно супостата. Если супостату было мало торпеды в борту, лодка подходила ближе, расчехляла банальную пушченку, протирала ветошкой соль на стволе и добивала подранка еще более банальными снарядами. Впрочем, сами лодки в те времена считались подводными лишь с большой натяжкой. Значительную часть времени в море они проводили в надводном положении. Даже обводы их корпусов были сконструированы для большей эффективности движения по волнам, а не в толще воды. С развитием техники лодки становились по-настоящему подводными. А уж когда увидели свет атомоходы второго поколения, командир на мостике в ограждении рубки такой лодки стал появляться лишь в случае особой необходимости. Например, при проходе узостей типа международного пролива Лаперуза или при швартовке в особо секретной Базе.
Да и кому охота сидеть под проливным дождем или постоянно стряхивать с лица то и дело замерзающие брызги трехметровых волн, которые нежно плещутся перед рубкой, когда можно скомандовать "Срочное погружение" и пойти читать бульварные детективы в тепле штурманской рубки все остальное время Командирской вахты?
Правильно - никому.
Впрочем, возможность длительного пребывания лодки под водой стала обеспечиваться не только двигателЯми, работа которых обходится без забортного воздуха, и не только гироскопами и спутниковой навигацией, но и улучшением гидроакустической аппаратуры. И если раньше акустик лишь рисовал общую картину над головой, давая примерную оценку надводных коробок и направление на них, то теперь его оборудование находит мины и полыньи во льдах, различает по гармоникам шума, как по отпечаткам пальцев, два судна одного проекта и, разумеется, позволяет выдать точное расстояние до цели. А при необходимости подскажет командиру, на какой глубине лучше укрыться после потопления цели, чтобы тебя самого не отправили на корм рыбам.
Обратной стороной такого технического прогресса стало то, что акустики начали требовать себе все больше и больше жизненного пространства. Одной каморки папы Карло где-то под трапом в Центральный пост акустикам было уже недостаточно. И вот, на их матчасть уже можно натолкнуться в любом месте подводной лодки. В любом — это значит от кончика носа и до гребного винта в корме. Не говоря уже про отсеки между ними. Разумеется, большАя часть матчасти находится в доступных местах, и обычно это ряды шкафов в проходах, которые можно открыть и вытащить из них километры разноцветных проводов или поляны микросхем. Но в ведении акустиков есть такие интимные вещи, что очень редко, лишь по большим праздникам их удается посмотреть и, что уж стыдиться, пощупать руками. Речь идет о современных гидроакустических антеннах, спрятанных под носовым обтекателем и все время находящихся в воде.
На такой праздник я и попал в начале службы акустиком.
После боевых походов в наших холодных морях и перед дружественным визитом в более теплые воды с пальмами на берегу наш атомоход послали доковаться в бухте Чажма. В той самой Чажме, где тепловым взрывом реактора за несколько лет до нашего докования разрушило АПЛ К-431 проекта 675. На дворе стоял апрель. Сырой, с постоянными приветами из еще ледяного Охотского моря приморский апрель. Как говорится, будете у нас на Колыме, милости просим...
Кроме зачистки ракушек на корпусе лодки и шлифовки лопастей винта, предполагалось провести уйму работ с матчастью, имеющую выходА за борт и которую нельзя отрихтовать кувалдой прямо в море. И вот, атомоход на веревках завели в док, подогнали для компании "Азуху" с какой-то надводной коробкой и затем откачали воду.
Блин.
Когда атомоход 671-й проекта стоит у пирса, погружается на триста метров под воду, а ты находишься или внутри корпуса, или на пирсе рядом с ним, ты не понимаешь, насколько атомоход огромен. Ведь то, что выступает у него из воды в надводном положении, это лишь верхушка айсберга! Там, под водой у 671-го проекта, конечно, не девятиэтажный небоскреб как у "Акулы", но тоже ого-го сколько всего имеется. И стоя внизу на палубе дока, надо откидывать голову далеко назад, чтобы увидеть муравьишек-человечков где-то в районе выдвижных устройств. А если пройти по палубе дока к носу атомохода, широко открытым глазам предстанет стальной обтекатель гидроакустической антенны. И вся лодка покажется космическим кораблем из фантастической фильмЫ о Флеше Гордоне готовым вот-вот вломиться во дворец императора Минга Беспощадного.
К концу первой недели докования, когда все привыкли к жизни внутри лодки, помещенной в чрево еще большего Левиафана, когда заводские инженеры и работяги задолбали своей грязью и вонью от сварки внутри отсеков, я пошел подышать свежим воздухом. Понятно, матрос, независимо от срока службы, праздношатающийся средь бела дня - отличная жертва для каких-нибудь приборочных или покрасочных работ. Поэтому я сразу отправился к лазу, ведущему из пространства между легким и прочным корпусами внутрь главного Божества гидроакустиков - антенны в носу лодки. Там была моя матчасть. И пусть кто-нибудь докажет, что я ее, если и не ремонтирую, то по крайней мере не изучаю и не молюсь на нее!
Оставленные пролетариатом переноски давали достаточно света, отдраенные рабочие лючки обеспечивали приток воздуха, а ватник со свитером, теплые подштанники и прогретый с утра корпус лодки обеспечивали комфортные температурные условия моей тушки на небольшом балкончике перед антенной. Само пространство внутри антенны напоминало кладку яиц Чужого из фильма, как ни странно, Чужой. Лишь звукоприемные датчики в виде цилиндров вместо сопливых яиц обеспечивали мой душевный покой, не давая воображению разыграться по полной программе и нАчать ждать, вот прям счас, появления Монстра.
Я привалился к корпусу и начал бить поклоны своему Божеству, то есть читать детектив позаимствованный из личной библиотеки Командира. Когда моя тушка вслед за корпусом начала остывать, а книженция была дочитана, я посмотрел на часы. До ужина было еще далеко. Чтобы скоротать оставшееся время и согреться, я решил спуститься в самое сердце антенны.
К ее алтарю.
Тем более, я там еще не был.
Ладно, просто мне было любопытно.
Я сунул книжку в дуковский мешок, который я только что использовал в качестве молитвенного коврика, спустил вниз лампу переноски и, взявшись за поручни вертикального трапа, скользнул вниз с балкончика. Трап для меня был новым, поручни с середины покрывала слизь ржавчины, и как результат - я, не рассчитав момент начала торможения, приземлился на алтарь антенны седалищными мышцами. Меня инерцией бросило спиной на гидрофоны. Мол, плохо молился на ночь.
О, как.
Ватник и штаны моментально всосали в себя ржавчину. Очистить которую было невозможно! Требовалась стирка. Со штанами можно было как-то справиться, но с ватником - нет. Весь расход воды на лодке во время докования, впрочем, и слив из гальюнов, был ограничен. А только на ватник пресной воды бы ушло полкуба.
Причем высохнуть до утреннего построения на палубе дока у ватника не было ни одного шанса. Реактор в коматозном состоянии, обогреватели работают на минимальной мощности. Японское море тоже шепчет.
Пришлось взбодриться и пойти на крайние меры - изыскивать резервы и быстро выбить долги из матросов Экипажа, чтобы еще до исхода пролетариата на берег найти среди них того, кто за стакан шила продаст, конечно, не мать, но очень родной ватник. Причем в приличном состоянии, в котором мне будет незападло стоять верхнюю вахту на пирсе в Базе.
И мне это удалось.
Причем так, что следующей зимой мой слегка неуставной, с расчетом на два свитера ватник постоянно вызывал невероятную зависть у верхних вахтенных в мороз, особенно когда начинал дышать Океан...
