Вот, что удалось отыскать в словарях. Героизм — «способность к совершению подвига». ОК. А подвиг — «героический поступок». Иначе говоря, героизм это способность к совершению героического поступка. Не поспоришь.
Возьмем гипотермическую ситуацию: некто отстреливался до последнего патрона, а затем подорвал себя гранатой, не сдавшись живым. Достаточно такой информации, чтобы назвать его мужественным героем, совершившим подвиг? Наверное, нет. А вдруг он из дивизии СС «Шарлемань», проявившей себя при обороне Рейхстага? Или боевик с Кавказа? Их редко, если не никогда, задерживают живыми. А если это вообще маньяк-педофил, не давшийся живым в руки полиции? Как-то назвать этих персонажей героями язык не поворачивается.
Лучше всех ответила «Философская энциклопедия», напомнив про общественное значение. Вероятно потому, что руководствовалась единственно верным учением. Это и по лексике заметно: «интересы народных масс», «передовые классы». Хотя, «героизм это героическое …» — звучит прелестно.
Героизм Александра Матросова, грудью закрывшего от фашистов Советскую Родину, подходит под это определение целиком и полностью. А, например, подвиг крейсера «Варяг» не подходит совсем. В самом деле, какое уж там общественное значение. Всё общество в единодушном порыве абстрагировалось от маленькой победоносной войны, развязанной гениальным руководителем — Хозяином Земли Русской с целью поднятия своего рейтинга. Какие уж там «интересы народных масс и передовых классов» в империалистической войне. Тем не менее, сомневаться в героизме экипажа «Варяга» не приходится. В чем же дело?
Исходя из практики (кому как не «Философской энциклопедии» знать об этом критерии истины), я бы сказал, что поступок считается подвигом, если его совершил наш человек. Даже если общественное значение и передовые интересы не наблюдаются. Как пошутил О.Генри (немного по другому поводу, но параллель просматривается):
Когда любим мы сами, слово «любовь» – синоним самопожертвования и отречения. Когда любят соседи, живущие за стеной, это слово означает самомнение и нахальство.
Ну да, как-то так: наши разведчики и их шпионы. Наши герои и их фанатики. Получается, что любой герой напоминает двуликого Януса, смотря с чьей точки зрения на него взглянуть. Он может быть одновременно и гнусным шпионом, достойным лишь виселицы, и доблестным разведчиком, достойным государственных наград. Фрэзер в своей книге «Фольклор в Ветхом завете» с великобританским хладнокровием рассуждает:
Не подлежит никакому сомнению, что если бы существовала филистимлянская версия рассказа о Самсоне и Далиде, то жертва и злодей поменялись бы в ней местами. Самсон бы фигурировал в качестве разбойника, без зазрения совести грабившего и убивавшего беззащитных филистимлян, а Далида явилась бы невинной жертвой его зверского насилия, своей находчивостью и мужеством сумевшей одновременно отомстить за причиненное ей зло и освободить свой народ от жестоких набегов чудовища.
И поучает:
Так всегда бывает, что в борьбе народов и группировок роли героев и злодеев меняются в зависимости от точки зрения, с которой мы их рассматриваем. Один и тот же человек, рассматриваемый с одной стороны, покажется нам благороднейшим из героев; если же посмотреть на него с другой стороны, он превращается в гнуснейшего злодея. …каждый человек, выдвинувшийся на шумной арене истории, подобен арлекину, чей сшитый из разных лоскутов материи костюм меняет свой цвет в зависимости от того, с какой стороны на него смотрят. Но беспристрастный историк должен видеть арлекинов со всех сторон и изображать их во всем многоцветье их одеяний – не только сплошь белыми, как их видят друзья, и не исключительно черными, какими они представляются своим врагам.
Как-то слишком сложно, не правда ли? Зачем-то еще пытаться понять чужую точку зрения.
To the Happy Few
P.S. В общем-то, эту заметку надо читать вместе с этой.
