Обстановка все больше накалялась, в июле произошли восстания большевиков, и моряки Кронштадта пытались двинуться на Царское Село. Временное правительство сталкивалось со все большими трудностями, и Керенский понял: чтобы спасти узников, необходимо срочно переправить их подальше от столицы. О пункте назначения не сообщалось никому, даже самой императорской семье. Но пришлось прождать немало дней, прежде чем железнодорожники предоставили обещанный поезд.
Романовы расстались с Царским Селом в середине августа. Это было началом их крестного пути: против всех их ожиданий, поезд направился на восток, в сторону Сибири. Царь высказал пожелание поехать в Крым, но в целях безопасности Керенский выбрал Тобольск, расположенный за Уралом, там, где начиналась тайга: это действительно было весьма уединенное место, в течение долгих месяцев занесенное снегами, без промышленного пролетариата и главным образом без железной дороги. Романовым пришлось продолжать свой путь по реке, и, проплывая по Иртышу, они оказались рядом с Покровским — селом, где родился Распутин. После продолжительного и однообразного путешествия узники наконец прибыли в Тобольск, однако принуждены были провести на борту еще целую неделю, ожидая, пока для них будет подготовлена резиденция бывшего губернатора.
В решении эвакуировать царскую семью в далекую Сибирь многие усматривали желание Временного правительства и самого Керенского еще больше унизить Николая II: ведь именно в Сибирь цари, по традиции, ссылали своих политических противников. К тому же это были родные края «старца», так что, вполне возможно, существовал и более мелочный повод для такого выбора.
Первые месяцы пребывания в Сибири прошли относительно безмятежно, поскольку Романовы еще надеялись, что их освободят. Тобольск был в руках социал-демократов, но мороз, сковавший город, снизил напряженность обстановки и объединил всех, оказавшихся в изоляции: и пленников, и тюремщиков. Даже Октябрьская революция прошла почти не замеченной в том затерянном сибирском уголке. Царица установила для всей семьи распорядок дня, чередуя со свойственной ей педантичностью занятия с развлечениями. Николай II смог посвятить себя любимым делам в саду; он также очень подружился с полковником Кобылинским. А дети устроили при помощи своих гувернеров несколько представлений.
Но вдруг все резко изменилось: из Москвы, вновь ставшей столицей, поступил приказ сократить продовольственный рацион узников до размера солдатского пайка, а суммы, выделенные на содержание бывшего царя, были так урезаны, что пришлось уволить десяток слуг. Николаю II запретили носить офицерские погоны, и всей семье больше не разрешалось даже ходить в церковь. При всеобщем смятении недосмотрели за Алексеем, и он упал, что привело к очередному сильнейшему кровотечению.
Ситуация обострялась повсеместно, и Уралсовет, ставший самым фанатичным большевистским центром на Урале, уже не раз посылал в Тобольск отдельные отряды, чтобы завладеть императорской семьей. Обстановка складывалась критически, но в апреле 1918 года из Москвы прибыл некий комиссар Яковлев: у него был мандат ВЦИК, а сопровождал его большой конный отряд красногвардейцев. У комиссара был к тому же личный телеграфист, и он мог напрямую связываться с Кремлем. Яковлев сообщил, что у него есть приказ доставить Николая II на новое место заключения. Мы, наверное, так и не узнаем, кем на самом деле был этот человек: большевистским комиссаром, белым разведчиком или британским агентом? И это тоже является частью тайны, которой окутана гибель Романовых.
Александра Федоровна решила поехать с мужем и взяла с собой Марию, оставив Алексея под присмотром остальных сестер и врача. И снова долгая и изнурительная дорога, та же самая, но в обратном направлении. Яковлев старался держаться подальше от Екатеринбурга и Уралсовета, но эти люди предпринимали все возможное, чтобы стать у него на пути, и в конце концов добились своего: узники были направлены в Екатеринбург, а таинственный комиссар исчез, как только прибыл на вокзал.
На протяжении всего заключения Романовы пребывали в страшном одиночестве, и на самом деле никто всерьез их освобождать не собирался: все попытки спасти императорскую семью, описанные и белыми и красными — чистый вымысел.
Когда царь находился в Тобольске, освободить его не представляло особой сложности, но ничего для этого предпринято не было, нашлись даже такие, кто захотел извлечь из его положения выгоду. Одним из них был Борис Соловьев, личность одиозная, с биографией, достойной пера романиста: сын казначея Святейшего Синода, Соловьев получил образование в Берлине, а во время путешествия в Индию изучил приемы гипноза.
В довершение своей «карьеры» он женился на дочери Распутина Матрене, поехал с ней в Сибирь и дал понять, что якобы собирается освободить Романовых. Эта темная личность взяла на себя роль посредника между императорской семьей и теми, кто хотел ей помочь. Соловьев присвоил значительные суммы денег, предназначенные для спасения узников, но в действительности он вовсе не являлся организатором хоть сколько-нибудь серьезного плана их освобождения.
Таким образом, Романовы, брошенные на произвол судьбы, оказались в руках Уралсовета.
Приближалось последнее действие этой страшной трагедии.
