Глеба Котельникова помнят тысячи летчиков. Этот человек изобрел парашют
Первая авиакатастрофа в России произошла 7 октября 1910 года над Комендантским аэродромом под Петербургом. "Фарман" капитана Льва Мациевича развалился в воздухе при наборе рекордной высоты в 500 метров. Шансов на спасение у пилота не было. Парашютов и катапульт в авиации еще не знали.
Текст: Михаил Быков, фото предоставлено М. Золотаревым
По тем временам, когда самолеты были в диковинку, такое мероприятие, как I Всероссийский праздник воздухоплавания, явилось грандиозным событием. Перед публикой предстали монстры-дирижабли, аэростаты и главные герои — аэропланы. Последних многие не то что в провинции, но и в столице видели впервые. Праздник, разбитый на три части, продолжался три недели. Комендантское поле посетили 145 тысяч человек. И тут — трагедия, эмоционально перекрасившая восторженное отношение к событию всех — от государя императора до простого питерского обывателя.
Однако смерть Мациевича повлекла за собой цепь событий, принесших огромную пользу всей мировой авиации и спасших жизнь тысячам и тысячам летчиков. Среди прочих зрителей наблюдал на Комендантском поле за полетами ничем не примечательный с виду человек — Глеб Котельников. Впрочем, кто-то мог узнать в нем актера из труппы Народного дома Николая II. Открылся в столице в 1900 году такой огромный театрально-концертный комплекс на Петроградской стороне и быстро завоевал популярность у публики. Но Котельников прибыл в Питер за считаные месяцы до гибели Мациевича и вряд ли успел получить серьезный репертуар.
Среди прочего видел Котельников на празднике воздухоплавания и номер, который исполнял странствующий парашютист Юзеф Древницкий. Изобретенное им вместе с погибшим в 1895 году в Витебске братом Станиславом устройство назвать парашютом в современном смысле слова никак нельзя. Жесткий купол-зонтик в сложенном состоянии привязывали к монгольфьеру (аэростату с наполненной горячим воздухом оболочкой. — Прим. авт.). Затем естественным образом монгольфьер поднимался на высоту с полкилометра. Циркач все это время сидел на трапеции, привязанной к зонтику. Когда приходило время прыжка, смельчак спрыгивал с трапеции, под его весом зонтик отрывался от аэростата и раскрывался. Далее герой падал, не имея ни малейшей возможности контролировать полет. Позже Юзеф усовершенствовал свое "чудо техники". Зонтик стали прикреплять к монгольфьеру специальным замком, который в нужный момент висевший на стропах "парашютист" отщелкивал самостоятельно.
Станиславу повезло 123 раза. На 124-й он разбился. Даже не при самом прыжке, а при подъеме шара в небо, сорвавшись с высоты в полтора десятка метров. Юзеф прыгал долго. Перед I Всероссийским праздником воздухоплавания на его счету было свыше 400 прыжков. Закончил он это дело, едва началась Первая мировая. Умер своей смертью в 1917-м, 50 лет от роду. Задумывался когда-либо Юзеф Древницкий о конструкции парашюта, способного спасать жизнь, а не только подвергать ее риску, сказать трудно. А вот господин Котельников задумался. Именно в день роскошного прыжка Древницкого над Комендантским полем и гибели капитана Мациевича. "Гибель молодого летчика в тот памятный день настолько меня потрясла, что я решил во что бы то ни стало построить прибор, предохраняющий жизнь пилота от смертельной опасности. Я превратил свою небольшую комнату в мастерскую и более года работал над изобретением нового парашюта", — вспоминал Глеб Евгеньевич много лет спустя.
ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР
Глеб Евгеньевич Котельников родился 30 января 1872 года в Петербурге. В 1889-м поступил в Киевское военное училище, из которого через четыре года вышел поручиком артиллерии. Напрашивается вывод, что он из военной семьи, так как в России отцы-полковники традиционно отправляли сыновей-кадет в юнкера. На этот раз мы имеем дело с исключением. Отец конструктора, Евгений Григорьевич Котельников, был профессором высшей математики и механики в Санкт-Петербургском земледельческом институте (теперь — Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет. — Прим. авт.). Что вовсе не мешало ему увлекаться сугубо гуманитарными сферами, особенно театром. Страсть супруга к искусству Мельпомены разделяла и мать Глеба, происходившая из семьи крепостного художника.
Мальчик с детства прекрасно пел, играл на скрипке, участвовал в постановках домашнего театра. После переезда семьи из Вильны в столицу мать устроила в квартире другой театр — кукольный. Параллельно с творческими увлечениями Глеба интересовали и сугубо технические вещи. Он всю жизнь что-то изобретал. В 13 лет собственноручно изготовил фотоаппарат, да такой, что, увидев сделанные с его помощью негативы, всерьез увлекавшийся фотографией отец расщедрился и купил сыну дорогую профессиональную модель. Так откуда ж взялось Киевское военное?..
Отец скончался скоропостижно и рано. Семья в одночасье потеряла средства к существованию. Старший брат, Борис, еще только готовился к самостоятельной жизни. И младший, Глеб, принял решение избрать военную стезю. Учеба в училище для семьи необременительна, а там — как получится.
Получилось так, что три года поручик Котельников "отмучился" в крепости Ивангород на Висле. Многие, кто прошел службу в русских крепостях в русской Польше, Литве, Белоруссии на младших офицерских должностях, вспоминали эти годы как не самые веселые в жизни. Тяготила не служба, тяготила рутина повседневности. Через три года поручик Котельников вышел в отставку. И по примеру дяди и старшего брата занялся акцизным делом. "В Российской империи под акцизом подразумевался косвенный налог только на предметы внутреннего производства, выделываемые и продаваемые частными лицами, взимаемый собственно с потребления. Акцизная система была тесно связана с системами государственных монополий и таможенными пошлинами". Уже одна эта цитата из книги коллектива авторов "У истоков финансового права" дает понять, насколько "захватывающей и творческой" была работа.
В 1899 году Котельников заканчивает холостяцкую жизнь. Его супругой становится дочь художника-передвижника Василия Волкова — Юлия. Семья быстро пополняется тремя детьми, а потому хлеб насущный оставался главной заботой ее главы.
Однако Котельников не забывал о своих увлечениях театром и изобретательством. Всюду, где приходилось жить по роду службы, он находил любительские сцены. И поводы для выдумывания чего-нибудь новенького. Мелких поездок по уезду у акцизного чиновника всегда в достатке. Глеб Евгеньевич использовал в этих целях велосипед. Быстрее и дешевле, чем на лошадях. Но велосипед был непростой, а с приделанным к нему парусом. Поэтому при попутном ветре вполне мог соперничать с редкими в то время и медлительными авто.
В 1910 году Котельников с семьей перебирается в родной Петербург. Сцена в Народном доме не сулила больших доходов, да, видно, за тринадцать лет акцизной жизни выслужил себе отставной поручик какой-то пенсион.
ПЕРВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
На все про все у Котельникова ушло 10 месяцев. Решение, как это часто бывает, подсказал случай. Как-то взгляд упал на дамскую сумочку, из которой хозяйка доставала аккуратно сложенный шелковый платок. И вот оно — гениальное! Правильным образом сложенный шелк парашюта помещается в заплечный ранец, который открывается в нужный момент при помощи специального приспособления, шелк вылетает наружу, расправляется в струях воздуха, благодаря стропам принимает правильную купольную форму и плавно опускает человека на землю. Шелк — это вам не тяжеленные крылья пропитанного каучуком брезента. А ведь именно этот сложный материал пытались использовать первые изобретатели стационарных парашютов.
Первые испытания Котельников проводил весьма экстравагантным способом. Закреплял манекен с парашютом на огромном воздушном змее. При запуске поджигался трут, который через некоторое время пережигал веревку, связывающую змея с манекеном. Тот благополучно возвращался на землю. Убедившись на опытах, что ранцевый парашют можно представить "по начальству", осенью 1911 года Котельников подал заявку в Главное инженерное управление Военного министерства. Ответ не то чтоб обескуражил, но обидел. Заведующий электротехнической частью ГИУ генерал-лейтенант Александр Павлов написал изобретателю: "Возвращая при сем согласно письма Вашего от 11 сего сентября чертеж и описание автоматически действующего парашюта Вашего изобретения, ГИУ уведомляет, что изобретенный Вами "ранец-выбрасыватель" ничем не обеспечивает надежность открывания парашюта после выбрасывания его из ранца, а потому не может быть принят в качестве спасательного прибора... Ввиду вышеизложенного ГИУ предложение Ваше отклоняет". Для справки: нашего "героя", генерала Павлова, во многих источниках именуют инициалами А.П. Так вот, Родина должна знать своих "героев". Звали генерала Александр Александрович.
Котельников, разочаровавшись в поддержке государства, обратился к частному капиталу. Проектом заинтересовался главный управляющий знаменитой питерской гостиницы "Англетер" Вильгельм Ломач и вложил в него собственные средства и связи. А связи у него были колоссальные. Ведь собственниками шикарного отеля были граф и графиня Медем. Короче говоря, Котельников подал заявку на патент во Франции и получил его весной 1912 года.
Уже запатентованное изобретение Глеб Евгеньевич привез в Россию и вновь занялся испытаниями. На этот раз не в "домашних" условиях в Стрельне, а на Гатчинском аэродроме рядом с поселком Сализи, где располагалась Императорская воздухоплавательная школа. РК-1, так назвал своего питомца сам Котельников ("Русский Котельникова первый"), подвергли серьезным испытаниям. Манекен весом 80 килограммов сбрасывали с высоты всего 200 метров, и всякий раз система срабатывала идеально.
Казалось бы, дело за малым. Провести испытания с летчиком-добровольцем, чтобы снять последние вопросы. Тем более что летчики, в том числе знаменитый первый русский авиатор, Михаил Ефимов, отзывались о конструкции крайне благожелательно. Ведь это Ефимов "ронял" манекен над Гатчиной. Одно вызывало у него сомнения. Вес ранца составлял почти пуд. С таким грузом летчику в тесной кабинке аэроплана разворачиваться было бы трудно. Но этот вопрос был для Котельникова из категории, что называется, решаемых. После испытаний на манекене рвался в бой тогда еще курсант Гатчинской летной школы Петр Нестеров. Он публично обратился к Котельникову: "Ваше изобретение изумительно! Разрешите, я немедленно повторю прыжок". Узнавшее об инициативе подпоручика начальство школы немедленно распорядилось посадить его... нет, не в кабину аэроплана, а в камеру местной гауптвахты.
Очередная попытка убедить Военное министерство в полезности и актуальности РК-1 окончилась неудачей. На сей раз вмешался главный инспектор Императорского воздушного флота великий князь Александр Михайлович. Он был вполне себе "авиационным" человеком и многое сделал для создания русской школы авиации, в том числе военной. Но в вопросе с парашютом показал себя далеко не гуманистом. Вот слова, перечеркнувшие на несколько лет все надежды авиаторов обрести надежного защитника в небе: "Парашюты в авиации — вообще, вещь вредная, так как летчики при малейшей опасности, грозящей им со стороны неприятеля, будут спасаться на парашютах, предоставляя самолеты гибели. Машины дороже людей. Мы ввозим машины из-за границы, поэтому их следует беречь. А люди найдутся, не те, так другие!" Определеннее некуда.
ДО, ВО ВРЕМЯ И ПОСЛЕ ВОЙНЫ
В конце осени 1912 года во Франции задумали провести необычный конкурс — по моделям парашютов. Ясно, что в Европе изобретатели без дела не сидели. Котельников поехать не смог, а вот его компаньон Ломач, прихватив два аппарата и безрассудно храброго студента Петербургской консерватории Владимира Оссовского, отбыл в Руан. Там-то Оссовский и совершил прыжок с ранцевым парашютом. Первым в мире! Прыгал он с моста над Сеной с высоты всего 60 метров. Шуму было много, однако первый приз достался французскому изобретателю. Хотя по всем техническим параметрам его конструкция уступала РК-1. Приз призом, а французская компания "Жюкмес" внимательно изучила изобретение Котельникова и, не обращая внимания на существование патента, быстренько наладила его производство. Правда, как выяснилось уже во время мировой войны, вовсе не для летчиков, а для наблюдателей-аэростатчиков. Эти специалисты по разведке и корректировке артиллерийского огня ценились очень высоко, польза от их работы была огромна, но гибли они часто. Под Верденом в 1916 году парашюты фирмы"Жюкмес", которые на самом деле были ухудшенным вариантом РК-1, спасли жизнь десяткам обитателей аэростатов.
В России тем временем проснулись. В 1913 году благодаря таланту авиаконструктора Игоря Сикорского на свет появился первый тяжелый 4-моторный самолет, получивший вскоре имя "Илья Муромец". В начале войны была сформирована эскадра, через состав которой прошло более 70 машин. Экипаж "Муромца" состоял из четырех офицеров. Подготовка летчиков такого класса была очень дорогой. Извините за выражение, штучное производство. И в военном ведомстве вспомнили о Котельникове, который к тому времени был призван в действующую армию и служил в автомобильных частях. Напомнил об РК-1 большим начальникам командир экипажа "Муромец-V" военный летчик Глеб Алехнович. Котельникова отозвали из действующей армии и дали заказ — на 70 экземпляров. Попали парашюты в итоге на борта "Муромцев" или гнили где-то на складах, сказать трудно, так как не зафиксировано ни одного случая их использования. За всю войну был сбит только один бомбардировщик, который над деревней Боруны в Гродненской области Белоруссии атаковали сразу 20 истребителей. Если парашюты и были на борту, в такой боевой обстановке их использование маловероятно.
В следующий раз к Котельникову обратились только в конце 1916 года. Учтя боевой опыт союзников в небе над Западным фронтом, Главное военно-техническое управление Военного министерства (бывшее ГИУ) заказало для воздухоплавателей-наблюдателей 200 аппаратов фирмы "Жюкмес" во Франции и несколько штук РК-1 — у Котельникова. Обучение началось летом 1917 года с... испытаний. Вновь в небо над Гатчиной поднялись манекены. Но надо отдать должное начальству Офицерской воздухоплавательной школы — медлить с обучением людей не стали. Как в случае с экипажами "Муромцев". Один за другим офицеры подавали рапорты на имя начальника школы генерал-лейтенанта Александра Кованько об удачных прыжках с РК-1. Всего таких рапортов оказалось... пять. С "жюкмесами" прыгали куда чаще — 56 раз. В восьми случаях парашютисты погибли. В семи — получили ранения и травмы. Вот такая арифметика!
О том, как жил Котельников в годы Гражданской войны, почти ничего не известно. Зато в 1923 году он предъявил авиаторам усовершенствованную модель парашюта — РК-2. Через год появилась следующая модель — РК-3. Ее отличительной чертой было то, что твердый корпус ранца был заменен на мягкий. Примерно такой, какой мы видим сегодня в кинофильмах про героические будни ВДВ. Кроме того, Глеб Евгеньевич изобрел парашют-гигант, способный доставить на землю груз весом в треть тонны. Странно, но довольно долгое время советские военные власти шли по дорожке, проторенной неким генерал-лейтенантом Александром Павловым из Главного инженерного управления Военного министерства Российской империи.
Покупали все больше псевдофранцузские "жюкмесы" и американские "ирвины". За золото, разумеется. И это несмотря на то, что, отходя от "парашютных" дел и переходя на изобретения в других областях, Котельников передал все свои патенты в собственность советской страны. К началу Великой Отечественной войны Глеб Евгеньевич почти потерял зрение. Остался в Ленинграде. После первой блокадной зимы был эвакуирован в Москву, где и умер в 1944 году, успев надиктовать книгу "Парашют". Она вышла в свет в 1943-м. Вскоре после войны, в 1949 году, деревня Сализи, что под Гатчиной, где проходили первые официальные испытания первого в мире ранцевого парашюта, была переименована в Котельниково, у въезда в поселок стоит стела. На одном из домов 14-й линии Васильевского острова в Петербурге висит мемориальная доска, сообщающая, что здесь с 1912 по 1941 год жил первый конструктор парашюта...
Котельников похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. У парашютистов есть поверье. Если к веткам деревьев над его могилой привязать ленточку для затяжки парашютного ранца — будет тебе удача.
