Отрицательный герой по-советски – это не только поступки, речи, смыслы, но и особые отличительные знаки, по которым читатель (или зритель) мог сразу же приметить «чужого». Очень важным было… само имя героя, точнее – антигероя. Вот – детективная история Аркадия Адамова «Дело Пёстрых» (1956). В повествовании возникает некий красивый, лощёный студент с красноречивым именем.
«Всё нормально, девочка, – самодовольно пояснил Арнольд, развязным жестом кладя руку на плечо Лены». Да, где имеется Арнольд, там всегда – самодовольство, развязные жесты и циничное обращение «девочка». Он – подонок, и в одной из последующих глав окажется ещё и преступником. Всех стиляг из фельетонов звали Эдиками и Альфредами.
Если автору не хотелось быть чересчур прямолинейным, тогда он давал своему антигерою русское, но – уменьшительно-ласкательное, мещанское имечко, «…похожее на кличку болонки», как было тонко подмечено в одной из разоблачительных статей. Примеры? Вавочка (а не Валя), Татуся (а не Наташа), Мусенька (и вовсе не Маруся), Кока (вместо Коли), Жорик или Гога (но не Георгий). «Муля, не нервируй меня!» Муля – это не мужчина, а подкаблучник и придурок.
Но это ещё не так страшно. Вот строки из популярного фельетона Николая Асанова «Шептун» (1954). Речь шла о фарце и прочих сопутствующих бизнес-проектах. «Передо мной стоял Гога Баранчук, но в каком виде! Плечи его рыжего костюма стали в два раза шире от ватных подкладок, шляпа была зелёная с длинным ворсом, на ногах ярчайшие жёлтые полуботинки на сверхтолстой подошве, и вообще весь вид его свидетельствовал о преуспеянии…».
В оперетте Шостаковича «Москва, Черёмушки» (1959–1960) действует модница Вавочка – юная жена престарелого начальника. В пьесе Николая Погодина «Маленькая студентка» (1958) тоже имеется Вавочка Маландина – инфантильная девушка-принцесса, любящая комфорт. Кстати, в этой же комедии выведен стиляга по фамилии… Ларисов.
Очень часто отрицательный персонаж имел «обычное» имя, зато носил красивенькую фамилию – с намёком на аристократическое звучание и непременным окончанием на -ский. Враг Лахновский из «Вечного зова», например. В молодёжной кинодраме «Аттестат зрелости» (1954) заносчивого старшеклассника зовут Валентин Листовский – типичное имя для отщепенца и начинающего негодяя.
В «чистопрудном» цикле Юрия Нагибина упоминается некая девочка-мечта Валя Гронская – дочка обеспеченных родителей, этакая ухоженная фифа, которую привозили на авто. Безусловно, и сама Валя, и её друзья оказываются враждебны не только Ракитину (от лица которого ведётся рассказ), но всему солнечному пионерскому миру.
У Радия Погодина есть рассказ «Копилка» (1958), где мальчик Толя становится куркулём, жадиной и «…буржуйской мордой», а бывшие его товарищи кричат ему: «Гога с бантом!» Где Толик и – где Гога? Но с точки зрения маленьких правдолюбов, скурвившийся Толик, Толька, Толян тут же превращается в омерзительного Гогу, да ещё и с бантом. Хорошо, что не навсегда!
Эта безотказная, грубая система использовалась примерно до середины 1960-х годов. В позднесоветских фильмах и книгах всё было тоньше и не напрямки. Подлеца могли звать Колей, Васей, Пашей… а хорошую девушку – Нелли. Пример – Нелли Леднёва из «Большой перемены» (1973). А вот в эпоху перестройки, хотя и на время, включилась старая схема. Вспоминаются гневно-разоблачительные статьи о пресыщенных мажорах и их чиновных родителях – главных противниках Ускорения & Гласности. Вот там снова замелькали Эдики, Ланы и Карины.
Зина Корзина (с)
https://zina-korzina.livejournal.com/946187.html
