Своим студентам в институте искусств вопроса о Харбине я не задавал. Китай неплохо освоен приморцами, о городе на берегу Сунгари, конечно, многие земляки знают. Не только те, кто приезжал непосредственно в Харбин, но и те, кому привелось добираться железной дорогой до Пекина или Даляня, активно посещаемого нашими туристами и деловыми людьми. В городе живет в пять-шесть раз больше народу, чем во всем Приморском крае. Он славен зимним фестивалем ледяных скульптур, крупнейшим в КНР производством вертолетов, организацией разного рода международных выставок и ярмарок, привлекателен для туристов. Потому молодых людей я спрашивал не о Харбине, а о КВДЖ – Китайско-Восточной железной дороге. Никто ничего не смог сказать о ней. Никто, не один человек. Между тем, Харбин изначально неотделим от КВЖД. Верно утверждение: город начинался с железной дороги. Но правда и в том, что КВЖД начиналась с Харбина. В 1898 году он основан русскими как будущая железнодорожная станция.
Дорога в разное время именовалась по-разному: Маньчжурская, Китайская Чаньчуньская, Харбинская. Построенная Россией по согласованию с китайской стороной, являясь безраздельным достоянием Российской империи, магистраль через Маньчжурию соединяла Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. История ее драматична. В этой истории даже была своя война (1929 г.).
КВЖД имела разных хозяев. Полностью введенная в эксплуатацию в 1903 г., дорога обслуживалась до 1917 г. российскими подданными, потом советскими гражданами, в 1935 г. отошла к Маньчжоу-го и до разгрома нашими войсками Квантунской армии фактически принадлежала Японии. Совместное после второй мировой войны советско-китайское управление завершилось в 1953 г. безвозмездной передачей Китайско-Чаньчуньской железной дороги Китайской Народной республике.
Харбин, с нуля поднявшийся на болотах у реки Сунгари, в течение нескольких десятилетий превратился в город, развитый во всех отношениях. Это был русский город, в котором всё, от его архитектурного облика до разнообразных, необходимых для работы железной дороги и для жизни горожан, производств создавалось трудом и талантом харбинцев. И как сама Россия, город был многонационален. Не только на открытках и старинных фотографиях можно увидеть православные храмы, католические костелы, протестантские церкви, еврейские синагоги, многообразные молельные дома Харбина – часть строений сохранилась до наших дней.
Это был город уникального соединения, взаимопроникновения культур двух великих народов. Сегодня на харбинских погостах можно увидеть надгробья, на которых русские имена сочетаются с китайскими фамилиями, а имена китайские – с фамилиями русскими.
Этот город был родным для людей, оставшихся без Родины, – после революции и гражданской войны в России Харбин стал на востоке центром эмиграции первой волны.
Он обрел много имен. Одно из них – Восточный Париж. В облике города, безнадежно азиатского по своему географическому положению, в ритме, в атмосфере его жизни, в свычаях-обычаях, в манерах и даже в одежде его жителей присутствовало много такого, что делало Харбин подчеркнуто европейским. Но в большей мере название Восточный Париж город заслужил, дав приют и вдохновение русским артистам, художникам, писателям, оказавшимся вдалеке от родной земли. Харбинцами были: Федор Шаляпин и Александр Вертинский (старшая дочь Марианна родилась в Китае накануне возвращения семьи в Москву)… Харбинцы: Арсений Несмелов, Валерий Перелешин, Степан Скиталец, Альфред Хейдок… Харбинец – Павел Северный (фон Ольбрих), через жену породнившийся с родом, увековеченным в топонимике Владивостока названиями Куперова падь, мыс Купера и др.
Русский Харбин к концу своего существования уже город-стотысячник. Судьбы харбинцев, рассеянных по всем обитаемым материкам планеты, нередко таинственны, всегда драматичны, часто безоговорочно трагичны. Немало наших соплеменников остались харбинцами навечно. На холмистом берегу Сунгари упокоены тысячи и тысячи (общее количество никому неизвестно) строителей города и КВЖД, участников русско-японской войны 1904 – 1905 годов, эмигрантов, советских воинов, погибших в боях при освобождении Китая от японских захватчиков в 1945 году.
Старых харбинцев, их потомков в Харбине нет. Сегодня в городе наберется несколько десятков русских. Огромный мегаполис стал всецело китайским и, кажется, забыл самого себя. Но еще есть люди, которые помнят Харбин таким, каким он был, когда его звали Восточным Парижем.
***
Почему человеку, осознающему себя человеком русским, в Харбине становится печально?
Тут надо уточнить понятие «русский». Все знают: в Китае живут китайцы. Во Вьетнаме – вьетнамцы. В Соединенных Штатах – американцы. Между тем, Китай – это более полусотни разных народов. Главный, самый многочисленный из них – «хань». Мы, большинство из нас, про ханьцев не ведаем, для нас все жители Поднебесной – китайцы. Около ста миллионов жителей Вьетнама, соответственно – вьетнамцы. Однако и здесь более пятидесяти национальностей (большинство – вьеты), говорящих более чем на ста(!) языках. Американцы используют более трехсот тридцати(!) языков, что дает представление о национальном составе населения страны. И, к примеру, почти миллион русскоговорящих, более полумиллиона разговаривающих на хинди и столько же на польском одинаково являются американцами.
Похожее было в царской России. Национальности «русский» не существовало. Братские славянские народы назывались великороссами, белорусами и малороссами. Все граждане империи, независимо от национальности и родного языка, в глазах всего мира были русскими.
В этом контексте исторический многонациональный Харбин с момента своего основания был русским городом. Но печально в нем не потому, что он перестал им быть. Печально, горько и даже страшновато потому, что история русского Харбина и его жителей стала матрицей разрушительного процесса, в результате которого целое и большое делится на части. И уже по частям, начиная с малых, начиная с национальной, религиозной группы, с отдельной семьи, с отдельного взятого человека, бесповоротно уходит в небытие.
Харбин был не просто частью большой страны, он был (изначально) этой страной – был маленькой Россией с многоплеменным, как сама Россия, молящимся разным богам, но, за малым исключением (везде бывает), преданно служащим единой для всех державе народом. Этого Харбина, этого народа сегодня нет. Стоит на земле большой красивый город. Другой город. По всему свету рассыпались потомки харбинцев. Они – уже не харбинцы. Хотя…
Мое сердце заболело о малой моей родине. В Казахстане, где больше половины жителей составляли русские (немцы, поляки и т.д.) сейчас их менее трети. Хватило не жизни – полжизни, четверти жизни одного поколения, чтобы народ бывшей советской республики разделился, и те люди, которые превратились в иностранцев по отношению к своим соплеменникам, стали исчезать с родных мест. Покидая города, возведенные дедами-отцами, землю, обихоженную предками, погосты, на которых остаются без призора кресты и звезды, надмогильные плиты и памятники, датированные ни много ни мало тремя с лишним веками.
Логика разделения жестока: процесс, однажды начавшись, набирает обороты и ведет ко всё большему разделению, принимая непредсказуемые формы. Вот, он уже достает и самих казахов: чем, если не разделением, является замена кириллицы на латиницу? Два алфавита – две грамоты, две культуры, два мировоззрения. Два народа. Самое опасное – межа пройдет между поколениями. А у казахов есть и другие проблемы. В «единой семье народов» почти на нет были сведены родоплеменные различия (и, соответственно, противоречия) между старшим, средним и младшим жузами. После развала СССР подобные противоречия в Таджикистане привели к гражданской войне. Результат: за несколько месяцев бывшая «зависимая», тем не менее мирная и даже, можно сказать, идиллически дружная (после жестоких разборок с басмачеством, конечно) республика, став свободной и самостоятельной, потеряла убитыми, откочевавшими за рубеж (в немалом числе – в лагеря боевиков в Пакистане и др.) в два раза больше (120 тысяч) граждан, чем погибло на фронте за 4 года Великой Отечественной войны (60 тысяч).
Вот это главное – вопрос о ценностях. Что на первом месте? Что важнее для жизни, для спасения на земле и на небе? Идея? Миропорядок, который воспаленному мозгу имярек представляется единственно правильным? Или все-таки – человек? Лично каждый, неповторимый и единственный.
Человечество, неся огромные потери, мучается этим вопросом от сотворения. Хотя ответ на него давным-давно известен. Без малого тыщу лет назад, еще в начале XII века, Гиясаддин Абуль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури сказал нам:
Друг, умей от пустой суеты отличать
То, что сможешь на деле ты людям отдать.
Лучше что-то хорошее ближнему делать,
Чем весь мир от крушения мира спасать.
Однако сказать легко…
И вдруг подумалось: а я ведь – «харбинец». Родился в Казахстане, учился на Украине, жил-служил в Латвии. Но – повезло. Потеряв малую родину, став трижды беженцем, все-таки пока живу в единственной на всем белом свете родной стране.
Опубликовано в сокращении. Полностью здесь
