Тёплым майским днём сорок третьего года одно из подразделений нашей наступающей пехоты подошло к высоте 195.5.
Даже невооружённым глазом можно было рассмотреть ближние скаты высоты. Покрытая сочной весенней травой земля была изрезана траншеями и ходами сообщения. На вершине— бугорки дотов, а внизу, у подножья, густой паутиной чернели проволочные заграждения.
Перед высотой лежало открытое и, видимо, пристрелянное гитлеровцами поле, рос низкий, не очень густой кустарник.
Солдаты отделения сержанта Петра Тарана, окопавшись, всматривались в каждую складку на пологих скатах высоты. Сержант тоже разглядывал позиции противника.
Высота 195.5 напоминала ту, которую рота взяла в горячем бою два дня назад. В этом бою отделение Петра Тарана первым поднялось в атаку. Сам сержант бежал впереди солдат, зажав в правой руке гранату. Он видел, как из чёрного дула над бруствером вражеского окопа вырывались бледно-оранжевые искры: пулемёт стрелял непрерывно. Очереди летели мимо сержанта: фашисты целили по тому месту, где цепь была наиболее густая.
До огневой позиции вражеских пулемётчиков далеко — гранатой можно промахнуться. Но Таран знал, что если он не бросит гранату сейчас, то через секунду будет уже поздно. С разбегу сильно замахнулся. Граната упала точно в окоп. Взрыв выбросил из окопа комья чернозёма, пустые гильзы, обрывки металлической ленты.
В пылу схватки, казалось, никто и не заметил, что сержант Таран уничтожил вражеский пулемёт. Однако, когда высота была взята, об этом заговорили. Сам он в своём поступке не видел ничего особенного: сделал то, что на его месте сделал бы каждый. Правда, очень далеко метнул гранату, но в чём же тут заслуга, если природа наградила его изрядной физической силой?!
Сейчас, разглядывая скаты высоты 195.5, Таран думал о том, что гитлеровцы наверняка встретят солдат, поднимающихся в атаку, автоматным и пулемётным огнём. Кому-то опять надо будет во-время и точно метать гранаты. Может быть, это снова достанется ему! А кому придётся делать проходы в проволочных заграждениях? Для такого дела, конечно, нужны сапёры, но, как хорошо знал сержант, сапёры сейчас выполняли другое, более важное задание. Кому же поручит командир резать «колючку»? И сержант решил, что резать её следовало бы поручить его отделению. Почему? Да хотя бы потому, что в прошлый раз оно первым ворвалось в траншеи противника. Если же командир не учтёт этой заслуги, тогда всё равно идти впереди должно отделение Петра Тарана. Ведь оно по порядковому номеру первое да ещё в первом взводе!
Сержанта окликнули.
— Вас командир роты вызывает,
— сообщил связной.
Вернулся сержант с командного пункта в том возбуждённом состоянии, какое обычно испытывает каждый солдат перед настоящим боевым делом.
— Приготовить малые сапёрные лопаты,
— распорядился сержант, засовывая за ремень топор.
— Проходы в минных полях уже проделаны...
Солдаты поползли вслед за своим командиром, прикрываясь от вражеских наблюдателей хотя и низкорослыми, но уже опушёнными зеленью кустами. На скатах высоты попрежнему хлопали выстрелы, раздавались гулкие пулемётные очереди — это гитлеровцы вели огонь по лощине.
Таран первым достиг открытой поляны, лежавшей перед проволочными заграждениями. Прижимаясь всем телом к земле, он окинул её быстрым взглядом. Впереди, в каких-нибудь десяти шагах от него, прошла пулемётная очередь. Пули прочертили на глинистом, незаросшем клочке земли косые линии. «Наугад бьют»,— понял сержант и, вскочив, побежал вперёд. За ним устремились солдаты отделения.
Залегли у самой проволоки.
Поручая сержанту Тарану проделать проходы в проволочных заграждениях, командир роты сказал, что это задание должно быть выполнено без промедления. Рота не может задерживаться в лощине, под огнём противника. Ни в коем случае она не должна отстать и от соседей, которые продвигаются успешно.
Да и как можно было медлить в дни наступления! Тысячи советских людей томились в гитлеровской неволе. В оккупации находился и родной край. Почти каждый шаг пути надо было делать с боем, вот так же, как сейчас, у этой высоты. Колючая проволока, под которой он залёг, была протянута и прибита к врытым в землю кольям тоже для того, чтобы остановить его, не пустить в родную Шуваловку...
Пётр поднял топор, ударил по проволоке у самого столбика. Потом ударил второй раз — проволока с ржавыми колючками упала в траву. Сержант рубил с тем ожесточением, которое неизменно приходило к нему, когда он встречался с противником. Он ударял топором до тех пор, пока не сломалось топорище. Выхватив из чехла сапёрную лопату, он принялся ею рубить проволоку. Справа и слева рубили лопатами проволоку солдаты его отделения.
Со скатов высоты, из траншей и окопов летели пули, мины. Вблизи разорвалась мина; осколок ударил по проволоке, и она, взметнувшись, разодрала щеку. А Таран ожесточённо, неистово продолжал рубить. Только тогда, когда затупилась лопата и стало ясно, что никакой пользы она уже не принесёт, сержант на мгновение задумался: что же делать с оставшейся проволокой?
Наша артиллерия усилила огонь. Солдаты, залёгшие было в лещине, короткими перебежками сосредоточивались в кустарнике. Они готовились к атаке, надеясь, что отделение Тарана проделало для них проходы в заграждениях. Но второй ряд проволоки стоял ещё не тронутым.
И тут смелая мысль осенила Тарана. Он подполз к ближайшему колу, ухватился за него обеими руками и стал медленно его расшатывать. Вытащив, наконец, кол из земли, сержант пополз к следующему. Так он расшатал и вытащил из земли три кола подряд. Потом, словно забыв о том, что над его головой свищут пули, Пётр привстал на колени, расправил плечи, взялся руками за проволоку и стал приподнимать её вместе с кольями.
Ничего вокруг больше не существовало сейчас для Петра: ни огня врага, ни весеннего неба. Только твёрдая земля под ногами, острая боль в плечах и руках да басовитый звон натянувшейся, как струна, проволоки. Ещё чуть выпрямилось тело, ещё натужнее звенит проволока. Новый рывок. Красные и тёмные круги плывут перед глазами Петра. Гудит, звенит в ушах.
Ещё рывок, и Петру стало легче. Он почувствовал, что прочно стоит на ногах во весь свой могучий рост. Посветлело перед глазами. Пётр увидел, как беспомощно болтаются на проволоке выдернутые из земли колья, а справа и слева под проволокой, поднятой им, торопливо пробегают солдаты.
Люди спешили. И всё же, пробежав под проволокой, многие оглядывались на сержанта. А он всё стоял и стоял, поддерживая проволоку, пропуская вперёд всё новых и новых солдат... Он знал, что будет стоять до тех пор, пока хватит сил. Он не думал о том, что ему грозит смертельная опасность. Пули с визгом проносились где-то совсем рядом. Вот разорвалась мина.
Выстоять, выстоять... Продержаться как можно дольше... Дать товарищам возможность подобраться к врагу... — в этом и только в этом был сейчас смысл жизни! Колени подгибались от страшного напряжения, вены на руках вздулись.
В руку повыше локтя ударила пуля. Пётр вздрогнул, почувствовав, как чуть разжались пальцы. Горячая липкая кровь потекла в рукав. Но даже и после того, как руку пробила вторая пуля, сержант не оставил своего места. Он держал поднятую на израненные руки и плечи тяжесть до тех пор, пока не прошёл вперёд последний солдат...
Спасибо за прочтение, подписывайтесь и ставьте «Палец вверх»
