Здравствуй, грусть!

Невеста сына целовалась с другим. Эта сцена отпечаталась на сетчатке глаз и никак не хотела исчезать. Даша жалеет, что увидела это, но забыть не может. Она не спит уже две недели. Ненадолго проваливается в сон, поверхностный и тревожный, просыпается от ощущения, будто падает, и больше уже не может уснуть. Думает: а не она ли всё испортила? Сын был поздний и ненаглядный. В восьмом классе Даша решила, что будет химиком: прочитала книжку «Девочка и птицелёт», влюбилась в эту историю, а заодно и в химию...

Когда Алёне было десять, она увидела по телевизору дом престарелых. Ей понравились улыбчивые старушки в цветастых платьях и серьёзные дедушки, играющие в шахматах. -Когда ты будешь старенькой, я тебя тоже в дом престарелых сдам! – сказала она маме. А мама взяла и обиделась. Почему мама обиделась, Алёна поняла много позже, и, в свою очередь, обиделась на маму. -Я же была маленькая, не понимала ничего! Могла бы и объяснить. В любом случае такая перспектива казалась очень далёкой. Мама была молодой, Алёну она в девятнадцать лет родила...

Обман вскрылся в пятницу вечером. Целых три месяца Наташа верила в то, что её любовь способна творить чудеса. Её крыса по имени Снежинка (имя было дано в семь лет, сейчас она бы назвала её более изящно) умерла внезапно. Заболела в очередной раз, но то ли капли мамины не помогли, то ли Наташа не умела их правильно давать. Раньше Снежинка выздоравливала и становилась как новенькая, даже пожелтевшая шерсть белела. Но не в этот раз. Снежинку нужно было похоронить. Предложить это Мите было жестоко, Наташа...

Дочь пропала пятого мая. Валя весь вечер провела на огороде: снег только сошёл, и нужно было готовить землю к посадке. Это была третья весна, когда приходилось заниматься огородом самой, и было уже не так больно. Муж ушёл под Новый год. В деревне давно шептались за Валиной спиной, говорили, что муж её бегает к Настьке. Валя не верила. Не могло такого случиться, ведь она так старалась быть идеальной: не забирала получку, как другие, не упрекала рыбалкой, не просила стиральную машинку, когда старая сломалась...

К тому моменту Юля распродала почти всё: винтажные духи в невероятных флаконах, тончайшие шелковые платки всех оттенков зелёного. Почему-то бабушка больше всего любила именно зелёный цвет. В ход уже пошли статуэтки: не потому, что они были Юле важнее, чем духи и платки, их вообще никак нельзя применить, хотя в этих платках и пахнувших мылом духах она тоже себя с трудом представляла. Просто цену платков и духов было проще определить, а эти фигурки… Поди угадай, сколько каждая из них может стоить! Конечно, Юля думала иногда о том, как её поведение расценивает бабушка...

Ничего такого Полина не подозревала. Подобные сообщения часто приходили когда-то, в те времена, когда только появились все эти Одноклассники, Вконтакте… Привет, помнишь, мы вместе ходили в детский сад? Ну, ты ещё постригла мне чёлку пластмассовыми ножницами, и как только умудрилась? Полина всегда отвечала на подобные сообщения, хотя чаще всего переписка глохла после обмена основными достижениями: окончил, женился, работаю, родила… Это сообщение пришло тогда, когда все одноклассники и одногруппники давно были найдены...

Не по Сеньке шапка – так, кажется, говорила бабушка. Вот если бы она была жива, она бы подсказала Любе, как сердце Аркадия Петровича завоевать, а так... Аркадий Петрович был главврачом. А Люба лаборанткой. Да вокруг него такие женщины крутились, куда Любе! Говорила бабушка: учись, девочка, книжки читай, всегда пригодится. Да какие там книжки, когда дискотеки, вихрастый Гриша и подружка-коза, которая так и норовит увести парня. С подружкой, кстати, они помирились и вместе пошли в колледж медицинский,...

Когда Зое было три года, мама держала её за руки, а папа разжимал челюсти, чтобы бабушка могла влить в рот Зое ложку сгущёнки. Сгущёнку Зоя не любила, как не любила всё белое, тягучее и сладкое, она любила огурцы и хрустящие листья капусты, но от такой диеты у Зои торчали рёбра, и врач ругалась, что ребёнка не кормят. Мама пыталась накормить. Подключала бабушку и папу, силком вливала ненавистный суп, манную кашу с жёлтыми озерками сливочного масла, сладкую сгущёнку, за которую старшая Ира душу была готова продать...

Мама просила отца никуда не уезжать в тот день, чувствовала, что роды вот-вот должны начаться. Но отец услышал, что на солонце видели лося, и не смог удержаться. Обещал вернуться к утру, но задремал в скрадке, а когда проснулся, вовсю светило солнце. Воды у мамы отошли в четыре утра. Роды были первые, и она не знала, что ей делать. Понадеялась, что время есть: в книжках писали, что в первый раз и до суток может затянуться. Боль, скручивающая её каждые десять минут, казалась невыносимой. Она знала, что будет больно, но не так же...

Снег набивался в ботинки, обжигал кожу. Но покупать валенки Рита не собиралась, лучше ботфорты, но здесь она будет смотреться в них нелепо. Да и карту папа заблокировал. -Ты правда собираешься жить в деревне? – спросил он, презрительно кривя губы. Папа не выносил сельскую местность, отдых на природе, любое место, лишённое привычных ему благ городского жителя. И Гоша был такой же, поэтому Рита и ехала в деревню. На самом деле она не хотела там жить, хотя в отличие от отца любила походы, палатки и связанную с этим романтику...

Мы отошли в сторону, спрятавшись под тенью деревьев, но солнце всё равно пробивалось сквозь крошечные молодые листья и слепило глаза. Так было даже лучше, можно было притворяться, что слёзы из-за солнца, хотя притворяться было не перед кем: у остальных глаза тоже были на мокром месте. Мы встали так, чтобы хорошо видеть выход и не пропустить, когда дочь вдоволь нафотографируется с одноклассниками и выйдет на крыльцо школы в алой ленте выпускника. – Наконец-то всё это закончилось, – выдыхаю я. – Кто бы мог представить, что я буду так не любить школу...

Сестра позвонила во вторник, после обеда. -Нужно, чтобы ты приехала. На твоего отца подают в суд. В последний раз с сестрой она общалась на похоронах матери. Несколько лет они не разговаривали, договариваясь через мать, кто и когда приедет. Обычно субботы были Сонины, а воскресенья принадлежали сестре Александре. Похороны были в среду, день был ничей. Они сидели на кухне до самого рассвета, цедили кислое вино, купленное в супермаркете за углом. Закуска закончилась ещё на поминках – Александра никогда не умела рассчитать, сколько нужно приготовить, и обе они быстро захмелели...