Читай & Мысли

Захар Прилепин регулярно повторяет: нет никакого противоречия между тем, чтобы быть писателем, и тем, чтобы служить Родине. Весь сборник биографий "Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы" (2017) говорит об этом. Они были военнослужащими - и они были выдающимися литераторами. Прилепин стремится сделать героев книги живыми и близкими нам, современным читателям. Это непросто, ведь герои - это подзабытые литераторы эпохи "до Пушкина": Гаврила Державин, Александр Шишков, Константин Батюшков, Пётр Вяземский...(всего 10). У каждого из названных было воинское звание. Каждый из них писал стихи или прозу в свободное от службы время. И каждый внёс свой вклад в строительство фундамента русской литературы, который вскоре скрепит Пушкин и на который затем взойдут Лермонтов (поручик-гусар) и Лев Толстой (поручик-артиллерист). Герои "Взвода" - яркие личности с яркими судьбами. Эти биографии уж точно нельзя назвать скучными! Больше всех увлекла биография Дениса Давыдова (дослужившегося до генерал-лейтенанта): он дерзкий, рисковый, остроумный. В книге приводятся его стихи. Вот, например: Вместо зеркала сияет Ясной сабли полоса: Он по ней лишь поправляет Два любезные уса. А наместо ваз прекрасных, Беломраморных, больших, На столе стоят ужасных Пять стаканов пуншевых! Они полны, уверяю, В них сокрыт небесный жар. Приезжай, я ожидаю, Докажи, что ты гусар! В таком роде) Прилепин подкидывает нам вопрос: "кто так может жить - с войны на войну, с дуэли на дуэль" и отмечает: "сейчас так никто не делает; по крайней мере - из числа пишущих. Тем не менее, они жили - настоящие, истекавшие кровью, болевшие, страдавшие, пугавшиеся раны, плена, гибели". Судьба сложилась так, что из современных писателей Прилепин во многом разделил участь своих героев. Его биографию тоже никак не назвать скучной, а его роль в русской литературе никак не меньше роли героев "Взвода". Книга прочитана в рамках марафона «Нескучные биографии» на канале «Библио Графия».

СИЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ №7 «Жерминаль» Эмиля Золя – знаменитый роман про бедствия французских шахтёров. Для перевозки грузов внутри шахт использовали лошадей. Естественно, животные с трудом привыкали к работе под землёй. Один из сильных моментов в романе – спуск новой лошади… «Между тем у подъёмной машины продолжалась работа; сигнальный молот ударил четыре раза, – спускали лошадь. Это всегда вызывало волнение, так как порою случалось, что перепуганное животное опускалось уже мёртвым. Наверху опутанная сетями лошадь отчаянно билась, но как только она чувствовала, что почва уходит из-под ног, она как бы застывала и цепенела; ни малейший трепет не пробегал у неё по коже, глаза оставались широко раскрытыми и неподвижными. На этот раз лошадь была слишком велика и не помещалась в подъёмнике; пришлось поместить её над клетью, пригнув голову и прикрутив набок. Из предосторожности спуск замедлили; он продолжался минуты три. Волнение внизу всё возрастало. В чём дело? Неужели её так и оставят висеть в этом мраке? Наконец лошадь появилась, совершенно окаменелая; остановившиеся глаза её были расширены от ужаса. Это была гнедая кобыла, без малого трёх лет, по кличке Труба. – Осторожнее! – крикнул старый Мук, которому поручено было принять лошадь. – Снимайте её, только пока ещё не развязывайте. Вскоре Трубу, как тушу, уложили на чугунные плиты. Она не шевелилась и, казалось, всё ещё не могла оправиться от кошмарного видения этой тёмной, нескончаемой ямы, от гулкого шума и грохота, раздававшихся в обширном помещении приёмочной. Когда её начали развязывать, к ней подошла Боевая, которую только что распрягли; вытянув шею, она стала обнюхивать свою новую подругу, спущенную в шахту с поверхности земли. Рабочие расступились и шутили: «Ну, что! Хорошо от неё пахнет?» Но Боевая, казалось, не слышала насмешек. Ею овладело волнение. Она вдыхала дивный запах свежего воздуха, забытый запах солнца и травы и вдруг звучно, ликующе заржала, – но в этом послышалось умилённое рыдание. Казалось, вновь прибывшая несла ей привет; то было веяние радости из былого мира, скорбь темничного коня, которому суждено вновь подняться на землю только мёртвым.» Ещё из "Жерминаля" здесь.

НЕОЖИДАННО: ХЕМИНГУЭЙ О СТРАСТНОЙ ПЯТНИЦЕ Начиная читать пьесу Эрнеста Хемингуэя "Сегодня пятница", не сразу понимаешь, что речь идёт о той самой Страстной пятнице. Пьеса совсем короткая, одноактная. Трое солдат сидят в кабаке и выпивают. Они обсуждают прошедший день – пятницу – и казнь, на которой они присутствовали. Для солдат это обычное дело, они уже неоднократно приводили в исполнение казнь через распятие. Так мы узнаём, что это римские солдаты, и обсуждают они распятие и крестные муки Иисуса Христа. Один из солдат повторяет, что проникся сочувствием к казнённому. Это, оказывается, сотник Лонгин. Сослуживцы обсуждают и женщин, которые не отходили от креста до конца, в отличие от учеников Иисуса. Мы знаем, что это Богоматерь и Мария Магдалина. Они обсуждают и свою усталость от службы, своё самочувствие, жаркую погоду… Через будничный разговор, простой по форме, малозначащий для его участников, нам показана трагедия Страстной пятницы с точки зрения её непосредственных свидетелей. Причём мы знаем, что это трагедия, а они – нет. Сильное впечатление производит контраст между значением события, его грандиозными последствиями для всей мировой истории – и обыденностью сцены, мастерски созданной Хемингуэем. Рекомендую к прочтению: это малое по объёму, но большое по воздействию произведение! hemingway-lib.ru/...tml Также читайте о 7 шедеврах малой прозы: dzen.ru/...5vc

СИЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ №6 "Тихий Дон", М.Д. Шолохов. Грандиозный роман, полный ярких эпизодов. Вот, например, случайная встреча Григория Мелехова и Степана Астахова на фронтах Первой мировой. Они не только соперники, но и сослуживцы. Что победит — личная вражда или армейское братство? «И особенно выпукло вспомнил Григорий, лежа на чёрной плешине холма, случай, столкнувший его с лютым врагом — Степаном Астаховым. Это было, когда 12-й полк сняли с фронта и кинули в Восточную Пруссию. <…> В бою полки понесли поражение. Немцы окружили их, и когда двенадцать сотен, одна за другой, устремились в атаку с целью прорвать сомкнувшееся вражеское кольцо, Григорий увидел, как Степан спрыгнул с убитого под ним вороного коня и закружился волчком. <…> Из-под бугра перебегали звенья немецкой цепи, и Григорий понял: хочет Степан жить — для того рвёт с себя казачьи шаровары, чтобы сойти за солдата — казаков не брали тогда немцы в плен... Подчиняясь сердцу, Григорий крутнул коня и подскакал к кусту, на ходу спрыгнув: — Садись!.. Не забыть Григорию короткого взмаха Степановых глаз. Помог Степану сесть в седло, сам бежал, держась за стремя, рядом с облитым потом конём. <…> В лесу Степан слез с седла, кривясь от боли, кинул поводья, захромал в сторону. Через голенище левого сапога текла кровь, и при каждом шаге, когда наступал на раненую ногу, — из-под отставшей подошвы била вишнево-красная тонкая струя. Степан прислонился к стволу разлапистого дуба, поманил Григория пальцем. Тот подошёл. — Полон сапог натекло крови, — сказал Степан. Григорий молчал, глядел в сторону. — Гришка... как шли мы нынче в наступление... Слышишь, Григорий? — заговорил Степан, ища ввалившимися глазами глаза Григория. — Как шли, я сзади до трёх раз в тебя стрелял... Не привёл Бог убить. Они столкнулись глазами. Из запавших глазниц нестерпимо блестел остро отточенный взгляд Степана. Степан говорил, почти не разжимая стиснутых зубов: — Ты меня от смерти отвёл... Спасибо... А за Аксинью не могу простить. Душа не налегает... Ты меня не неволь, Григорий... — Я не неволю, — ответил тогда Григорий. Они разошлись по-прежнему непримирённые...»

Когда началась Великая Отечественная, фантаст Александр Беляев жил и работал в г. Пушкин Ленинградской области. Немцы оккупировали город в сентябре 1941 г. Из-за полученной ещё в детстве травмы спины писатель бывал месяцами прикован к постели, а в преклонном возрасте был инвалидом и не мог эвакуироваться. Он не пережил блокаду и умер от голода и холода зимой 1942 г. – он, создавший для нас пейзажи жаркой Аргентины, на фоне которых развернулась история «Человека-амфибии». В самом осаждённом Ленинграде терпела лишения, но не переставала писать пронзительные стихи Ольга Берггольц. Война и блокада принесли много горя нашему народу. В 2022 г. блокада Ленинграда была признана российскими судебными инстанциями геноцидом; в 2024 г. МИД ФРГ признал ответственность Германии за геноцид советского народа. К концу 2024 г. отечественные историки планируют подготовить хрестоматию о блокаде и Ленинградской битве для школ Санкт-Петербурга. Это будет дополнение к учебникам истории. Петербургский историк Никита Ломагин, автор по-настоящему страшной книги «В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб, НКВД и письмах ленинградцев», будет руководить подготовкой хрестоматии. Пока нет данных о том, какие произведения в неё войдут, будут они художественными и/или научно-публицистическими. Ведь о блокаде мы знаем больше из мемуаров различных авторов, чем из художественных произведений. Но мемуары – это зачастую литература 18+. Какие книги, по-вашему, могли бы войти в хрестоматию? Думаю, не обойдётся без «Блокадной книги» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Ещё у Каверина в «Двух капитанах» Часть 7 рассказывает о блокаде. Читали что-либо по теме? Что из книг о блокаде можно порекомендовать читателям школьного возраста?