Ксюха Платонова с Настей Казанцевой вдруг пригорюнились. Перед очередной дискотекой переглянулись. Вздохнули:
- Не пойдём.
Алёнка тайком усмехнулась: ещё недавно Ксюха с Настей упорно добивались Тимкиного и Димкиного внимания, в общежитии приглашали мальчишек на ужин, даже какие-то чертежи за них выполняли… Про дискотеки и говорить нечего: буквально тащили танцевать одинаково угрюмых Трошина и Щеглова. И Алёнка надеялась, что упрямые Тимка с Димкой всё-таки рассмотрят девчонок… И оценят Ксюхину жареную картошку и Настин салатик на ужин. И не будут ждать от неё ответа на своё послание, которое они вдвоём написали на листочке в клеточку, и ей, Алёнке, никого из них не придётся выбирать. И вдруг что-то случилось, – Ксюха с Настей решили не ходить на дискотеку… Алёна всё же поинтересовалась у девчонок:
- А кто ж с Тимкой и Димкой танцевать будет?
Ксюшка грустно отмахнулась:
- Сама с ними танцуй.
- С обоими сразу… или – по очереди, – мрачно посоветовала Настя. – А мы не дуры.
Алёнка ничего не поняла, молча пожала плечами. А за Тимку с Димкой обидно стало.
А Ксюшка неожиданно призналась:
- Мы с Настей решили, что никогда не выйдем замуж за шахтёров. Мальчишки они хорошие, – Трошин со Щегловым. Вот только учатся на шахтёров.
Алёна подняла на Ксюшку глаза:
- А что в этом плохого?
-А ты, Шевцова, не понимаешь, да?.. Вот выйди за него замуж… А потом жди каждый день… и каждую ночь, – вернётся ли он со смены. И так – всю жизнь! А жить когда?.. Поэтому и танцевать с ними незачем.
- В него влюбишься… А он… А с ним – как с Санькой Гончаровым с третьего курса, – поддержала подругу Настя. – Говорят, он теперь ходить не будет. А есть же нормальные мальчишки! И мы… – не знаю, как ты, Шевцова, – а мыс Ксюхой считаем, что мы космонавтов достойны.
С Настей и Ксюшей Алёнке совсем не хотелось говорить о том, что Саня будет ходить. И о том, шахтёром или космонавтом будет Санька, тоже не хотелось с ними говорить… Вчера она сидела в палате, на краешке его постели, и понимала, что любит этого мальчишку с насмешливыми тёмно-серыми глазами, очень любит, – так, что больше любить просто нельзя… А ещё Алёнка знала, что что это и есть её ответ Тимке и Димке.
Несколько дней строгая медсестра Вероника Павловна не пускала Алёнку к Сане, говорила, что он проходит какое-то обследование, очень устаёт, и к нему нельзя. Однажды Алёнку осенило: надо принести Саньке булочек из их студенческой столовой! Таких булочек больше нигде не пекут, – они получаются золотисто-румяными, мягкими-мягкими, прямо воздушными, нежно-сладкими, а их аромат, по Санькиному признанию, мог разбудить от самого крепкого сна на скучной лекции… Все мальчишки – и с первого, и с последнего курсов – ждали, когда окончится первая пара: булочки бывали готовыми к большой перемене.
Алёна аккуратно сложила булочки в пакет, и троллейбус не пришлось долго ждать, – значит, булочки ещё тёплыми будут… Улыбалась, – представляла, как Саня обрадуется. А медсестра и на этот раз не пустила Алёнку к Сане. От робкой Алёниной просьбы – передать Сане булочки – с досадой отмахнулась:
- Он всё равно их есть не будет.
А Алёна знала, – будет есть… И очень обрадуется. Поэтому, когда ей всё же разрешили войти к Сане, у неё в пакете оказались булочки из студенческой столовой.
Санькины глаза ещё темнее стали, – почти незаметно, что они у него серые… Лицо у него и зимой оставалось загорелым, а за эти дни побледнело, и синели, чуть вздрагивали прикрытые веки. Алёнка поняла, что вздрагивают они от боли, и боль эта теперь с Санькой всегда, даже когда он спит… И снова по Алёнкиным глазам покатились слёзы, – беззвучные, а Санька всё равно услышал, как они катятся… И открыл глаза. Улыбнулся пересохшими губами:
- Жалко меня, да?
И пересохшие губы – тоже от боли… Саня попросил:
- Дай мне руку.
Саня держал её за руку, и снова медленно прикрыл глаза, – очень счастливо… И вдруг поднёс Алёнкину руку к губам, поцеловал ладошку, а потом своими пальцами – грубовато-сильными, мальчишескими и уже шахтёрскими – ласкал её пальчики.
- Знаешь, чего мне сейчас хочется? – Санька застенчиво и виновато улыбнулся: – Булочек из нашей столовой. Тех, что будили меня своим запахом на лекции по преобразовательным устройствам и аккумуляторным элементам.
Алёна достала аккуратный пакет с булочками. Санька недоверчиво замер. И рассмеялся:
- Ну, ты даёшь, малая! Как догадалась?
Санька рассказывал про шахтную клеть, – так, что у Алёнки захватывало дух и неудержимо хотелось в эту невесомость… Про систему вентиляции, подземный электровоз, про ленточный и скребковый конвейер… А про то, как заискрил тогда силовой кабель, как он, Санька, успел его отключить, и собравшийся метан не успел взорваться, а сам он тоже не успел – отбежать от треска и рокота, что предвестником горного удара уже надвигались откуда-то сверху – рассказывал так просто, как, например, о внезапном дожде, когда едешь по степи на мотоцикле: нежданно-негаданно, но – куда ж от него деться, бывает…
Алёнка на секунду опустила голову на его грудь, потом горестно прошептала:
- Санечка… где у тебя болит?
И он послушно, просто и серьёзно ответил:
- Плечо. И голова – на затылке. И на одной ноге – колено, на другой – чуть ниже, где переломы. И… А вообще, всё болит.
У Алёнки никогда ничего не болело, – кроме разбитой в детстве коленки, но она совершенно непостижимо чувствовала его боль, вздрагивала от неё… А он – при такой боли – смеялся и радовался булочкам, целовал её ладошку и ласкал её пальчики…
А потом к Сане приехала его мать. Алёна встала с краешка постели, растерянно улыбнулась. И Саня тоже чуть растерялся, собрался сказать маме что-то счастливое, а она устало-безразлично смотрела на Алёну, – будто ждала, когда она выйдет из палаты. И Алёнка заторопилась:
- Сань, я завтра приду.
Санькина мать проводила её чуть удивлённым взглядом.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»