Место, где пахнет горячим хлебом

В подъезде на втором этаже, прямо между щитком и почтовыми ящиками, кто-то прикрепил новый листок бумаги — крупный шрифт, аккуратный, с оборванной полоской скотча. Алевтина Ивановна заметила его утром, когда выносила мусор. В очках — всё чётко: «Уважаемые соседи! В эту субботу приглашаем на общий субботник. Собираемся в 10:00 у входа. Перчатки, тряпки — приветствуются. Чай и печенье после уборки!» Она вздохнула. Невольно вспомнила, как лет десять назад такие записки писала сама — тогда ещё работала...

Светлана Петровна проснулась без будильника — глаза сами открылись, когда за окном только-только посветлело. Она потянулась, прислушалась: дом дышал ровно, без посторонних голосов и суеты. Лишь где-то в глубине квартиры тихо работал холодильник, а за стеной слышалась едва различимая возня — Соня, внучка, пришла из кухни за телефоном. Светлана Петровна посмотрела на часы — семь двадцать. Сегодня суббота. Вчера Соня сказала: «Бабушка, мне по технологии задали проект про семейные рецепты. Можно я напишу про твое смородиновое варенье?» — и тут же добавила, не отрывая взгляда: «И с фото процесса»...

Ольга проснулась чуть раньше будильника — привычка, которую она в себе не любила, но уже приняла. За окном лениво тянулись облака, а на подоконнике скучал стакан с недопитой вчера водой. Она какое-то время наблюдала, как по стеклу медленно скатывается капля, и думала о том, сколько дел сегодня нужно успеть: забрать посылку на почте, позвонить маме, купить куриное филе для ужина. Ещё до восьми она уже была в душе — горячая вода расслабляла плечи, где часто застревало напряжение после работы. Ольге недавно исполнилось сорок семь...

Вера Афанасьевна пришла в МФЦ чуть раньше обычного — ещё не было восьми, в коридоре пахло свежей краской и мокрой тряпкой. Она шла по пустому залу к своему окну, на ходу поправляя воротник бежевого кардигана. Кардиган был аккуратно выстиран и чуть вытянулся на локтях, но это замечала только она сама. За стеклом окна номер семь всё было по-прежнему: стопка чистых бланков, компьютер с голубоватым экраном, пластиковая папка-уголок с надписью «Архив». Вера Афанасьевна села на свой стул — кресло скрипнуло, словно приветствуя её...

Перед выходом из дома Наталья привычно проверила: платок, бутылка с водой, палки. На календаре стояло начало апреля — сквозь мутное стекло подъездной двери пробивался неуверенный рассвет, словно город ещё не решил, позволить ли весне вступить в свои права. Наталья приподняла палку к свету — на наконечнике застряла капля вчерашней влаги, резина чуть поблекла. Она шла к парку вдоль трамвайных рельсов. На остановке мелькнула знакомая фигура: Валерий — в синей ветровке и с неизменной кепкой с надписью «Аэрофлот»...

В маленькой кухне на третьем этаже старого кирпичного дома Наталья стояла у окна и смотрела на мартовскую кашу из снега и грязи во дворе. Чашка с остывающим чаем ждала её на столе, рядом лежала газета, которую муж, Игорь, оставил утром. В углу стола стояла фарфоровая сахарница — белая, с голубыми цветами и тонкой трещиной по боку, словно нитка по фарфору. Трещина появилась прошлой осенью: Наталья задела локтем, когда спешила к телефону. Сахарница уцелела, только стала уязвимее. В комнате за стеной хлопнула дверца шкафа — Игорь искал рубашку...

Полосатый пластырь с лисёнком держит оборону на моём левом колене. Я разглядываю его, будто от этого станет легче — и боль, и неловкость. В коридоре приёмного отделения пахнет старым кафелем и чем-то вроде детской присыпки. Оля сидит рядом на жёстком стуле, скрестив руки на груди. Говорить нам пока не о чем — слишком ясно слышно, как за тонкой перегородкой спорит врач с медсестрой. Два часа назад я оступилась на крыльце магазина. Глупо: просто не заметила ступеньку. Колено сразу вздулось, синяк стал проступать прямо на глазах...

В тот год, когда Костя и Ира купили дачу, весна выдалась затяжной и прохладной. На электричке из Москвы они ехали вдвоём — молча, тревожно поглядывая друг на друга поверх масок. В этой поездке ощущалось что-то странное: словно всё происходило не с ними, а с какими-то другими людьми, о которых они читали в книге. Дачный посёлок встретил их гулким скрипом калитки и влажным дыханием почвы. Земля была рыхлая, тёмная — будто ждала их шагов. Участок оказался чуть меньше, чем им мечталось зимой, когда они...

Когда я слышу, как на лестничной площадке хлопают двери, часто угадываю, кто пришёл или ушёл. По степенному цокоту каблуков узнаю Валентину с третьего этажа; по осторожному шороху — Марину, молодую маму из квартиры напротив. Но в последние недели иногда слышу спешные шаги, неуверенные и чуть прихрамывающие: это Лёша, сын новых соседей. С Лёшей мы до недавнего времени почти не общались. Он казался застенчивым, всегда смотрел в пол, когда здоровался. Его мать — женщина деловая и громкая — однажды спросила меня в лифте: «У вас же, кажется, есть скрипка?» Я кивнула...

Когда Марина проснулась, в комнате уже было светло. Солнечный луч, тонкий, как белая лента, медленно скользил по полу, выхватывая из тени скопление обуви у шкафа. За окном — шорох городских ветвей, редкие голоса и скрип тормозов. На кухне кто-то тихо открыл дверцу холодильника — Павел, конечно же. Её муж всегда вставал раньше, но в последние недели делал это особенно осторожно, будто опасался разбудить не только её, но и что-то ещё невидимое между ними. Марина потянулась, ощущая в теле ту самую утреннюю медлительность, когда даже простое движение кажется обдуманным жестом...

Когда Лена впервые за много лет толкнула дверь танцевальной студии, её ладонь дрожала так сильно, что она невольно сжала кулак. В коридоре пахло воском для паркета и дешёвым дезодорантом. Сквозь полуоткрытую дверь зала доносилась музыка — не та, что когда-то звучала здесь: более ритмичная, напористая, но всё равно вызывающая щемящее волнение где-то под рёбрами. В раздевалке она встретила только одну женщину, которая коротко кивнула ей и тут же отвернулась к зеркалу. Лена вытащила из сумки старые джазовки — потёртые, со сбитыми носками...

Живу я на этой улице двадцать лет, и почти столько же работаю в нашем магазине, что углом выходит к остановке. На вывеске до сих пор выцветшие буквы: «Продукты». Когда я устраивалась кассиром — на месте нынешнего фитнес-клуба ещё был обувной склад, а вместо салона красоты — почта с кривой вывеской. Тогда хозяином магазина был Сергей Михайлович. Он редко появлялся: раз в неделю приезжал на серебристой «девятке», привозил платежку для коммуналки, спрашивал, всё ли на месте, и уходил. Нам с Галиной Васильевной — завскладом — этого хватало: порядок держим, покупатели свои, всё по-честному...