Джесси Джеймс | Фантастика

— Дети - это главное сокровище нашей земли, только благодаря ним держится мир. — мужской голос звучал почти шёпотом, пробиваясь сквозь шорох падающих капель. — Я благодарна небу, что он даровал нам дочку, — ответила женщина, поправляя тяжёлый шарф на плечах. Анна запомнила этот разговор как странное предзнаменование. Она тогда стояла у окна на работе, наблюдая за осенним ливнем, а через час решила сократить путь домой через старый мост. Подошвы её сапог чавкали по раскисшей тропинке. Серые облака давили, словно свинцовое одеяло...

— Аня, у меня для тебя разговор... очень личный, — голос Татьяны Сергеевны на том конце провода дрожал, словно тонкая ветка на ветру. — Конечно, я слушаю вас, — отозвалась Анна, прижимая телефон к уху и невольно выпрямляясь, будто свекровь могла видеть её через экран. Она стояла посреди кухни, застыв с недорезанным огурцом в руке. За окном моросил мелкий осенний дождь, превращающий привычный пейзаж в размытое серое полотно. Анна невольно поёжилась — не от холода, а от внезапного предчувствия беды...

— Их двое, Анна. Поздравляю, у вас мальчики-близнецы. — Двое? — переспросила я, пытаясь осознать реальность сквозь пелену изнеможения. 15 мая Я не знаю, зачем начала этот дневник. Может, чтобы не сойти с ума. Белые больничные стены давят, а ночью, когда все засыпают, тишина прерывается только писком приборов и тихим дыханием моих мальчиков. Моих. До сих пор странно произносить это слово. Сергей так и не пришел сегодня. Третий день после родов, а он придумал какую-то срочную командировку. Медсестра...

— Он такой маленький... смотри, какие пальчики. — А вдруг я не справлюсь? Вдруг сделаю что-то не так? Анна прижимала к груди спящего новорожденного, чувствуя, как колотится сердце. В палате царил полумрак — густые мартовские сумерки просачивались сквозь жалюзи, окрашивая стены в синеватый цвет. Медсестра сновала по комнате, убирая инструменты, и металлический звон нарушал тишину. Телефон молчал. Сергей так и не позвонил, хотя Анна отправила сообщение еще утром. «Важная встреча», — вот и всё, что она получила в ответ...

— А если бы у тебя была возможность начать всё заново, ты бы пошла другой дорогой? — Анна задумчиво вертела чайную ложку, наблюдая, как закручивается водоворот в чашке. — Теперь — да, — голос матери внезапно осип, и что-то неуловимо изменилось в её лице, будто маска дала трещину. За окном сумерки тихо поглощали дневной свет. В небольшой кухне старой квартиры из детства витал аромат имбирного печенья — мать всегда пекла его к её приезду. Анна приезжала сюда каждую пятницу после смерти отца — странный ритуал, который возник сам собой...

— В этом доме каждая доска хранит наши воспоминания, — прошептала Ирина, проводя ладонью по шероховатой поверхности деревянной балки. — И каждое воспоминание — наше сокровище. Виктор обнял жену сзади, положив подбородок на её плечо. От неё пахло ванилью и яблоками — запах, который за тридцать пять лет брака стал для него синонимом дома. Лучи закатного солнца, просачиваясь сквозь витражное окно веранды, расцвечивали просторную кухню переливами янтаря и меди. Ирина задумчиво улыбалась, вглядываясь...

— Знаешь, я поймала себя на мысли, что забыла, как выглядят его глаза, когда он действительно смотрит на меня, — я болтала ложечкой в остывшем кофе, избегая взгляда Веры. — Будто это было с какой-то другой женщиной. Вера молча сжала мою руку. Её пальцы были теплыми, а в глазах плескалось то, от чего внутри что-то скручивалось — эта жалость и понимание. Я нарочно тянула время. Кафе постепенно заполнялось парами — они приходили, смеялись, соприкасались руками над столиками, будто между ними пробегал ток...

— Сдай их в детдом и меня обслуживай, мне дети не нужны! — Ты с ума сошёл? Это твоя кровь, твоя плоть! Я стояла в дверном проёме, дрожа от слабости после пребывания в больнице, с двумя свёртками на руках. Пахло перегаром и застоявшимся воздухом. Квартира, которую мы с Сергеем снимали уже третий год, встретила меня промозглым холодом — батареи еле теплились, будто стеснялись своего существования. Я шагнула вперёд и почувствовала, как немеют пальцы. Мои близнецы — Ваня и Маша — мирно посапывали, завёрнутые в больничные пелёнки...

— Семья — это святое, — произнес Андрей, разглаживая скатерть кончиками пальцев. — Мы просто не можем отказать ей в помощи. — Я знаю, — вздохнула я, ощущая, как внутри меня что-то сжимается — то ли предчувствие, то ли страх. 10 апреля Таня приехала сегодня утром — с тремя чемоданами, коробкой туфель и опухшими от слез глазами. Раньше я видела её только на семейных праздниках, где она порхала бабочкой и хвасталась очередным путешествием с мужем. Теперь же передо мной стояла побитая жизнью женщина,...

— Дорогая, а тебе не кажется странным, что Максим опять задерживается? Третий раз за неделю. И ты до сих пор не знаешь точно, что происходит у него на работе. — Мама, перестань. У него правда сложный период, — Анна поставила чашку с недопитым чаем на журнальный столик и отвернулась к окну, словно разглядывая мартовский вечер за стеклом, а на самом деле — пряча от матери тревогу в глазах. Галина хмыкнула, поправляя идеально уложенные каштановые волосы, и бросила взгляд на часы — элегантные, дорогие, подарок дочери на прошлый день рождения...

Анна осторожно прикрыла дверь в детскую. Артём заснул только с третьей попытки — день выдался тяжёлым. Занятие с логопедом закончилось истерикой, потом час упрашивания съесть обед, а вечером — внезапный жар и тревожный звонок педиатру. В гостиной гудел телевизор. Алексей развалился на диване с бутылкой пива, листая ленту новостей в телефоне. Футболка задралась, обнажая живот — когда-то подтянутый, теперь мягкий, как и его решимость и интерес ко всему, что происходило за пределами рабочего кабинета...

— Посмотри мне в глаза и скажи, что ни разу не пожалела, — мужчина с едва заметной хромотой остановился у окна, за которым мерцали огни ночного города. — Сорок лет назад ты могла просто отнести меня в приют. Анна подняла выцветшие от времени глаза, в которых, несмотря на возраст, сохранилась та же теплота, что и четыре десятилетия назад. Она улыбнулась, разглаживая морщинистыми пальцами край скатерти. Октябрь 1985-го выдался промозглым. Анна помнила, как ветер швырял в окна мокрые листья, а дождь барабанил по крыше их старого дома, словно пытался пробить дорогу внутрь...