Добрая Аннушка

Хоть и было лето, Светлане казалось, что внутри у неё навсегда поселилась зима. Не та, что с пушистым снегом и Рождеством, а другая — серая, бесконечная, когда душа промерзает до самого дна и ни одно солнце не может её отогреть. Настроение было тяжёлым, свинцовым плащом, накинутым на плечи. Она шла к реке не для прогулки, а как на исповедь, к единственному свидетелю, который всё видел и всё помнил — и её детский смех, и её нынешние слёзы. Она села на песок, холодный, несмотря на июль, и заплакала...

Их мир был маленьким, уютным и прочным, как скорлупка грецкого ореха. Вероника и Виктория — сестры-погодки, дочери инженера и школьной учительницы. Жили очень дружно, несмотря на то, что были разными. Вероника — скромная, тихая, тень матери на кухне, её надёжная помощница. Виктория — бойкая, яркая, с ослепительной улыбкой, пшеничными волосами и глазами цвета молодой листвы. Она притягивала взгляды и сердца мальчиков, в то время как Вероника скромно отступала в сторону, довольствуясь ролью наблюдательницы...

В высоких горах, над селом Долинным, жил дед Григорий. Он вел там свое тихое хозяйство: пасеку с трудящимися пчелами, маленькую ферму. Жена его, Мария, жила внизу, в большом доме с семьей — сыновьями, невестками, внуками. Она была сердцем семьи, а он — ее отшельником. Их жизни редко пересекались, как две параллельные тропы. И вот однажды старший внук Ваня принес в горы весть, от которой замер весь горный воздух: «Дедушка, бабушка Маша… Ее не стало. Завтра похороны». Григорий молча оставил все и быстрыми шагами пошел вниз, в село, в ту жизнь, которую покинул...

Аня и Паша приехали к сыну Александру и его жене на три дня, отложив свою путевку в санаторий. Бабушка с дедушкой не могли нарадоваться на внука — носили его на руках, восхищались, находили в нем черты то сына, то невестки. В доме стоял теплый, радостный гул. «Как же быстро летит время, — прослезилась однажды бабушка Аня, чувствуя, как внук уткнулся в её щеку. — Вроде только своего Сашеньку нянчила, а теперь у него уже свой сын…» Вечером за ужином Аня, разгоряченная общим счастьем и воспоминаниями,...

Вблизи она оказалась поразительной. Чистая кожа, россыпь веснушек у переносицы, яркие серые глаза и вздёрнутый нос — она напоминала не голодную беглянку, а студентку, забредшую на чужую вечеринку. Алексей потряс головой, пытаясь сохранить деловой тон. — Это я у тебя хотел спросить: что ты делаешь в служебном помещении? Он потянул её за локоть к выходу, но девушка вцепилась в его рукав. — Можно не через зал? Я не хочу, чтобы он меня увидел. — Твой мужчина? — уточнил Алексей и сам удивился, что употребил слово «твой»...

В пятнадцать лет Вера стала сиротой. Её мир рухнул в одночасье. Последней надеждой был дом тёти Надежды в селе. Но надежда разбилась о суровый взгляд дяди Коли. Он даже не впустил её на порог, оставив стоять с дешёвым чемоданом на пыльной грунтовке. — Места нет, — буркнул он, своим телом перекрывая дверь. — Своих двое — и те в тесноте. Детдом — вот твой путь. Там накормят и выучат. Решение окончательное. Тётя Надя стояла у него за спиной, беззвучно плача, прикрыв рот ладонью. Её жизнь была давно расписана: страх, подчинение, безысходность...

Историю эту рассказала мне Динара-апа, татарка из Тарумовки. Жизнь её была соткана из любви и печали, как узор на старом ковре. Она вышла замуж за Карима по большой, трепетной любви. Жили душа в душу, как все: мирились после ссор из-за несолёного супа, вместе радовались первому урожаю на своём подворье, грели руки об общий очаг. Но очаг их был слишком тих. В доме не раздавался детский смех, и эта тишина со временем стала тяжелее любой обиды. Однажды вечером, когда тени уже легли на двор, Карим, не глядя на жену, сказал: — Динара, я должен с тобой поговорить...

Она росла не единственным светом в очаге, а скорее одиноким деревом на пустоши. Дедушка, старый учитель истории, качал головой, глядя, как бабушка сметает для внучки последние конфеты с полки. — Не на пользу ей эта сладость, — бормотал он жене. — Любить — не значит закармливать до отвращения. Из неё человека вырастить надо. — Оставь свои уроки, — отмахивалась бабушка. — Мир теперь другой. И люди другие. Отец Ани, уставший бухгалтер, предпочитал путь наименьшего сопротивления. «Лишь бы не плакала», — было его кредо...

Май в этом году был холодным и промозглым. Виктор шагнул в прихожую, стряхивая с пальто колкую изморось. В квартире пахло пустотой и остывшим супом. Света не вышла его встречать. В последнее время — с тех пор, как на заводе сменилось руководство, — она словно отдалилась, замкнулась в себе. Её молчание было громче любых упрёков. Вечером, лёжа в кровати спиной к спине, он нарушил тяжёлую тишину: — Свет, я встретил Сергея. Он предлагает работу в Макаровке. Квартиру помогут устроить. Света молчала, глядя в потолок...

Ч2 Новая жизнь началась трудно. Арсений пошёл в другую школу, скучал по бабушке, но постепенно привык. Анжела долго не могла забеременеть, пока врачи не помогли — родилась девочка. С рождением дочки в дом пришла бессонница. Ребёнок плакал ночами напролёт, а днём спал. Григорий и Анжела ходили как тени, измученные недосыпом. Именно тогда муж предложил дежурить по ночам: до двух часов он качал дочь, а после — она. Анжела согласилась, не подозревая, что эти тихие ночные часы Григорий посвящал не дочери, а переписке с секретаршей с работы...

Ч 1 Анжела уставшая пришла со школы. Ей ещё нужно приготовить еду. Невестка-жена брата, не готовила, хотя её дети, два сына, тоже голодные приходили со школы. И она специально ничего по дому не делала — пусть Анжела всё делает. Анжела ничего не говорила, так как мама просила, чтобы из-за неё не распалась семья брата. А у него трое детей, и брат служил, а невестку он оставил с мамой. И ещё тётя у них была пожилая. Вот пришла Анжела и сразу принялась за готовку. Она почистила картошку и быстро пожарила...

Холод пробирал до костей, но Оля не замечала ничего, кроме гранитной плиты перед собой. «Мама». Восемь лет, а боль оставалась свежей, как этот ноябрьский ветер. Тридцатое ноября, День матери. Она примчалась из Москвы, выпросив два дня у деканата, чтобы быть здесь, где земля сковывалась льдом, а сердце разрывалось от горя. Она положила на подмерзшую землю букет хризантем — маминых любимых цветов — и горько заплакала. Рыдания вырывались наружу против ее воли. «Мама, как же мне тебя не хватает... Вот уже восемь лет, а я все не могу привыкнуть...