Авторские рассказы - Димы Вернера

Снег валил хлопьями, засыпая лобовое стекло старенькой иномарки, словно пытаясь спрятать от водителя серую городскую слякоть. Олег включил дворники на полную мощность и тяжело вздохнул. В багажнике позвякивали банки с зеленым горошком и шуршали пакеты с мандаринами — неизменными атрибутами надвигающегося праздника. До Нового года оставалось всего ничего, дней десять, а настроение у мужчины было совсем не праздничным. Оно застряло где-то между усталостью после годового отчета и нарастающей тревогой, причину которой он пока и сам не мог толком сформулировать...

За окном моросил мелкий, противный дождь, превращая серый асфальт в грязное месиво, но у Марины на душе было легко — будто с плеч сняли рюкзак, который она носила годами. Она в последний раз обвела взглядом съемную «двушку» с потертыми обоями и скрипучим паркетом. Шесть лет они здесь прожили. Шесть долгих лет, пропитанных запахом чужой жизни, хозяйскими запретами и вечным страхом, что завтра попросят съехать. Но теперь все позади. Марина аккуратно заклеила скотчем последнюю коробку с книгами и выпрямилась, потирая ноющую поясницу...

Тишина в квартире стояла такая хрупкая и звонкая, что казалось, если громко вздохнуть, она рассыплется на мелкие осколки. Лена потянулась в кровати, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Это было первое утро их настоящей семейной жизни. Вчера отгремел ресторан, гости кричали «горько» до хрипоты, а тетя Люба из Саратова так плясала под Верку Сердючку, что, кажется, сломала каблук. Но всё это осталось во вчерашнем дне. Сегодня были только они вдвоем, солнечный луч, ползущий по новым обоям, и запах кофе, который Игорь уже варил на кухне...

Звонок в дверь прозвучал именно в тот момент, когда у Наташи убежало молоко. Шипящая белая пена заливала конфорку, по кухне пополз запах горелого, а в коридоре уже настойчиво, с претензией, вдавливали кнопку звонка. Наташа, ругаясь сквозь зубы и вытирая руки о передник, бросилась открывать. Она знала, кто там. Только Вера Николаевна имела привычку приходить без предупреждения в субботу утром, когда нормальные люди ещё нежились в кроватях или лениво пили кофе. — Ну здравствуй, хозяюшка, — свекровь...

У зеркала в прихожей Елена замерла, критически оглядывая свое отражение. Темно-синее платье, купленное специально к юбилею свекрови, сидело неплохо, но предательская складка на талии всё же проступала, если стоять расслабленно. Лена втянула живот, выпрямила спину и тяжело вздохнула. Ей сорок два года, и последние пять из них прошли в бесконечной борьбе: с лишними килограммами, с первыми морщинками и, что скрывать, с нарастающим равнодушием собственного мужа. — Ленка, ты там уснула? — донесся из комнаты недовольный голос Олега...

Снежная каша под ногами хлюпала, пробираясь влагой сквозь замшу сапог, но Марина почти не замечала этого неприятного холода. В обеих руках она сжимала ручки тяжеленных пакетов, набитых под завязку: мандарины, отборная икра, несколько видов сыра, балык, дорогие конфеты и, конечно, подарки. В этом году она превзошла саму себя. Премия, которую выплатили в конце года, позволила не экономить, и Марине так хотелось устроить настоящий праздник для всех. Для мужа Олега, для его мамы Тамары Игоревны и для золовки Светы, которая, по слухам, снова рассталась с очередным ухажером и пребывала в депрессии...

Сумки резали ладони. Казалось, в эти полиэтиленовые ручки налили свинца, хотя там были всего лишь продукты: молоко, творог, курица, любимые мамины пряники с мятной глазурью и сетка картошки. Лифт, как назло, снова не работал, и Елена с тоской посмотрела на грязные ступеньки, ведущие на пятый этаж. Лампочка на первом этаже мигала, создавая нервное, дерганое освещение, от которого начинала болеть голова. Лена поставила пакеты на бетонный пол, перевела дыхание. Ей было тридцать два года, но иногда она чувствовала себя глубокой старухой...

Валентина Сергеевна всегда считала себя женщиной мудрой, дальновидной и, что греха таить, немного хитрой. Жизнь научила её, что своё упускать нельзя, а чужое, если оно плохо лежит или само в руки плывёт, нужно брать не раздумывая. Сына своего, Сергея, она вырастила одна, вложила в него всю душу, здоровье и скромные сбережения, поэтому теперь, когда Сергею исполнилось двадцать восемь, мать справедливо полагала, что пришло время собирать камни. Или, вернее сказать, дивиденды. Сергей был парнем хорошим, работящим, но мягким...

Тишина на кухне была такой плотной, что Елена слышала, как тикают часы в коридоре. Она сидела, обхватив ладонями остывшую кружку с чаем, и невидящим взглядом смотрела в темное окно. В стекле отражалась не уютная кухня с новыми занавесками, которые они с Андреем выбирали два месяца назад, а лицо уставшей, потерянной женщины. Часы в коридоре гулко пробили одиннадцать раз. Мужа всё не было. Ещё полгода назад Лена бы и не подумала волноваться. Андрей задерживался на работе часто — должность ведущего инженера обязывала, — но всегда звонил, предупреждал, присылал смешные сообщения...

Серое мартовское небо затянуло тучами, и холодный ветер хлестал голыми ветками по окнам. В квартире Нины Петровны, обычно наполненной запахами выпечки и тиканьем старинных часов, сейчас царила напряженная, вибрирующая тишина. Тишина эта была обманчивой, как затишье перед бурей, и прерывалась лишь периодическим всхлипыванием трехмесячного Антошки из комнаты. Нина Петровна стояла у плиты, помешивая легкий куриный супчик. Она старалась не стучать ложкой о края кастрюли, двигалась почти бесшумно, как тень...

Сумка с продуктами оттянула плечо, а промозглый ноябрьский ветер норовил залезть за шиворот. Лена остановилась у подъезда, чтобы перевести дух и найти ключи. Домофон пискнул как-то особенно жалобно, словно тоже устал от этой погоды и бесконечного потока людей. Поднявшись на третий этаж, она услышала голос хозяйки квартиры ещё через дверь. Тамара Ивановна, грузная женщина с вечной химией на голове, опять пришла без предупреждения. — Я всё понимаю, Серёжа, но цены растут, — доносился её баритон из кухни...

Звук поворачивающегося в замке ключа резанул по нервам так сильно, что Лена выронила из рук мокрую губку. Та шлепнулась в раковину, обдав мыльной пеной чистые тарелки. Часы показывали семь утра. Суббота. Единственный день, когда можно было поспать подольше, но этот скрежет металла о металл означал только одно: «инспекция» прибыла. В прихожей послышалось тяжелое сопение, стук опускаемых на пол сумок и знакомое, въедливое шарканье. — Леночка! Вы еще спите? А я вот, с рынка, творожка вам привезла, домашнего,...