Почти историк

Лето 1945 года стало роковым для двух японских городов. Решение о применении атомного оружия до сих пор вызывает споры и дискуссии. Почему США пошли на этот шаг? Была ли альтернатива? На первый взгляд, всё кажется простым: Япония не хотела капитулировать, а атомная бомбардировка заставила её сдаться. Но давайте посмотрим глубже. Когда я читаю документы того времени, меня поражает цинизм некоторых военных решений. 6 августа 1945 года Хиросима превратилась в пепел. 9 августа та же участь постигла Нагасаки...

1941‑й год. Поздняя осень. В маленьком сибирском селе Берёзовка, затерянном среди бескрайних лесов и заснеженных полей, мать проводила на фронт двух сыновей‑близнецов — Ивана и Петра. Они стояли рядом у телеги, почти неотличимые: одинаковые русые кудри, ямочки на щеках при улыбке, пронзительно‑голубые глаза. Только характеры различались — Иван, старший по духу, если не по возрасту, был спокоен и рассудителен; Пётр же, словно подхваченный вечным порывом, горел изнутри неугасимым огнём. — Вернётесь оба, — шептала мать, крестя их на дорогу, и пальцы её дрожали...

Дождь прекратился, но земля ещё хранила влагу — каждый шаг оставлял глубокий след, будто выдавливал из почвы невысказанные страхи. Наталья, Семён и Иван двигались цепочкой, соблюдая дистанцию: впереди — Иван, знающий местные тропы; за ним — Наталья, зорко оглядывающая кусты; последним — Семён, чья рана то и дело напоминала о себе острой вспышкой боли. — До шахты ещё два перехода, — бросил через плечо Иван. — Если не наткнёмся на патруль. Никто не ответил. Слова казались лишними в этом сыром, притихшем лесу...

Ноябрь 1943‑го. Сырой предрассветный туман стелился над болотистыми низинами, превращая лес в призрачное царство теней. В землянке разведроты царила напряжённая тишина — завтра на рассвете группа должна была уходить за линию фронта. В этот момент дверь скрипнула, и внутрь шагнула она — Лидия, певица из фронтовой бригады. Лёгкое платье, аккуратно уложенные волосы, в руках — потрёпанный аккордеон. — Товарищ капитан, — обратилась она к командиру, — я хочу пойти с вами. Капитан Игнатьев поднял усталые глаза, сдвинул фуражку на затылок: — Девушка, вы в своём уме? Это не концерт...

Грохот разрывов сливался с пронзительным визгом осколков. Воздух пах железом и гарью — едкий, металлический запах, от которого першило в горле и слезились глаза. Алексей закашлялся, сплюнул кровавую слюну, но не остановился. Земля под ногами вздрагивала, будто живое существо, пытающееся сбросить с себя эту адскую какофонию войны. Каждый взрыв отдавался в теле глухим ударом, а в голове пульсировала одна мысль: «Только бы успеть». Старший сержант медицинской службы Алексей Гаранин полз между воронками, прижимая к груди потрёпанный кожаный чемодан...

Сентябрь 1941‑го. Леса под Вязьмой. Тишина, которую время от времени рвут далёкие орудийные раскаты — то ли наши, то ли немецкие. Семнадцатилетний рядовой Пётр Ковалёв стоял у массивных деревянных дверей заброшенного склада. Приказ был чёткий: «Охранять продовольствие до прибытия транспорта». Но транспорт не пришёл. Связь оборвалась ещё неделю назад. Сначала Пётр держался легко. Он расхаживал вокруг склада, проверял замок, прислушивался к лесу. В голове крутились мысли о доме, о матери, о том, как...

В 2025‑м при реставрации старого дома на окраине Вологды строители нашли за обшивкой стены потрёпанный конверт. Бумага пожелтела, края обтрепались, но адрес и текст ещё можно было разобрать: «Дорогая Лена, милый Алёшка!Пишу вам из окопа под Старой Руссой. Сегодня тихо — ни обстрелов, ни атак. В такие минуты особенно тянет домой. Вспоминаю, как мы с Алёшкой запускали змея у речки, а ты накрывала на стол к обеду. Кажется, это было в другой жизни.*Здесь всё серое: земля, небо, шинели. Но я держу в голове...

Лето 1943‑го под Ржевом. Воздух густой от запаха полыни и пороха, земля раскалена, но в тени окопов — сырая прохлада. В землянке прифронтовой столовой у чугунной печки‑буржуйки суетится немолодой мужчина в засаленном ватном бушлате. Это Иван Матвеевич Лыков, 43 года, повар 3‑й стрелковой роты. Он не должен был быть здесь. До войны — шеф‑повар ресторана «Север» в Архангельске, мастер тонких соусов и изящной сервировки. Теперь — перловка с сушёным луком, чай из листьев смородины, да иногда — если повезёт — тушёнка из неприкосновенного запаса...

Туман стелился между деревьями, пряча следы. Наталья и Семён сидели на мокрой траве у опушки — два измученных человека, чудом вырвавшиеся из лап смерти. Первые лучи рассвета пробивались сквозь листву, но ни один из них не чувствовал тепла. Холодные капли росы пробирались сквозь одежду, заставляя вздрагивать. — Надо двигаться, — тихо сказала Наталья, поднимаясь. — Пока не рассвело окончательно. Семён кивнул, с трудом встал. Его лицо было в ссадинах, одежда пропиталась потом и кровью, но взгляд оставался ясным...

Берлин, апрель 1945‑го. Воздух пропитан гарью и известью — город рушится, словно песочный замок под натиском волн. Восемнадцатилетняя санитарка Катя Морозова прижимает к груди сумку с бинтами и йодом. Вокруг — грохот, крики, дым. Она только что перетащила третьего раненого в полуподвал разрушенного дома. — Держись, родной, — шепчет она бойцу с бледным, в потеках крови, лицом. — Сейчас перевяжу. Её руки, маленькие и на вид хрупкие, работают быстро и точно. За год на фронте она научилась останавливать...

Наталья шагнула через порог комендатуры. Воздух здесь был другим — пропитанным запахом табака, кожи и властного безразличия. Она опустила голову, сжала в руках ведро и тряпку, стараясь выглядеть незаметной. — Чего встала? — рявкнул дежурный полицай, не отрываясь от газеты. — Работай! Она кивнула, не поднимая глаз, и двинулась вдоль коридора. Каждый шаг отдавался в висках: три коротких звука… если услышу свисток — бежать, не оглядываясь. А если он уже мёртв? А если я погибну зря? Мысль пронзила её, но Наталья тут же отбросила её...

Июль 1942‑го. Степь дышала жаром, воздух дрожал над выгоревшей травой, а небо — безоблачное, безжалостное — казалось отлитым из раскалённого свинца. Капитан Алексей Державин, офицер снабжения 342‑го стрелкового полка, сидел в кабине полуторки и думал о том, что ещё вчера его жизнь имела чёткий порядок: склады, ведомости, графики поставок, отчёты. Теперь же он держал в руках винтовку — чужую, пахнущую маслом и порохом, — и не знал, выстрелит ли когда‑нибудь. Всё началось с того, что колонна с боеприпасами попала под удар...