Холодный октябрьский ветер трепал занавески на кухне. Я сидела за столом, пересчитывая наличные, которые только что принесла от квартирантов. Моя "однушка", доставшаяся в наследство от бабушки, была для меня не просто квадратными метрами, а настоящим островком безопасности. Мы с Олегом жили в его просторной "трешке", оба неплохо зарабатывали, но эти дополнительные деньги с аренды грели мне душу. Они были моим личным "на всякий случай", моей уверенностью в завтрашнем дне.
Олег вошел на кухню, потирая руки. Он только что вернулся с балкона, где пытался навести порядок в своих инструментах.
— Лена, собирайся, — бодро сказал он, целуя меня в макушку. — Мама звонила. Говорит, рыбный пирог испекла, ждет нас к обеду. Голос у нее какой-то торжественный, видимо, повод есть.
Я вздохнула, убирая деньги в шкатулку. Тамара Петровна, моя свекровь, была женщиной властной, громкой и непредсказуемой, как весенняя гроза. Наши отношения можно было назвать вежливым нейтралитетом: мы не ссорились, но и задушевных бесед за чаем не вели. Она считала меня слишком приземленной, а я её — слишком витающей в облаках своих бесконечных идей. То она собиралась разводить перепелов на балконе, то увлекалась скандинавской ходьбой, то начинала лечить всех соседей настойкой из мухоморов.
— Ладно, — согласилась я. — Пироги у неё вкусные, этого не отнять. Надеюсь, на этот раз она не решила переписать на нас свой огород в Тмутаракани?
Олег рассмеялся, но как-то немного нервно, как мне показалось уже позже, когда я анализировала этот день.
Мы приехали к Тамаре Петровне через час. В её квартире, как всегда, пахло ванилью, старыми книгами и немного корвалолом. Она встретила нас в нарядном платье, с ниткой жемчуга на шее, что сразу насторожило меня. Обычно дома она ходила в удобном халате.
Обед прошел на удивление мирно. Мы обсуждали погоду, цены на продукты, работу Олега. Свекровь подкладывала мне самые румяные куски пирога и ласково улыбалась. Но я чувствовала: это затишье перед бурей. Она чего-то хотела. И это "что-то" было масштабным.
Когда чай был допит, Тамара Петровна отставила чашку, сложила руки на столе замком и посмотрела мне прямо в глаза.
— Леночка, Олег, я тут подумала... Годы идут, здоровье уже не то. Врач сказал, мне морской воздух нужен. Йод, соли, все дела.
— Так давай путевку тебе купим, мама, — предложил Олег. — В санаторий, в Сочи или в Крым. На месяц.
— Санаторий — это временно, — отмахнулась она, словно от назойливой мухи. — А мне нужно постоянно дышать. Я решила, что нам нужна дача у моря. Свой дом. Чтобы и я там жила, здоровье поправляла, и вы приезжали отдыхать. Внуки пойдут — где им лето проводить? В душном городе?
Идея была неплохой, но я понимала, что у нас сейчас нет свободных миллионов на покупку недвижимости на побережье.
— Тамара Петровна, идея замечательная, — осторожно начала я. — Но вы же знаете цены. Хороший дом у моря стоит как крыло самолета. Мы сейчас не потянем ипотеку, да и зачем нам такие долги?
Свекровь хитро прищурилась, перевела взгляд на сына, потом снова на меня.
— А зачем ипотека? У нас есть ресурсы. Вот я и говорю: продай жильё, мне дача у моря нужна! Ты же с мужем живёшь прекрасно.
Я поперхнулась воздухом. В комнате повисла тишина. Мне показалось, что я ослышалась.
— Простите, какое жильё? — переспросила я, чувствуя, как внутри начинает закипать возмущение.
— Ну как какое? Твою однокомнатную, — невозмутимо пояснила она, словно просила передать соль. — Она же просто так стоит, чужие люди там живут, стены портят. А так — вложим деньги в дело. Купим домик, я там буду хозяйничать, розы разведу. Вам же лучше!
Сначала я поразилась наглости свекрови. Почему мою квартиру? Хочет жить у моря — пускай свою квартиру продаст! Она жила в хорошей "двушке" в центре, которая стоила гораздо дороже моей окраинной "однушки".
— Тамара Петровна, — мой голос стал ледяным. — Моя квартира — это моя собственность. Это память о бабушке. И она приносит доход. Если вы хотите переехать к морю, почему бы вам не разменять свою жилплощадь? Купите домик там, а на разницу — студию здесь, чтобы прописка осталась.
Свекровь картинно прижала руки к груди.
— Лена, как ты можешь? Это мое родовое гнездо! Я здесь с мужем покойным, с отцом Олега, всю жизнь прожила. Каждый уголок мне дорог. А твоя квартира — это просто стены. Тем более, вы же семья. У мужа живешь, все у вас общее. Неужели тебе для здоровья матери жалко какой-то бетонной коробки?
Я посмотрела на Олега, ожидая поддержки. Он сидел, опустив глаза в скатерть, и крутил в руках чайную ложку.
— Олег? — позвала я. — Ты что молчишь?
Он поднял на меня виноватый взгляд.
— Лен, ну... Мама дело говорит. Ей правда климат менять надо, давление скачет. А квартира твоя... Ну, сдаем мы её, да. Но там ремонт уже просится, трубы менять надо. Возни много. А домик у моря — это актив. Цены на юге растут быстрее, чем здесь. Это выгодное вложение.
Я встала из-за стола, чувствуя, как дрожат колени.
— То есть вы это уже обсудили? Без меня?
— Мы просто прикидывали варианты, — попытался оправдаться муж.
— Замечательные варианты! — я не сдержалась и повысила голос. — Мое продать, чтобы маме хорошо было, а я останусь ни с чем? А если, не дай Бог, мы разведемся? Куда я пойду? На вокзал?
— Типун тебе на язык! — воскликнула Тамара Петровна. — О разводе она думает! О семье надо думать, о будущем! Эгоистка ты, Лена. Я к тебе со всей душой, а ты...
Я схватила сумку и вышла из квартиры, не дожидаясь мужа.
Следующие три недели превратились в домашний ад. Олег не скандалил, не требовал, он действовал хитрее. Он стал "давить на жалость" и логику. Каждый вечер он показывал мне объявления о продаже домов на побережье, расписывал перспективы, говорил, как прекрасно мы будем там проводить отпуска, вместо того чтобы платить бешеные деньги отелям.
— Пойми, милая, — шептал он мне ночью, обнимая. — Мы семья. У нас все общее. Я же тебя никогда не обижу. Я на тебя этот дом оформлю, если хочешь. Или напополам с мамой. Ну правда, лежит этот актив мертвым грузом. А маме там лучше будет, она расцветет, перестанет нас дергать по пустякам. Мы будем приезжать на все готовое. Свежие фрукты, море...
Я чувствовала, как он отдаляется. Раньше мы говорили обо всем, а теперь между нами выросла стена. Он приходил поздно, ужинал молча, уткнувшись в телефон. Я понимала — он общается с матерью, они строят планы без меня.
Однажды вечером я позвонила своей подруге Свете. Рассказала ей все.
— Лен, ты с ума сошла? — возмутилась она. — Это же твоя подушка безопасности! А если что-то пойдет не так? Ты останешься без ничего!
— Олег обещал оформить на меня...
— Обещал! — перебила Света. — А документы покажет? А если свекровь передумает? Лена, я тебя умоляю, не делай этого. У меня соседка так же продала свою квартиру на общее дело со свекром. Через два года развелась и осталась на улице.
Я положила трубку и долго сидела на кухне, глядя в темноту за окном. Страх сжимал горло.
А потом подключилась "тяжелая артиллерия". Олег позвонил мне на работу, голос дрожал:
— Лен, у мамы криз. Скорая увезла. Приезжай в больницу, пожалуйста.
Я примчалась через полчаса. Тамара Петровна лежала в палате, бледная, с капельницей в руке. Врач вышел в коридор и тихо сказал:
— Гипертонический криз на фоне стресса. Давление подскочило до критических значений. Ей нужен покой и смена климата. Иначе следующий раз может закончиться инсультом.
Олег сидел на скамейке в коридоре, обхватив голову руками. Когда я подошла, он посмотрел на меня красными глазами:
— Лен, я боюсь за нее. Если с ней что-то случится, я себе не прощу. Она всю жизнь мечтала о море. Может быть... может быть, мы действительно попробуем?
Я увидела его страх. Настоящий, не наигранный. И поняла, что проигрываю.
— Хорошо, — сказала я тихо. — Продаем.
Но теперь я выдвинула условия. Я настояла, чтобы дом был оформлен официально на меня и Олега до сделки. Чтобы я видела все документы. Тамара Петровна согласилась, и мы даже съездили к нотариусу, где она заверила свои обещания.
Муж настоял, чтобы мы продали квартиру быстро. Цену пришлось немного скинуть за срочность, что тоже резало мне сердце. Когда я последний раз пришла в свою "однушку", чтобы забрать кое-какие вещи, я плакала.
Я стояла посреди пустой комнаты и вспоминала. Вот здесь, у окна, стоял бабушкин торшер с желтым абажуром. Она любила сидеть в этом кресле и вязать, а я устраивалась рядом с книжкой. Вот на этой стене висели полки с её фарфоровыми статуэтками — каждая со своей историей. Бабушка рассказывала мне про балерину, привезенную из Ленинграда, про пастушку, купленную на первую зарплату.
Я провела рукой по голой стене. Обои были те же — в мелкий цветочек. Бабушка их так любила. "Как на лугу у нас в деревне", — говорила она.
Слезы текли сами собой. Я не просто продавала квартиру. Я продавала последнее, что связывало меня с бабушкой, с моим детством, с ощущением дома. Здесь пахло её пирогами, её духами "Красная Москва", её заботой.
— Прости меня, бабуль, — прошептала я в пустоту. — Прости, что не сберегла.
Сделка прошла быстро. Деньги упали на счет, и мы тут же передали их Тамаре Петровне. Точнее, Олег перевел их, добавив еще довольно крупную сумму из наших общих накоплений — почти все, что мы откладывали на отпуск и на будущее. "На ремонт и обустройство", — сказал он. Я посмотрела на сумму и похолодела. Это были последние деньги. Мы остались без подушки безопасности.
После этого все затихло. Свекровь уехала на юг "выбирать и покупать". Звонила она редко, говорила загадками: "Ой, тут столько всего, глаза разбегаются", "Нашла домик, но там с документами возня, надо ждать".
Прошел месяц. Потом второй. Я пыталась не думать о проданной квартире, но ночами просыпалась в холодном поту. Мне снилось, что я стою на улице с чемоданом, а Олег закрывает передо мной дверь. Или что свекровь смеется, пересчитывая мои деньги.
Однажды я не выдержала и проверила счет. Деньги были переведены Тамаре Петровне два месяца назад. С тех пор — ни одной транзакции. Ни покупки дома, ни ремонта. Ничего.
Сердце забилось часто. Я позвонила свекрови.
— Тамара Петровна, как дела с домом?
— Ой, Леночка, ты знаешь, тут такая бюрократия! То документы не те, то продавцы передумали. Но я ищу, ищу. Скоро найду идеальный вариант.
— А деньги... Они в безопасности?
— Конечно, милая! Лежат на счету. Я же не транжира какая-нибудь.
Но голос у нее был какой-то не такой. Слишком бодрый. Слишком беззаботный.
Я положила трубку и села на диван. Руки тряслись. В голове пронеслась мысль: "А вдруг она меня обманывает?"
На следующий день я наткнулась в новостях на статью: "Мошенники наживаются на пенсионерах, продающих квартиры для переезда на юг". В статье описывались схемы, как людей обманывают, как они остаются без денег и жилья.
Вечером я не выдержала и высказала все Олегу:
— Где дом? Прошло уже два месяца! Может, она деньги в какую-нибудь пирамиду вложила? Или их вообще больше нет? Почему она не присылает фотографии? Почему нет никаких документов?
Олег побледнел:
— Лена, успокойся. Мама не такая. Она просто хочет найти идеальный вариант.
— Идеальный вариант? — я чувствовала, как злость клокочет внутри. — Олег, это были мои деньги! Моя квартира! А я теперь даже не знаю, на что они потрачены!
— Она не потратила их! Она ищет дом!
— А если не найдет? А если деньги уже нет?
Олег отвернулся к окну. Я видела, как напряжены его плечи.
— Я... Я тоже начал волноваться, — признался он тихо. — Звонил ей вчера. Она говорит, что все под контролем, но... Да, я тоже не видел никаких документов.
Мы стояли в разных концах комнаты, и между нами была пропасть. Впервые за годы брака я подумала: "А вдруг мы не переживем этого?"
Прошел еще месяц. Потом еще один. Зима тянулась бесконечно. На работе у меня начались проблемы — я не могла сосредоточиться, постоянно проверяла телефон, ждала новостей от свекрови. Олег стал еще более замкнутым. Мы почти не разговаривали.
А потом наступила весна. Серая, дождливая, безрадостная. Наше финансовое положение ухудшилось — без накоплений мы жили от зарплаты до зарплаты. Отпуск нам в этом году явно не светил.
Я начала требовать ответов все настойчивее.
— Олег, это уже четыре месяца! Где дом? Где хоть какие-то подтверждения?
— Лен, мама говорит, ремонт делает. Хочет сделать сюрприз.
— Какой сюрприз?! Я хочу видеть документы! Я хочу знать, куда делись мои деньги!
Мы поссорились по-настоящему. Я кричала, он молчал, а потом ушел, хлопнув дверью. Вернулся поздно ночью. Мы легли в одну кровать, но каждый на своем краю, как чужие люди.
Май принес новую волну тревоги. Коллега по работе рассказала историю про свою знакомую:
— Представляешь, продала квартиру, вложилась с мужем в бизнес его брата. Через год бизнес лопнул, деньги пропали, а потом еще и муж подал на развод. Она осталась вообще ни с чем.
Я слушала и чувствовала, как леденеет внутри. Это могла быть я. Это могла быть моя история.
Той ночью мне приснился кошмар. Я стояла на пороге квартиры Олега, а он спокойно говорил: "Извини, Лен, но это не сложилось". Дверь закрывалась, и я оставалась на лестничной клетке с одним пакетом вещей. Я шла по ночному городу, и у меня не было, куда идти. Бабушкиной квартиры больше не существовало.
Я проснулась в холодном поту. Олег спал рядом, безмятежный. А я лежала с открытыми глазами до утра, понимая, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Наступил июль. Жара в городе стояла невыносимая. Асфальт плавился, кондиционеры не справлялись. Наши отношения с Олегом были на грани разрыва. Мы почти не разговаривали, только по делу.
И вот, в одну из пятниц, Олег пришел с работы пораньше. Лицо у него было странное — смесь волнения и чего-то еще.
— Собирай чемоданы, — сказал он.
— Куда? — я даже не попыталась скрыть раздражение.
— Поехали на юг. Мама звонила, сказала — все готово. Ждет нас.
Я почувствовала, как внутри все сжалось.
— На какую дачу, Олег? У нас её нет! Мы даже документов не видели! Может быть, там вообще ничего нет!
— Вот и увидим, — он избегал моего взгляда. — Поехали, Ленка. Отпуск я взял.
— А если мы приедем, а там пустырь? Или какая-нибудь развалюха? Или вообще ничего?
— Тогда... — он замолчал. — Тогда разберемся. Но нужно ехать.
Мы ехали на машине почти сутки. Я сидела молча, глядя на дорогу. Внутри был свинцовый ком страха. Я представляла разные варианты: от полного обмана до какого-нибудь сарая без удобств.
Олег пытался заговорить пару раз, но я отворачивалась к окну. Мне было нечего ему сказать. Я все еще любила его, но эта любовь теперь была пропитана горечью и разочарованием.
Когда мы свернули с трассы на серпантин, и вдали блеснула синяя полоска моря, сердце екнуло. Но не от радости — от отчаяния. Где-то там, у этого моря, решится моя судьба.
Мы въехали в небольшой, утопающий в зелени поселок. Олег уверенно крутил руль, сверяясь с навигатором. Машина остановилась у высоких кованых ворот. За забором виднелись верхушки кипарисов и черепичная крыша.
Я вышла из машины, ноги подкашивались. "Только бы не кошмар", — подумала я. "Только бы хоть что-то было настоящим".
Ворота открылись, и нам навстречу вышла Тамара Петровна. Я её не узнала. За эти месяцы она помолодела лет на десять. Загорелая, в легком льняном костюме, в широкополой шляпе. Куда делась та грузная женщина с одышкой?
— Дети мои! Добрались! — она распахнула объятия.
Я медленно огляделась. Это был не дворец, но и не развалюха. Передо мной стоял крепкий, добротный двухэтажный дом с белыми стенами, увитыми виноградом. Двор был вымощен светлым камнем, везде цвели розы, а в глубине сада, под старой шелковицей, стоял большой стол. И самое главное — воздух. Он был густым, напоенным ароматами хвои и соли. Море было совсем близко, его шум доносился даже сюда.
Я стояла, не в силах пошевелиться. Это было реально. Дом существовал.
— Ну, что стоите? Проходите, хозяева! — скомандовала свекровь.
Мы вошли в дом. Внутри было прохладно и чисто. Светлые стены, новая мебель, большие окна. Керамическая плитка под ногами, кондиционер тихо гудел.
— Вот, — Тамара Петровна провела нас на второй этаж. — Это ваша спальня. С балконом. Вид оттуда — закачаешься.
Я вышла на балкон и замерла. Море было как на ладони. Солнце клонилось к закату, окрашивая воду в золото и пурпур. Где-то внизу шумели волны, чайки кричали над водой.
Слезы сами потекли по щекам. От облегчения, от усталости, от всего, что я пережила за эти месяцы.
— А документы? — тихо спросила я, все еще боясь поверить. — На кого дом оформлен?
Свекровь подошла ко мне и положила руку на плечо. Впервые за все время её прикосновение было теплым и искренним.
— Лена, спустись в гостиную, там на комоде папка лежит. Все документы. На Олега и на тебя я оформила. В равных долях. Себе только право пожизненного проживания оставила. Я же не вечная, а вам тут жить и детей растить.
Я спустилась и дрожащими руками открыла папку. Документы были настоящими. Свидетельство о собственности — на мое и Олега имя. Все чисто, все законно.
— Деньги с твоей квартиры как раз на покупку ушли, — продолжала Тамара Петровна, спускаясь следом. — А то, что Олег добавил — на ремонт и мебель. Но и я не сидела сложа руки. Видишь эту мебель? Это я свой гарнитур продала, тот, что еще от мамы остался. Антикварный был, хорошие деньги дали. На кухню хватило обставить и ванные сделать. Я тут, знаешь, как прораб крутилась эти месяцы! Строителей гоняла, материалы выбирала. Долго искала подходящий дом, потому что хотела, чтобы вам понравилось. Чтобы море близко, чтобы поселок приличный, чтобы соседи не алкоголики.
Я стояла с документами в руках, и стыд накрывал меня волна за волной. Все эти месяцы я думала о ней плохо, накручивала себя, подозревала в обмане. А она... Она действительно создала для нас что-то настоящее, вложив в это не только мои деньги, но и свои силы, свое время, даже какую-то часть своего прошлого.
— Спасибо, Тамара Петровна, — прошептала я, и голос предательски дрожал. — Простите меня за все мои мысли. Я... Я боялась.
— Знаю я, чего ты боялась, — отмахнулась она. — Ты правильно боялась, дочка. Это ж твоя бабушкина квартира была. Святое. Я понимаю. Но я тебя не обманывала. Просто хотела, чтобы сюрприз вышел. Чтобы вы приехали и сразу — красота.
Олег обнял меня сзади, и я почувствовала, как у него тоже дрожат руки.
— Прости меня, Лен, — прошептал он. — Я знаю, как тебе было тяжело. Мама запретила мне что-либо рассказывать, хотела сюрприз. А я... Я тоже волновался. Я тоже не спал ночами и думал: "А вдруг?"
Я повернулась к нему лицом и впервые за многие месяцы по-настоящему посмотрела в глаза. В них была боль, вина и любовь.
— Идите лучше купаться, пока солнце не село, — Тамара Петровна деликатно отошла к кухне. — А я ужин накрою. Рыбу свежую у рыбаков купила, барабульку.
Мы спустились к морю. Пляж был почти пустым, вода — теплой и ласковой. Мы зашли по колено, потом по пояс. Я нырнула с головой, и соленая вода смыла с меня всю горечь последних месяцев.
Когда я вынырнула, Олег стоял рядом. Капли воды стекали по его лицу, он улыбался — по-настоящему, как давно уже не улыбался.
— Мы справились, — сказал он тихо.
— Справились, — эхом откликнулась я.
Мы плавали, брызгались, смеялись. Солнце садилось в море, окрашивая небо в невероятные цвета. Я смотрела на этот закат и думала о бабушке. Может быть, она простила меня. Может быть, она бы поняла, что я не предала её память — я просто обменяла одну форму любви на другую.
Вечером мы сидели в саду под шелковицей. На столе стояла жареная рыба, овощи с грядки, домашнее вино. Свекровь рассказывала байки про местных соседей, про то, как она воевала с сантехником, который хотел втридорога содрать, и мы хохотали до слез. С моря дул легкий бриз, над головой висели огромные южные звезды, а где-то в кустах стрекотали цикады.
Я сделала глоток холодного вина, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Душевная тревога, которая жила во мне последние месяцы, растворилась в ночном воздухе. Проданная квартира, страхи о будущем, кошмары о разводе и бездомности — все это отступило. Здесь, в этом моменте, было счастье. Настоящее, выстраданное, оплаченное месяцами страха и сомнений.
Я посмотрела на освещенные окна дома. Нашего дома.
— Знаешь, мам, — сказал Олег, наливая себе еще вина. — Ты была права. Это того стоило.
Тамара Петровна довольно улыбнулась:
— Я плохого не посоветую. Жизнь одна, дети. И прожить её надо там, где душе хорошо.
Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как спокойствие разливается по всему телу. Да, я рисковала. Да, я боялась. Да, были моменты, когда я жалела о своем решении. Но сейчас, глядя на лунную дорожку на воде, слушая шум прибоя, держа руку мужа, которого чуть не потеряла, я понимала — иногда нужно отпустить прошлое, чтобы получить будущее.
— Да, — сказала я вслух, поднимая бокал. — Хорошо иметь домик у моря. И хорошо иметь семью, ради которой стоит рисковать.
Мы чокнулись, и хрустальный звон бокалов растворился в ночи, смешавшись с шумом волн и стрекотом цикад.
Спасибо за внимание❤️
Рекомендую почитать: