Осенний дождь барабанил по карнизу, создавая странный, убаюкивающий ритм, который совершенно не вязался с тем ураганом, что бушевал у меня внутри. Я сидела в машине, сжимая руль так сильно, что пальцы онемели, и смотрела на окна своей собственной квартиры. Там, на пятом этаже, горел свет. Теплый, желтый, уютный свет, который я так любила. Но теперь он казался мне сигнальным огнем вражеского лагеря.
Все началось с нелепой случайности, как это часто бывает в плохих детективах или женских романах. Утром я, как обычно, поцеловала Олега, своего мужа, поправила ему галстук и умчалась на работу. Мы жили вместе три года. Три года, которые казались мне если не сказкой, то вполне счастливой реальностью. Олег был внимательным, спокойным, звезд с неба не хватал, но работал менеджером в строительной фирме и казался надежным тылом.
Единственным темным пятном на этом светлом полотне была его мать, Вера Ивановна. Женщина властная, громкая, с вечно поджатыми губами и рентгеновским взглядом, который искал пыль даже там, где ее быть не могло. Она никогда не упускала возможности напомнить, что ее сын мог бы найти «кого получше». Что я слишком много работаю. Что в доме беспорядок. Что детей все еще нет, хотя нам уже за тридцать.
Месяц назад мы с Олегом праздновали третью годовщину свадьбы. Он подарил мне браслет, который я приметила еще летом, и мы говорили о том, что, может быть, пора задуматься о ребенке. Я была счастлива. Глупая, слепая счастливица.
В тот день на работе царил хаос. Годовой отчет горел, начальник метал громы и молнии, а я, приехав в офис, поняла, что забыла самую важную папку с документами дома на комоде в прихожей. Проклиная свою рассеянность, я развернула машину и помчалась обратно.
Подъезжая к дому, я заметила знакомый силуэт старенькой иномарки свекрови. «Странно, — подумала я, паркуясь. — Олег говорил, что мама сегодня на даче». Сердце кольнуло нехорошим предчувствием, но я списала это на нервы из-за отчета.
Я поднялась на этаж, стараясь не шуметь — не хотелось тратить время на пустые разговоры с Верой Ивановной и объяснять, почему я не на работе. Ключ в замке повернулся бесшумно — спасибо дорогой смазке, которую я заставила мужа использовать месяц назад. Дверь открылась, и я уже шагнула в коридор, как вдруг услышала голоса. Они доносились из комнаты.
— Сынок, ты слишком мягкотелый, — голос свекрови звучал не просто уверенно, а по-хозяйски нагло. — С такими, как Марина, нельзя по-хорошему.
Я замерла. Рука с ключами застыла в воздухе.
— Мам, ну она же не дура, — голос Олега звучал глухо, с нотками раздражения и… страха? — Квартира куплена до брака. Это ее добрачное имущество. Любой суд меня пошлет куда подальше.
— Ой, не смеши меня! — фыркнула Вера Ивановна. Звякнула ложечка о чашку. Они пили чай. — Закон — это дышло. Главное — правильно подготовить почву. Ты же прописан? Прописан. Ремонт мы делали? Делали.
— Какой ремонт, мам? Обои переклеили в коридоре?
— Неважно! Чеки у нас есть? Нет. А у дяди Миши есть строительная фирма. Он нам нарисует смету, что мы тут капитальную перепланировку сделали на миллионы. Что стены ломали, полы меняли, сантехнику меняли. И что деньги давала я. Лично. В долг тебе.
Я стояла, не дыша. Ноги словно приросли к дорогому ламинату, который я выбирала сама, на свои премии, еще до знакомства с Олегом.
— Это же подделка документов, — буркнул Олег, но в его голосе я не услышала возмущения. Только страх.
— Подделка — это то, что ты в тридцать пять лет голодранцем останешься, если с ней разведешься! — голос свекрови стал резким. — А она баба видная, карьеру строит. Завтра найдет себе помоложе да побогаче, и пойдешь ты, сынок, к маме в хрущевку на раскладушку. Нет уж. Надо действовать сейчас. Пока у вас все хорошо.
— И что ты предлагаешь?
— Вариантов масса, — тон свекрови стал деловитым, вкрадчивым. — Смотри. Можно расписку задним числом оформить, будто ты у меня брал крупную сумму на покупку этой самой квартиры, когда еще только встречались. Мол, добавил ей недостающее. А она, неблагодарная, забыла. Или еще лучше — доверенность получим, продадим квартиру моему племяннику за копейки, а разницу себе...
Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Мир вокруг качнулся. Мне хотелось ворваться туда, закричать, вышвырнуть их обоих вон. Но какой-то холодный, чужой голос в голове скомандовал: «Стоять. Молчать. Уходить».
Я медленно, шаг за шагом, пятясь назад, вышла на лестничную клетку. Аккуратно прикрыла дверь. Только оказавшись в машине, я позволила себе выдохнуть. Воздух вырывался из легких с хрипом, будто я только что пробежала марафон.
Документы. Я так и не взяла документы. Господи, как я объясню это начальнику?
Руки тряслись так сильно, что я едва набрала номер Светки, своей коллеги.
— Света, у меня… — голос сорвался. — У меня жуткая мигрень. Я не могу. Скажи Петровичу, что документы я принесу завтра. Пожалуйста.
— Марин, ты чего? Ты плачешь?
— Голова раскалывается. Я беру отгул. Завтра все объясню.
Весь день я бесцельно кружила по городу, пытаясь осознать масштаб катастрофы. Мой муж, человек, с которым я планировала детей, с которым месяц назад праздновала годовщину, обсуждал со своей матерью не просто развод, а то, как ограбить меня, оставить без крыши над головой.
И самое страшное — он не сказал «нет». Он просто боялся, что не получится.
Я остановилась у кофейни, где мы с Олегом познакомились четыре года назад. Он сидел у окна с ноутбуком, я пролила на него капучино. Мы смеялись, он шутил, что это знак судьбы. Какая же я была дура.
Телефон завибрировал. Олег.
«Любимая, где ты? Волнуюсь. Напиши хоть что-нибудь».
Я смотрела на экран и чувствовала, как внутри все сжимается в тугой узел. Мне хотелось написать: «Я все слышала, подонок». Но вместо этого я набрала: «Извини, мигрень. Еду домой».
Вечером я вернулась. Это было самым сложным испытанием в моей жизни — переступить порог и улыбнуться.
— Привет, любимая! — Олег вышел в прихожую, чмокнул меня в щеку. — Ты как? Света сказала, что у тебя голова болит. Я приготовил тебе ужин.
Вера Ивановна выглянула из комнаты, ее лицо светилось приторной доброжелательностью.
— Мариночка, деточка, устала? Садись, я тебе чаю налью.
Я смотрела на них и видела не родственников, а хищников. Но я знала, что мне нужно время. Нужен план.
— Спасибо, — я прошла в комнату, стараясь не встречаться с ними взглядом. — Я просто полежу.
Ночью, лежа рядом с мирно сопящим мужем, я не сомкнула глаз. В голове билась одна мысль: что, если я все неправильно поняла? Что, если это был просто абстрактный разговор, мысли вслух?
Но утром, когда Олег ушел на работу, а я осталась дома под предлогом больничного, я нашла в его ноутбуке папку «Документы-мама». Там были отсканированные страницы моего паспорта, свидетельство о браке, выписка из ЕГРН на квартиру. И текстовый файл с названием «План».
Я открыла его. Руки снова затряслись.
«1. Получить доверенность на управление имуществом (под предлогом налогового вычета или страховки).
- Дядя Миша — фиктивная смета на ремонт, 3-4 млн.
- Расписка от мамы задним числом на 5 млн (якобы заем на покупку квартиры).
- Продажа квартиры племяннику Вовке за 60% рыночной стоимости.
- Мама переоформляет дачу на себя, достраивает второй этаж».
Я закрыла ноутбук. Больше никаких сомнений.
На следующий день я встретилась со Светкой в кафе. Мне нужно было с кем-то поговорить, иначе я бы сошла с ума.
— Марин, ты выглядишь ужасно, — Светка взяла меня за руку. — Что случилось?
Я рассказала ей все. Она слушала, бледнея, а потом просто обняла меня.
— Слушай, у моей тети был похожий случай. Она вовремя не спохватилась, и в итоге осталась ни с чем. Тебе нужен адвокат. Хороший адвокат.
Она дала мне контакты своей знакомой, которая работала в нотариальной конторе. Та, в свою очередь, порекомендовала адвоката Юрия Викторовича, специализирующегося на сложных бракоразводных процессах и мошенничестве.
Я встретила его в небольшом кафе в центре через два дня. Это был сухой, подтянутый мужчина лет пятидесяти с цепким взглядом. Он внимательно выслушал мою сбивчивую историю, ни разу не перебив.
— Ситуация классическая, Марина Сергеевна, — спокойно произнес он, делая пометки в блокноте. — Квартира добрачная, по закону делить нечего. Но если они решат фальсифицировать долговые расписки или документы о вложениях в ремонт, крови попьют немало. Суды могут длиться годами. Экспертизы, встречные иски... Вам это нужно?
— Нет, — твердо ответила я. — Я хочу, чтобы они исчезли из моей жизни. И чтобы они ответили за то, что планируют.
— Чтобы привлечь их к ответственности, одних подслушанных разговоров недостаточно, — адвокат наклонился ближе. — Нужны вещественные доказательства. Документы, переписка, записи. И желательно — чтобы они перешли от слов к делу. Вы готовы собирать доказательства?
— Что мне нужно делать?
— Для начала — скопировать все, что есть на компьютере мужа. Все переписки, все документы. Потом нам понадобятся записи их разговоров. Но здесь сложнее — домашние записи без согласия всех участников юридически спорны. Однако если вы записываете происходящее в собственной квартире, это может быть использовано как доказательство при определенных обстоятельствах.
Следующие три недели я жила в аду. Я улыбалась мужу, готовила ему завтраки, слушала бесконечные нравоучения свекрови, которая стала заходить к нам подозрительно часто.
По совету Юрия Викторовича, я купила диктофон с голосовой активацией и прятала его в разных местах квартиры, когда уходила на работу. За книгами на полке. За холодильником. В вазе с искусственными цветами.
Каждый вечер, сидя в машине у соседнего дома, я слушала записи в наушниках. И с каждым днем картина становилась все яснее.
«Она дура, ничего не замечает. Вчера чуть не подсунул ей доверенность, но она внимательно читать начала. Пришлось сказать, что это страховка на машину, отложили».
«Нужно действовать быстрее, Олежек. А то вдруг опомнится, завещание на кого-нибудь напишет или еще чего. Тебе тогда вообще ничего не светит».
«Паша нашел нотариуса. За двадцать тысяч сделает доверенность задним числом. Скажем, что Марина его нотариально уполномочила продать квартиру еще год назад, а мы только сейчас этим воспользовались».
Самая страшная запись была от прошлой среды.
— Слушай, мам, а может… — голос Олега звучал неуверенно. — Может, не надо? Она же ничего плохого мне не сделала. Мы же вроде нормально живем.
Я затаила дыхание, ожидая. Может быть, хоть капля совести?
— Нормально?! — взвизгнула Вера Ивановна. — Ты забыл, как она тебе на юбилей ничего не подарила, потому что «на работе аврал»? Как она с подругами по ресторанам шляется, а тебе на новый костюм денег пожалела? Она тобой пользуется, сынок. Просто пользуется. А ты что, хочешь всю жизнь быть у нее на побегушках?
— Но она зарабатывает больше, это нормально…
— То-то и оно! Она зарабатывает, а ты что? Ты мужик или тряпка? Нет, сынок. Либо ты сейчас возьмешь свое, либо через пять лет окажешься на улице, когда она найдет кого поуспешнее.
И Олег замолчал. Он не спорил. Он согласился.
В тот вечер я сидела в машине и плакала. Не от жалости к себе, а от того, что три года моей жизни оказались ложью. Что человек, которого я любила, на самом деле был просто слабохарактерным мальчиком, который слушался маму.
На следующей встрече я принесла адвокату все записи и скопированные документы с ноутбука Олега.
Юрий Викторович внимательно изучил материалы, иногда качая головой.
— Картина вырисовывается четкая, — сказал он наконец. — Подготовка к мошенничеству. Но, Марина Сергеевна, я должен вас предупредить: даже с этими записями суд может быть непредсказуем. Они скажут, что это были просто разговоры, фантазии. Что ничего фактически не сделано.
— То есть я должна ждать, пока они действительно обманут меня?
— В идеале — да. Нам нужен конкретный состав преступления. Подделка документов, попытка незаконного оформления сделки. Я понимаю, что это страшно, но если мы хотим гарантированного результата…
— Я готова, — перебила я его. — Что мне делать?
— Продолжайте жить как обычно. Не показывайте, что что-то знаете. Скоро они сами перейдут к активным действиям. И вот тогда — нужно будет поймать их с поличным. У меня есть знакомый следователь в управлении по экономическим преступлениям. Если все пойдет, как я думаю, мы сможем зафиксировать момент передачи поддельных документов или подписания фиктивной доверенности.
Прошла еще неделя. Я играла роль любящей, ничего не подозревающей жены. Это было невыносимо. Особенно по ночам, когда Олег обнимал меня во сне, а я лежала с открытыми глазами и думала: как он может так спокойно спать, планируя уничтожить мою жизнь?
В пятницу вечером Олег был странно нервным. Он суетился, несколько раз проверял телефон, а когда я спросила, все ли в порядке, быстро кивнул и отвел взгляд.
— Марин, слушай, — начал он осторожно, наливая мне вина. — Ты помнишь, мы говорили про страховку на машину?
Сердце бешено забилось, но я заставила себя улыбнуться.
— Ну, ты упоминал что-то.
— Там есть хорошая программа, но нужно твое согласие как собственника жилья. Мы же оба прописаны по этому адресу. В общем, вот тут нужна подпись. — Он протянул мне какие-то бумаги.
Я взяла их и начала читать. Это действительно был какой-то страховой договор. Но в самом конце, мелким шрифтом, был пункт о доверенности на управление имуществом супругов.
— Олег, а это что? — я показала на строчку.
Он побледнел.
— Это… ну, это формальность. Чтобы я мог быстрее документы по страховке оформить, если тебя не будет рядом.
— А почему там написано «доверенность на распоряжение недвижимым имуществом»?
— Марина, ну зачем ты во все вчитываешься? — в его голосе прорезалось раздражение. — Это же простая страховка! Все так делают!
Я посмотрела на него. На человека, который четыре года назад смеялся со мной в кофейне. Который дарил мне цветы просто так. Который клялся любить меня всегда.
— Хорошо, — я взяла ручку.
В этот момент в прихожей что-то грохнуло. Мы оба вздрогнули.
— Мам? — крикнул Олег. — Ты что там делаешь?
Вера Ивановна появилась в дверях с виноватым видом. Я не знала, что она в квартире. Они явно все спланировали заранее.
— Простите, я портфель задела. Хотела уже уходить, чтобы не мешать вам.
Она смотрела на меня с напряженным ожиданием. Ждала, подпишу ли я.
— Олег, — медленно произнесла я, откладывая ручку. — А давай я сначала этот договор юристу покажу. У нас же на работе есть юрисконсульт. Пусть посмотрит, а то я в страховках не разбираюсь.
Лицо свекрови исказилось.
— Да что там смотреть-то! — почти закричала она. — Обычный документ! Или ты своему мужу не доверяешь?!
— Доверяю, — я встала и посмотрела ей прямо в глаза. — Просто хочу понимать, что подписываю. Это же нормально?
— Ты что, нас в чем-то подозреваешь? — Олег тоже поднялся, в его голосе звучала фальшивая обида.
— А мне есть в чем вас подозревать? — спокойно спросила я.
Повисла тяжелая тишина. Вера Ивановна и Олег переглянулись.
— Знаешь что, — процедила свекровь, хватая сумку. — Мы тут стараемся, о вас думаем, а ты… Неблагодарная. Пошли, Олег. Здесь нам явно не рады.
Они ушли, хлопнув дверью. Я осталась одна в квартире, держа в руках документ, который мог лишить меня дома.
Через десять минут я позвонила Юрию Викторовичу.
— Они пытались получить подпись, — мой голос дрожал. — Я не подписала. Они поняли, что я что-то заподозрила.
— Хорошо, что не подписали, — ответил адвокат. — Но теперь они испугаются и могут или отступить, или, наоборот, пойти ва-банк. Марина Сергеевна, у нас есть достаточно материала, чтобы подключить полицию. Я завтра же свяжусь со своим знакомым следователем. Но вам нужно быть осторожной. Если они поймут, что вы все знаете…
— Что они мне сделают? — я попыталась рассмеяться, но получилось как-то истерично.
— Испугавшиеся люди непредсказуемы.
Той ночью я не спала. Олег не вернулся — написал, что останется у матери. «Обдумать наши отношения», — добавил он. Как будто это я была виновата.
В субботу утром мне позвонил незнакомый номер.
— Марина Сергеевна? Меня зовут Кирилл Андреевич Соболев, я старший следователь управления по экономическим преступлениям. Юрий Викторович передал мне ваше дело. Мне нужно с вами встретиться.
Мы встретились в том же кафе, где я впервые увиделась с адвокатом. Следователь оказался мужчиной лет сорока, с усталым лицом и внимательным взглядом.
Он изучил все документы, прослушал записи.
— Картина ясная, — кивнул он. — Подготовка к мошенничеству путем злоупотребления доверием и подделки документов. Если они дойдут до конца — это будет квалифицироваться по части третьей статьи 30, части четвертой статьи 159 Уголовного кодекса — покушение на мошенничество в особо крупном размере, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Но есть нюанс: пока они не совершили конкретного действия, возбудить уголовное дело сложно. Нам нужна попытка сбыта поддельных документов или попытка незаконной сделки.
— То есть я должна дождаться, когда они обманут меня по-настоящему?
— Не совсем. Вы сказали, что у них есть знакомый нотариус, который готов изготовить фальшивую доверенность?
— Да, я слышала это на записи.
— Вот это нам и нужно. Мы проведем оперативно-розыскное мероприятие. Для этого мне потребуется получить судебное решение на проведение ОРМ — это обязательная процедура. Когда они придут к нотариусу, мы зафиксируем передачу денег, изготовление поддельного документа. Это уже будет конкретный состав преступления — покушение на мошенничество.
— А как мы узнаем, когда они пойдут к нотариусу?
Следователь усмехнулся.
— У нас есть свои методы. Судя по записям, этот «Паша» уже давно у нас на заметке. Мы просто попросим его предупредить нас, когда к нему обратятся ваши родственники.
В понедельник Олег вернулся домой. Он был подчеркнуто холоден и официален.
— Марина, нам нужно поговорить, — сказал он, даже не разуваясь.
— Я слушаю.
— Я думаю, нам стоит… развестись. Мы явно не подходим друг другу. Ты мне не доверяешь, я постоянно чувствую себя виноватым. Это неправильно.
Вот оно. Они решили действовать по-другому. Развестись, а потом уже, во время бракоразводного процесса, предъявить фальшивые документы.
— Хорошо, — я посмотрела ему в глаза. — Если ты так решил.
Он явно не ожидал, что я соглашусь так легко. Растерялся.
— Ну… я думал, ты будешь… В общем, я заберу свои вещи и пока поживу у мамы. А там разберемся.
— Конечно. Забирай.
Он собрал чемодан и ушел. Я смотрела ему вслед и чувствовала странное облегчение. Наконец-то не нужно было притворяться.
Через два дня позвонил следователь.
— Марина Сергеевна, они записались к нотариусу на послезавтра, на четверг, на пять вечера. Я уже получил судебное решение на проведение оперативно-розыскного мероприятия — контроль и запись переговоров. Нужно ваше присутствие для опознания. Вы готовы?
— Готова.
В четверг я взяла отгул. Следователь попросил меня подъехать к зданию, где располагалась нотариальная контора, к половине пятого.
Я приехала раньше. Припарковалась через дорогу и ждала. В машине со мной сидела женщина-оперативник, Ольга.
— Не волнуйтесь, — сказала она спокойно. — Сейчас они придут, мы все зафиксируем, и эта история закончится.
В без десяти пять подъехало такси. Из него вышли Олег и Вера Ивановна. Свекровь что-то оживленно говорила, размахивая руками. Олег выглядел напряженным и бледным.
Они вошли в подъезд.
— Пошли, — Ольга кивнула мне, и мы последовали за ними.
В коридоре второго этажа, возле двери с табличкой «Нотариус Павлов П.С.», уже стояли несколько человек в штатском. Следователь показал знак, чтобы мы подождали.
Изнутри доносились голоса.
— Значит так, — говорил незнакомый мужской голос, видимо, нотариус. — Доверенность задним числом, от прошлого года. Якобы Марина Сергеевна уполномочила вас, Олег Валерьевич, на продажу квартиры. Печать поставлю настоящую, мою, но дату другую. Подпись жены вы принесли?
— Вот, — голос Веры Ивановны. — Я потренировалась. Смотрите, один в один.
— Так себе, но прокатит. При беглом осмотре не отличить. Ладно, давайте деньги, и я за пару часов все оформлю.
— Вот, — шуршание купюр. — Двадцать тысяч, как договаривались.
В этот момент дверь распахнулась.
— Полиция! Оставайтесь на местах! — следователь и оперативники ворвались в кабинет.
Я стояла в коридоре и слышала крики, топот, чей-то испуганный визг. Потом вывели нотариуса — тощего мужичка в мятой рубашке. Следом — Веру Ивановну. Она была красная, с перекошенным лицом, что-то кричала про беспредел и незаконное задержание.
А потом вывели Олега. Он увидел меня и остановился.
— Ты… — он открыл рот, но не смог ничего сказать.
— Я, — кивнула я. — Все это время я знала. Все слышала. И записала.
Вера Ивановна развернулась ко мне, ее глаза горели ненавистью.
— Ты! — она попыталась броситься на меня, но оперативник перехватил ее. — Ты подстроила все! Ты специально! Дрянь! Провокатор!
— Я защитила свое имущество, — спокойно ответила я. — А вы попытались совершить преступление. И попались.
Олег опустил голову. Он не кричал, не оправдывался. Просто стоял, понурый, жалкий.
— Марина, я… мне жаль, — пробормотал он.
— Мне тоже, — сказала я. И это была правда.
Дальше были месяцы следствия. Нотариуса взяли с поличным — у него изъяли и деньги, и поддельную доверенность, и даже черновик, на котором Вера Ивановна тренировалась подделывать мою подпись. Плюс все мои записи, документы с ноутбука Олега, переписка в мессенджерах.
Выяснилось, что этот «нотариус Павлов» уже несколько лет занимался изготовлением фальшивых документов и был в разработке у полиции. Наше дело стало финальным аккордом. Он сразу пошел на сделку со следствием и сдал всех своих клиентов, включая Веру Ивановну, рассказав, что она лично приходила к нему месяц назад, договаривалась о подделке доверенности и обсуждала детали.
Суд назначили через полгода. Это было морально тяжело — видеть их в зале суда, слушать жалкие оправдания.
Олег плакал на каждом заседании. Говорил, что его заставила мать, что он не хотел, что любит меня. Его адвокат пытался представить его жертвой обстоятельств и властной матери. Просил учесть, что Олег раскаивается, активно сотрудничал со следствием, выдал все подробности схемы, что у него нет судимости и он характеризуется положительно по месту работы.
Вера Ивановна держалась до последнего. Кричала, что это я все подстроила, что записи поддельные, что она ничего не делала. Ее адвокат ссылался на возраст и проблемы со здоровьем, но суд не нашел смягчающих обстоятельств. Наоборот — именно Вера Ивановна была организатором, именно она придумала схему, нашла нотариуса, давила на сына.
Судья — женщина лет шестидесяти с усталым, но строгим лицом — выслушала все стороны. И в своем приговоре сказала:
— Подсудимые Вера Ивановна и Олег Валерьевич совершили покушение на мошенничество в особо крупном размере, совершенное группой лиц по предварительному сговору, что квалифицируется по части третьей статьи 30, части четвертой статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации. Отягчающим обстоятельством является то, что преступление было направлено против члена семьи, что свидетельствует об особом цинизме. Подсудимая Вера Ивановна была организатором преступления, она разработала схему, нашла исполнителя подделки документов, активно склоняла своего сына к совершению преступления. Смягчающих обстоятельств для нее суд не усматривает. Подсудимый Олег Валерьевич был исполнителем, однако суд учитывает его чистосердечное раскаяние, активное сотрудничество со следствием, отсутствие судимости и положительные характеристики. Эти обстоятельства позволяют применить к нему условную меру наказания.
Вере Ивановне назначили три с половиной года лишения свободы в колонии общего режима. Олегу — два года лишения свободы условно с испытательным сроком три года, плюс обязали выплатить мне компенсацию морального вреда в размере трехсот тысяч рублей.
Когда объявили приговор, Вера Ивановна закричала, что это несправедливость, что я куплю всех, что она будет обжаловать. Олег просто сидел, уткнувшись лицом в руки.
Я же почувствовала странную пустоту. Не радость, не облегчение. Просто пустоту.
Я развелась с Олегом еще до приговора. В здании ЗАГСа мы сидели рядом в коридоре, ожидая своей очереди. Он попытался заговорить со мной.
— Марина, я правда не хотел… Я просто… Мама сказала, что ты все равно бросишь меня, когда найдешь кого-то получше. Что я останусь ни с чем. И я испугался.
— Испугался, — повторила я. — И решил обокрасть меня первым.
— Я дурак. Я все понимаю. Но ты же знаешь, какая у меня мать. Она всю жизнь мной управляла, я не мог ей отказать…
— Олег, — я посмотрела на него. — Тебе тридцать пять лет. Ты не ребенок. У тебя был выбор. И ты его сделал.
Он замолчал. Потом нас вызвали, мы расписались, и все закончилось. Три года брака завершились двумя подписями в книге регистраций.
Я вышла из ЗАГСа и впервые за долгое время посмотрела на небо. Оно было чистым, весенним, невероятно голубым.
Квартиру я продала через полгода после развода. Слишком много теней бродило по этим комнатам. Слишком много воспоминаний. Я не могла спать в спальне, где когда-то доверяла человеку, который оказался предателем. Не могла сидеть в той самой комнате, где они пили чай и обсуждали, как уничтожить мою жизнь.
Я купила небольшую двухкомнатную квартиру в новостройке на окраине. Чистую. Без прошлого. Сделала ремонт сама, выбирая каждую деталь, каждый цвет. Это была моя квартира. Только моя.
Завела собаку — рыжего лабрадора, которого назвала Рэмом. Он встречал меня с работы так радостно, будто я была самым важным человеком в его жизни. И, в отличие от людей, это было искренне.
Света часто заходила в гости, мы пили чай на балконе, смотрели на город.
— Ты справилась, — сказала она однажды. — Многие бы сломались.
— Я чуть не сломалась, — призналась я. — Но потом поняла: если я сломаюсь, они победят. А я не могла им этого позволить.
Иногда мне бывает грустно. Предательство близкого человека — это шрам, который ноет в непогоду. Трудно снова начать доверять людям. На работе появился новый коллега, Андрей, который явно пытался ухаживать за мной. Приглашал на кофе, интересовался моими делами. Но я не могу. Пока не могу.
Может быть, когда-нибудь. Но сейчас мне хорошо одной. С Рэмом, с работой, с новой квартирой, где я могу дышать свободно.
Недавно мне пришло письмо из колонии. От Веры Ивановны. Я узнала почерк на конверте. Какое-то время держала письмо в руках, думая, открывать ли.
Потом просто порвала его, не читая, и выбросила в мусорку.
Мне не нужна чужая злоба. Не нужны оправдания или проклятия. Та история закончилась. И я, наконец, живу свою жизнь. Настоящую. Свою.
Вчера вечером я сидела на балконе с чашкой горячего какао. Рэм положил морду мне на колени. Город внизу мерцал огнями. И я вдруг поймала себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя счастливой.
Не той эйфорической счастливой, как в начале отношений с Олегом, когда все казалось идеальным. А спокойно-счастливой. Той, которая знает себе цену, которая умеет защищать свои границы, которая не боится быть одна.
Это было новое ощущение. И мне оно нравилось.
Спасибо за внимание. ❤️
Рекомендую почитать: