Ольга Панфилова

Я запомнила этот звук навсегда — как скрипнула половица у порога, когда я переступила через неё в последний раз. 4:30 утра. Шестилетняя Вика спала в своей комнате, и мне пришлось разбудить её, чтобы одеть. Она была сонная, тёплая, послушно позволила натянуть на себя куртку и ботинки, не задавая вопросов. Взяла меня за руку, зевая. Она не знала, что когда окончательно проснётся, мы уже будем в другой жизни. Дмитрий спал в комнате после вчерашнего. Снова пришёл за полночь, на вопросы огрызнулся, от него пахло женским парфюмом...

Холодный октябрьский ветер трепал занавески на кухне. Я сидела за столом, пересчитывая наличные, которые только что принесла от квартирантов. Моя "однушка", доставшаяся в наследство от бабушки, была для меня не просто квадратными метрами, а настоящим островком безопасности. Мы с Олегом жили в его просторной "трешке", оба неплохо зарабатывали, но эти дополнительные деньги с аренды грели мне душу. Они были моим личным "на всякий случай", моей уверенностью в завтрашнем дне. Олег вошел на кухню, потирая руки...

Осенний дождь барабанил по карнизу, создавая странный, убаюкивающий ритм, который совершенно не вязался с тем ураганом, что бушевал у меня внутри. Я сидела в машине, сжимая руль так сильно, что пальцы онемели, и смотрела на окна своей собственной квартиры. Там, на пятом этаже, горел свет. Теплый, желтый, уютный свет, который я так любила. Но теперь он казался мне сигнальным огнем вражеского лагеря. Все началось с нелепой случайности, как это часто бывает в плохих детективах или женских романах. Утром я, как обычно, поцеловала Олега, своего мужа, поправила ему галстук и умчалась на работу...

В офисе гудел кондиционер, но даже он не спасал от ощущения липкой, душной усталости, которая накапливалась месяцами. Я смотрела на заставку монитора — лазурный берег, белый песок, пальма, склонившаяся к воде, — и почти физически ощущала соленый привкус на губах. Этот год выдался тяжелым. Слияние отделов, бесконечные отчеты, новый начальник с его сумасбродными идеями — все это выжало из меня соки до последней капли. Я жила одной мыслью: скоро июль. Скоро две недели законного отпуска. Я уже присмотрела отель...

Чемодан стоял посреди спальни, раскрытый, словно устрица, демонстрируя свое пестрое нутро. Людмила Васильевна в очередной раз пересчитывала платья. Три легких, в цветочек, одно вечернее — темно-синее, как южная ночь, и брючный костюм для долгих прогулок. Она улыбнулась своему отражению в зеркале. Оттуда на нее смотрела не замученная бытом пенсионерка, а статная женщина с модной стрижкой каре цвета «лесной орех» и искорками в глазах. В пятьдесят восемь жизнь, оказывается, только пробовала свой настоящий вкус...

Если вы не читали первые главы, рекомендую начать с них: Ольга сидела на стуле посреди темного коридора, и единственным источником света был уличный фонарь, пробивавшийся сквозь окно кухни. В руках она сжимала пожелтевшую фотографию, холодную на ощупь. Лицо мужчины на снимке... Сначала, в полумраке и панике, ей показалось, что это кто-то страшный, чужой, лицо из криминальной хроники, которую она видела мельком по телевизору. Но теперь, когда глаза привыкли к темноте, а дыхание немного выровнялось, она увидела другое...

Если вы не читали первую главу: Тишина в квартире стояла густая и плотная. Прошел месяц с того дня, как микроавтобус медицинской службы увез Тамару Михайловну в Казань, к дочери. Месяц, как Ольга стерла из телефона те самые тридцать две фотографии, на которых черным по белому был расписан план уничтожения ее брака. Игорь ожил. Он словно расправил плечи, сбросив с себя невидимый, но тяжелый груз. Вечерами он снова шутил, с аппетитом ел ужин, не ожидая подвоха или едкого комментария о «пересушенном мясе»...

Я не простила свою свекровь. Когда она лежала в больнице после микроинсульта и протягивала мне руку, прося поговорить, я лишь кивнула: "Потом, Тамара Михайловна, вам нужно отдыхать". Потом не наступило — через три дня её перевели в другой город к дочери, и мы больше не виделись. А ещё через месяц пришло письмо, которое перевернуло всю мою жизнь За окном сгущались сиреневые сумерки, типичные для середины ноября, когда снег уже лёг, но ещё не успел превратиться в грязное месиво. Ольга прислонилась лбом к холодному стеклу кухонного окна...