Знаете, как бывает. Замечаешь, что жена второй час сидит в ванной с телефоном. Слышишь, как она в прихожей, отворачиваясь, быстро что-то шепчет в трубку: «Да, я поняла, ладно». Видишь новое, незнакомое бельё в её шкафу. И говоришь себе: «Паранойя. Надо расслабиться». Я расслаблялся месяца три.
Пока в один четверг просто не кончилось терпение. Не было громкой ссоры. Я выключил телевизор, встал с дивана и сказал ровно то, о чём перед этим тысячу раз думал:
— Всё. Говори. С кем и как долго. Если выложишь всё сейчас, может, я с этим как-нибудь справлюсь. Если соврёшь хоть в чём-то малом — мы закончили.
Она смотрела на меня, будто я спрашивал про погоду. Потом опустила глаза.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Ладно. Был один человек. Артём. С того офиса, помнишь?
Я помнил. Носил очки, хвастался своей BMW. Внутри всё съежилось, но в целом — выстрел в пустоту. Один. Один можно было переварить. Можно было бы кричать, бить кулаком по столу, а потом, глядишь, и разговаривать.
Я вздохнул.
— Детали. Когда?
— Месяца четыре назад. Недолго. Пару раз.
Я кивнул. Молчал. Ждал. В голове уже строились фразы для примирения, какой-то нелепый сценарий, где я великодушный, а она — раскаивающаяся грешница. И вот тут она добавила. Тише.
— Но это... это был не только он.
Воздух в комнате куда-то ушёл. Совсем.
— Повтори.
Она не повторила. Она начала говорить, и слова падали, как камни.
— Был ещё Сергей. Это... это давно уже, с прошлого лета. И Игорь. Ну, ты его вроде не знаешь. Он с моего курса испанского.
Я сел. Потому что стоять было сложно.
— Трое? — спросил я, и голос был какой-то плоский, чужой. — Ты мне за раз рассказываешь про троих?
Она не ответила. Просто смотрела в пол. А потом выдала самое нелепое.
— Ну, не совсем за раз... С Игорем в ноябре всё закончилось, а с Серёжей... мы как раз в марте...
Я засмеялся. Сухо, одними губами.
— Ага. График. Удобно. А Артём у тебя чем, весенний заместитель? Сезонный работник?
— Не надо так, — она прошептала.
— А как надо?! — сорвался я наконец. — Как надо, Катя? Мне тебе аплодировать? Составить табличку в Excel? Дата, имя, место встречи, оценка? Где вы встречались-то? В нашем доме, когда меня не было?
— Нет! Нет, что ты... У него... у Серёжи своя квартира. Игорь снимал студию. Артём... ну, обычно это отели.
Мозг, отказываясь верить в абсурд, зацепился за мелочь.
— Отели. На какие деньги? Ты же говорила, что те подушки на Aviasales...
— Я копила, — перебила она быстро. — Свои премии, сдавала иногда старые вещи.
Вот оно. Параллельная экономика. Я сидел на своём диване, в своей гостиной, и осознавал, что моя жена годами вела семейный бюджет второго порядка. На предательство.
— И как, — спросил я, и снова это странное, ледяное любопытство пересилило ярость, — как ты это провернула? У меня же в голове не складывается. У тебя работа, дом, я тут... Ты когда успевала жить с тремя сразу?
Она подняла на меня глаза. Они были мокрыми, но я не видел в них лжи. Только панику и какую-то жуткую усталость.
— Я не знаю, — сказала она честно. — Я сама запуталась. Иногда просыпалась и не могла вспомнить, кому и что сказала вчера. Придумывала болезни подругам, чтобы оправдать ночёвку. Говорила тебе про сверхурочные, а сама ехала... к нему. Это был такой... бег по кругу. Я выдыхалась, но остановиться не могла.
— Почему? — это был уже не крик, а искренний вопрос. — Зачем? Я что, бил тебя? Не кормил? Изменял тебе?
— Нет! — она всплеснула руками. — Ты... ты хороший. Всё было нормально. Слишком нормально. Скучно. А с ними... это было как побег. Каждый раз новая история, я чувствовала себя другой. Не женой, не бухгалтером Катей, а кем-то... опасным.
«Опасным». Сидя на диване в тапочках. Я снова засмеялся. Мне уже начало становиться смешно.
— Понятно. Я — скучный, безопасный. Они — опасные приключения. А когда ты возвращалась домой, ко мне, безопасному, тебе же не становилось противно? Или ты отряхивалась на пороге, как кот после улицы?
Она заплакала. Настоящими, тяжёлыми слезами.
— Мне было противно. От себя. Каждый день. Но это было как наркотик. Обещала себе — это последний раз. А потом...
— А потом находила нового опасного, — закончил я за неё. Всё стало кристально ясно. Это не была история про любовь или даже про страсть. Это была история про дешёвый адреналин. Про побег от самой себя. И я был просто частью декораций, которые она использовала для своего сериала — стабильный муж, фон, оправдание для «нормальности».
Молчание повисло тяжёлым одеялом. Она всхлипывала. Я смотрел в стену, где висела наша совместная фотография с моря. Ей было смешно, когда чайка украла у меня булку. Теперь эта улыбка казалась фальшивой.
— И что теперь? — спросила она, вытирая щёки. — Ты же сказал... может, простишь.
Я повернулся к ней. Всё кипело, но снаружи был лёд.
— Катя, я думал, ты расскажешь про одну ошибку. Про пьяную глупость на корпоративе. Я был готов к этому. Готов злиться, ревновать, прощать. Но ты рассказала мне про... систему. Про конвейер. Я не могу простить систему. Я даже понять её не могу. Я могу понять, как прощают человека. А как прощают сюжет для дешёвого романа?
— Значит, всё? — её голос дрогнул.
— Всё. Юридически мы это оформим. Пока можешь остаться здесь. Я съеду.
— Куда?
— Не знаю. Пока не знаю.
Я встал и пошёл в спальню. Не для драмы. Мне реально нужно было понять, что брать. Зубная щётка. Носки. Документы. Мысли скакали: «Паспорт лежит в верхнем ящике. А она с этим Игорем, наверное, в какой-нибудь дешёвой студии. На какие деньги он её водил? В „Па-Паэль“ или в „Япошу“? Идиот. Какая разница».
Собирая рюкзак, я услышал, как она зашла на кухню. Открыла холодильник. Закрыла. Просто стояла. Было слышно её прерывистое дыхание.
Я вышел в прихожую, надевая куртку.
— Катя.
— Что?
— Тот Артём... Он же женатый, кажется?
— Да.
— И его жена не в курсе?
— Нет.
Я кивнул. Последний пазл. Не побег от скуки. Побег в точно такое же болото, только чужое. Глупо. Очень глупо.
— Ладно. Я буду связываться через адвоката.
Я открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Дверь закрылась не со звуком хлопка, а с тихим, окончательным щелчком. Я спустился по этажам, сел в машину. Не завёл. Просто сидел.
В голове не было ни философии, ни красивых метафор. Было только одно:
«Чёрт. А зарядка от ноута осталась в розетке. Надо будет как-то забрать».
Вот, собственно, и вся история. Не про измену. Про то, как люди иногда годами играют в сложную, бессмысленную игру с самими собой. А проигрывают в ней — всё.
А у вас было чувство, что от вас что-то скрывают? Как вы это поняли — по мелочам или одним ударом?