Чашка с недопитым кофе стояла на журнальном столике уже третий день. На дне образовался темный, вязкий осадок, а на ободке засох коричневый след от губ. Елена прошла мимо, едва сдержав привычный порыв схватить посуду и отнести ее в раковину. Руки буквально чесались навести порядок, стереть пыль с экрана телевизора, собрать разбросанные носки, которые, казалось, размножались в каждом углу комнаты. Но она дала себе слово. Это был не просто каприз, а настоящий социальный эксперимент в рамках отдельно взятой семьи, которая просуществовала всего полгода.
Борис сидел в своем любимом кожаном кресле, погруженный в чтение новостей на планшете. Ему было пятьдесят пять, и он выглядел именно так, как представляют себе успешного мужчину в этом возрасте: ухоженный, с благородной сединой на висках, уверенный в себе и в том, что мир вращается вокруг его персоны. Елена, которой недавно исполнилось тридцать пять, поначалу видела в этой разнице в возрасте только плюсы. Ей казалось, что она выходит замуж за взрослого, состоявшего человека, который уже все понял в жизни и теперь ищет тепла, уюта и душевной близости.
Первые три месяца она верила в это безоговорочно.
Она помнила, как в феврале, когда её свалил жестокий грипп, Борис принес ей апельсины и мёд, включил её любимый сериал и сидел рядом, поглаживая по голове. «Лежи, не вставай, я сам всё сделаю», — говорил он тогда. И она думала: вот он, надёжный человек, с которым можно строить жизнь. Но потом что-то изменилось. Или, может быть, ничего не менялось — просто закончился период «конфетно-букетного» ухаживания, и из-под обёртки проступил настоящий характер.
Первые месяцы после свадьбы прошли в легком тумане эйфории. Они обустраивали быт, принимали гостей, ездили на выходные за город. Елена работала ведущим бухгалтером в крупной фирме, работа ответственная и нервная, но она всегда старалась приходить домой пораньше, чтобы успеть приготовить ужин. Борис, владелец небольшой сети автосервисов, возвращался позже, усталый и голодный.
Сначала это казалось естественным распределением ролей.
— Леночка, у меня пуговица на рубашке оторвалась, — говорил он, протягивая вещь, даже не пытаясь найти иголку самостоятельно.
И она пришивала. С улыбкой, с любовью.
— Леночка, я там наследил в прихожей, протри, пожалуйста, а то разнесется, — бросал он через плечо, проходя в комнату в уличных ботинках, потому что забыл телефон.
И она протирала.
Тревога пришла месяц назад. Елена задержалась на работе — квартальный отчет не щадил никого. Она приползла домой в девять вечера, мечтая только о горячем душе и чашке чая. Борис встретил ее на кухне, сидя перед пустой тарелкой. В раковине громоздилась гора посуды с завтрака, а на плите не было ничего, кроме пустой сковороды.
— А что, ужина не будет? — искренне удивился он, даже не поинтересовавшись, как прошел ее день.
— Борь, я же писала, что задерживаюсь. Ты мог бы пельмени сварить или заказать что-нибудь, — устало выдохнула Елена, опускаясь на стул.
— Я вообще-то женат, — назидательно произнес супруг, подняв палец вверх. — Питаться замороженной едой при живой жене — это как-то несерьёзно. Я подождал. Давай, что-нибудь на скорую руку, я не привередливый.
В тот вечер она промолчала. Встала, пожарила яичницу, помыла посуду. Но осадок остался, такой же густой и неприятный, как в той чашке на столе.
С каждым днем претензии становились всё абсурднее. Борис считал, что быт — это женская зона ответственности. При этом тот факт, что Елена зарабатывала вполне приличные деньги и платила за продукты и коммуналку наравне с ним, его мало волновал. В его картине мира он давал ей статус замужней женщины и крышу над головой (двухкомнатная квартира принадлежала ему), а она должна была отрабатывать это уютом и сервисом.
И вот, Елена решилась. В понедельник она просто перестала убирать за ним. Она мыла только свою тарелку, свою чашку и стирала только свои вещи.
Первые два дня Борис ничего не замечал. Он просто брал чистую тарелку из шкафа, ел и ставил ее в раковину. Когда чистые рубашки в шкафу закончились, он надел ту, что была «посвежее» из корзины с бельём.
К среде атмосфера в квартире начала меняться. На кухонном столе появились крошки, которые весело хрустели под локтями. В ванной на зеркале застыли брызги зубной пасты. Борис начал хмуриться, оглядывая пространство, словно пытаясь понять, что изменилось.
В четверг вечером он пришел в дурном настроении.
— Лен, у нас что, порошок закончился? — крикнул он из ванной.
— Нет, полная пачка стоит под ванной, — отозвалась она из комнаты, где читала книгу.
— А почему мои носки валяются там же, где я их оставил утром?
— Наверное, потому что они не умеют ходить, Боря. Им нужна помощь, чтобы добраться до стиральной машины.
Он вошел в комнату, держа в руках те самые носки, и посмотрел на нее так, словно она заговорила на китайском.
— Ты заболела?
— Я здорова. Просто устала работать во вторую смену.
— Какую смену? — не понял он.
— Домашнюю. Я прихожу с работы, как и ты. Но почему-то мой отдых начинается только после того, как я обслужу тебя. Я решила, что это несправедливо.
Борис хмыкнул, бросил носки в угол и ушел на кухню. Елена слышала, как он гремит кастрюлями, пытаясь найти что-то съедобное. Она не шелохнулась. Сердце колотилось. Ей было страшно и неприятно, но отступать было нельзя.
«А может, я действительно не права? — мелькнула предательская мысль. — Марина на работе говорила, что её муж вообще пальцем не пошевелит по дому, и ничего, живут же как-то. Может, это я слишком?»
Но потом она вспомнила его лицо в тот вечер, когда он сидел перед пустой тарелкой и даже не подумал спросить, как у неё дела. И решимость вернулась.
Кульминация наступила в воскресенье. Неделя без уборки превратила их квартиру в поле битвы. Раковина была забита посудой так, что включить воду, не обрызгав всё вокруг, стало невозможно. На плите застыли жирные пятна. Пол в прихожей был покрыт серым налетом уличной пыли.
Борис проснулся поздно, около одиннадцати. Он по привычке потянулся, ожидая почувствовать аромат свежесваренного кофе и блинчиков, которыми Елена обычно баловала его по выходным. Но в квартире пахло только несвежим мусором, который никто не выносил уже четыре дня.
Он вышел на кухню, почесывая живот, и замер. Елена сидела за столом (единственным чистым островком, который она протерла для себя) и пила чай с бутербродом.
Борис открыл шкафчик с посудой. Пусто. Открыл второй. Пусто. Он выдвинул ящик со столовыми приборами — там одиноко лежал погнутый нож для консервов.
— Я не понял, — его голос был тихим, но в нем уже клокотала ярость. — А из чего мне есть?
— Помой тарелку, — спокойно ответила Елена, не поднимая глаз от телефона.
— Помыть? — он развернулся к ней всем корпусом. — Лен, ты сейчас шутишь? Что за цирк ты устроила на этой неделе? Я молчал, думал, у тебя завал на работе, но это уже переходит все границы. В доме грязь, как в общежитии!
Елена медленно отложила телефон и посмотрела мужу прямо в глаза.
— В доме грязно, потому что ты мусоришь и не убираешь. Я за собой убираю. Моя совесть чиста, как и моя чашка.
Борис побагровел. Он с грохотом захлопнул дверцу шкафа, так что стекла жалобно звякнули.
— Я не понял, а где наша домработница? — резко бросил он, обводя рукой заваленную кухню.
Елена удивленно приподняла бровь.
— Какая домработница, Борь? У нас ее никогда не было. Ты же сам говорил, что чужой человек в доме тебя напрягает.
— Вот именно! — он ударил ладонью по столу. — Я об этом прекрасно помнил! А раз ее нет, значит, ее функции должна выполнять ты! Это же элементарно!
— Функции? — Елена почувствовала, как внутри всё сжалось. — То есть я для тебя — набор функций? Пылесос, посудомойка и мультиварка в одном флаконе?
— Не передергивай! — отмахнулся он. — Я работаю, я приношу деньги, я обеспечиваю этот дом. А ты должна обеспечивать тыл. Так было всегда!
Он навис над ней, пытаясь подавить авторитетом.
— Слушай меня внимательно. Если ты не справляешься со своими обязанностями — нанимай домработницу, но только за свои деньги. Из твоего бюджета. Я тебя содержать вместе с прислугой не нанимался. Я женился не для галочки, а для того, чтобы в доме был порядок и уют. А если ты не можешь обеспечить элементарный комфорт мужу, то какой смысл в такой жене?
Слова повисли в воздухе, тяжелые и липкие.
Елена смотрела на этого мужчину и не узнавала его. Куда делся тот человек, который сидел у её постели с апельсинами? Где тот, который говорил, что они — команда? Перед ней стоял кто-то другой. Кто-то, кто искренне верил, что штамп в паспорте дает ему право на бесплатную прислугу.
Что-то внутри неё оборвалось. Тихо. Почти беззвучно.
— Значит, за свои деньги? — тихо переспросила она.
— Именно! — Борис решил, что победил, и тон его стал чуть мягче, но все еще покровительственным. — Ты же получаешь зарплату. Вот и трать ее на свои потребности, если не хочешь убирать сама. А я хочу приходить в чистый дом и есть нормальную еду. Понятно?
— Понятно, — кивнула Елена.
Она встала, аккуратно поставила свою чашку в раковину (поверх его грязной сковороды) и вышла из кухни.
— Эй, ты куда? А завтрак? — крикнул ей вслед Борис.
— Я занята. Я ищу решение проблемы, — бросила она, не оборачиваясь.
Елена вошла в комнату и достала из шкафа большой дорожный чемодан. Тот самый, с которым они ездили в свадебное путешествие в Турцию. Тогда он казался символом начала новой, счастливой жизни. Сейчас он был просто емкостью для вещей.
Она действовала методично и быстро. Одежда, косметика, документы, ноутбук.
Руки дрожали, когда она складывала свои любимые книги. «Что я делаю? — пронеслось в голове. — Мне тридцать пять, я ухожу из квартиры мужа, у меня нет своего жилья...»
Но потом она вспомнила его слова. «Какой смысл в такой жене». И продолжила укладывать вещи.
Борис зашел в комнату через двадцать минут, жуя бутерброд с сыром. Увидев открытый чемодан и стопки одежды, он поперхнулся.
— Ты что, в командировку собралась? В воскресенье?
Елена застегнула молнию на чемодане и выпрямилась.
— Нет, Боря. Я ухожу.
— Куда? К маме побежишь жаловаться? — он насмешливо скривил губы. — Детский сад, честное слово. Ну поспорили, ну с кем не бывает. Давай, разбирай вещи, не смеши людей.
— Я не смешу, — она накинула пальто. — Ты поставил условие: либо я убираю, либо нанимаю домработницу за свои деньги. Я посчитала. Услуги хорошей домработницы, которая будет терпеть твой характер и убирать твои носки по углам, стоят дорого. Плюс готовка. Плюс нервы. Я решила, что мне проще жить одной.
— Ты это серьезно? — улыбка сползла с его лица. — Из-за немытой посуды? Лена, ты в своем уме? Тебе тридцать пять, у тебя ни своего жилья, ни детей. Кому ты нужна будешь с таким характером? Думаешь, легко найдешь кого-то лучше?
Елена почувствовала, как внутри поднимается ярость. Настоящая, обжигающая.
— А знаешь что, Боря? — её голос сорвался на крик. — Я устала! Устала притворяться, что мне всё это нравится! Устала убирать твои носки, готовить твои завтраки, слушать твои претензии! Я не твоя мама, не твоя горничная и не твоя собственность!
Она швырнула в его сторону подушку с кровати. Промахнулась. Подушка упала на пол.
— Ты знаешь, что самое обидное? — её голос дрожал. — Я думала, что выхожу замуж за партнера. За человека, который будет со мной рядом. А получила надсмотрщика, который оценивает, достаточно ли хорошо я справляюсь со своими «функциями».
Она вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони.
— Спасибо, что открыл глаза. Правда. Лучше сейчас, чем через десять лет.
Она покатила чемодан в прихожую. Колесики гулко стучали по ламинату. Борис стоял в дверях комнаты, растерянный, с недоеденным бутербродом в руке. Он не верил, что она уйдет. Он привык, что женщины могут поскандалить, поплакать, но потом всегда смиряются.
— Ленка, стой! — крикнул он, когда она уже открывала входную дверь. — Ну хочешь, наймем мы эту уборщицу! Я оплачу половину! Ну?
Елена обернулась. Она посмотрела на гору обуви в прихожей, на пыльное зеркало, отражающее ее бледное, но решительное лицо.
— Дело не в деньгах, Боря. И не в уборке. Дело в том, что ты искал прислугу, а я искала мужа. Мы оба ошиблись.
— Ты пожалеешь! — заорал он, понимая, что теряет контроль над ситуацией. — Приползешь через неделю, но я подумаю, пускать ли тебя обратно!
— Не переживай, не приползу. У меня аллергия на пыль. И на неуважение.
Дверь захлопнулась. Щелкнул замок.
Елена вышла на улицу и глубоко вдохнула прохладный осенний воздух. Он был свежим и чистым. Она достала телефон, вызвала такси и набрала номер риелтора, с которой когда-то работала.
— Алло, Марина? Привет, это Лена. Да, та самая. Слушай, твое предложение по поводу аренды той однушки еще в силе? Да, мне срочно. Прямо сейчас.
Сидя в такси, она смотрела на проплывающие мимо дома. Впереди был переезд, обустройство на съемной квартире, экономия на каждой мелочи — аренда съедала почти половину зарплаты. Страшно. Одиноко.
Но правильно.
А Борис остался в своей большой двухкомнатной квартире. Он стоял посреди грязной кухни, слушал тишину и злился. Злился на Елену, на глупых женщин, на весь мир.
«Ничего, — думал он, швыряя недоеденный бутерброд в переполненное мусорное ведро. — Побесится и вернется. Куда она денется? А не вернется — другую найду. Помоложе и поспокойнее».
Он еще не знал, что через неделю, когда закончатся все чистые тарелки и трусы, а пыль начнет вызывать чихание, он впервые в жизни попытается загрузить стиральную машину и зальет соседей снизу. Не знал он и того, что его попытки найти «новую, покладистую» потерпят фиаско, потому что современные женщины почему-то совершенно не хотели превращаться в бесплатную прислугу.
Вечером того же дня Елена уже распаковывала вещи в маленькой, но светлой квартире. Она постелила свежее белье, поставила на тумбочку любимую книгу и пошла на кухню. Там она вымыла единственную чашку, вытерла ее насухо полотенцем и поставила на полку.
За окном зажглись фонари. Где-то в соседней квартире смеялись дети, играла музыка. А здесь было тихо.
Елена села в единственное кресло, обхватила руками чашку с чаем и прислушалась к тишине. Она была пустой. Немного пугающей.
Но своей.
Чашка в её руках была чистой. И сейчас это было важнее всего остального.
Спасибо за прочтение👍