Вечерний город за окном уже зажигал первые огни, рассыпаясь по проспекту желтыми бусинами фонарей, но в квартире Полины царил полумрак. На кухонном столе, освещенном лишь тусклой подсветкой вытяжки, лежала пухлая папка с документами, образцами пригласительных и сметами.
Полина устало потерла виски. Голова раскалывалась от усталости и напряжения. До свадьбы оставалось всего две недели, а список дел не уменьшался, в отличие от бюджета, который таял с катастрофической скоростью.
— Тоша, ты можешь хотя бы на минуту отложить телефон? — тихо, но с явным напряжением в голосе спросила она.
Антон, сидевший напротив и увлеченно листающий ленту новостей, вздрогнул и поднял на невесту глаза. В них читалось то самое выражение покорной скуки, которое в последнее время все чаще раздражало Полину.
— Поль, ну я же слушаю. Ты говорила про ресторан.
— Я говорила не про ресторан, а про количество гостей со стороны твоей родни. Антон, мы договаривались на тридцать человек. Всего. Камерная свадьба, только самые близкие. Откуда в списке взялись какие-то тетя Зина из Сызрани и дядя Валера с тремя внуками?
Антон тяжело вздохнул, откладывая смартфон экраном вниз. Это движение всегда означало, что сейчас начнется неприятный разговор, который он всеми силами пытался избежать.
— Мама попросила, — он виновато пожал плечами. — Она сказала, что перед родней неудобно. Тетя Зина ее крестная, а дядя Валера... ну, он когда-то помогал нам с переездом. Поль, ну что нам, лишних пять тарелок жалко?
Полина почувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. Дело было не в тарелках. Дело было в принципе. И в деньгах, которые зарабатывала преимущественно она. Антон работал менеджером в небольшой фирме, и его зарплаты хватало ровно на то, чтобы покрывать свою часть коммуналки и продукты, а львиная доля расходов на торжество легла на плечи Полины и ее родителей.
— Пять тарелок, Антон, это плюс двадцать тысяч рублей, если считать с алкоголем. А еще трансфер, потому что они приезжие, и гостиница. Твоя мама готова это оплатить?
Антон скривился, словно от зубной боли.
— Зачем ты все переводишь на деньги? Это же праздник. Мама хочет, чтобы все было по-людски. Она и так расстроена, что мы не берем ведущего с баяном, которого она советовала.
— Потому что баян в лофте — это сюрреализм, Антон.
Полина встала и подошла к окну. Ей не хотелось ссориться. Ей хотелось, чтобы будущий муж хоть раз проявил твердость и защитил их общие интересы, а не прихоти своей матери, Галины Борисовны.
Галина Борисовна была женщиной громкой, вездесущей и обладающей уникальным талантом — она умела оскорбить человека так, что тот не сразу понимал, что его смешали с грязью. Все это подавалось под соусом "житейской мудрости" и "простой прямоты".
— Ладно, — Полина резко развернулась. — Давай закроем тему с гостями до завтра. Но нам нужно обсудить меню. Твоя мама звонила администратору ресторана за моей спиной и требовала заменить жульен на холодец. Антон, это правда?
Молодой человек виновато опустил глаза и начал ковырять скатерть.
— Она просто хотела помочь, — пробормотал он. — Сказала, что жульен — это баловство, а мужикам нужна нормальная закуска. Поль, ну не кипятись. Она же как лучше хочет. Она мать, она переживает.
— Она лезет не в свое дело! — голос Полины сорвался. — Я три месяца согласовывала это меню. Я плачу за этот банкет. Почему я должна оправдываться за выбор горячего?
— Не ты, а мы, — тихо поправил Антон, но прозвучало это неубедительно.
— Мы? Хорошо. Где твоя половина суммы за аренду зала? Срок оплаты был вчера.
В кухне повисла звенящая тишина. Антон поерзал на стуле, потом встал, подошел к холодильнику, достал бутылку воды, долго пил, явно тяня время.
— У меня возникли непредвиденные расходы, — наконец выдавил он. — Машину пришлось в сервис загнать, там с ходовой проблемы. И маме нужно было зубы лечить, я ей перевел немного.
Полина смотрела на него и не узнавала человека, которого полюбила два года назад. Или она просто не хотела видеть? Раньше они просто гуляли, ходили в кино, жили одним днем. Но были же моменты, когда Галина Борисовна звонила среди ночи с какой-нибудь просьбой, и Антон срывался к ней, даже не предупредив. Были пропущенные спектакли и отмененные поездки — всегда ради матери. Полина закрывала на это глаза, списывала на временные трудности. А теперь понимала: это не временное. Это навсегда.
— Ты отдал деньги, отложенные на свадьбу, маме на зубы? — медленно проговорила она. — А мне сказать не судьба была?
— Она плакала, у нее мост выпал! — защищался Антон. — Что я, зверь какой-то? Я займу у ребят, отдам через неделю-другую. Не понимаю, чего ты заводишься.
Полина закрыла глаза. "Спокойно, — сказала она себе. — Просто усталость. Все нервничают перед свадьбой. Это нормально".
— Завтра мы едем к ней, — сухо сказала она. — Нужно отвезти пригласительные для тех, кого мы уже утвердили. И я хочу лично прояснить ситуацию с рестораном. Чтобы больше никаких звонков администратору.
Антон с облегчением кивнул, радуясь, что гроза миновала.
— Конечно, милая. Съездим, — он даже улыбнулся. — Она, кстати, пирог обещала испечь. С курицей, вроде.
Визит к Галине Борисовне начался, как обычно, с порога. В нос ударил запах старой мебели, лекарств и жареного лука. Хозяйка встретила их в цветастом халате, с натянутой улыбкой, которая не касалась глаз.
— Явились, не запылились! — провозгласила она, подставляя щеку сыну для поцелуя, а Полине лишь сухо кивнув. — Проходите, разувайтесь. Тапки вон там, только те, что синие, не бери, это для приличных гостей, а ты свои, стоптанные надень.
Полина проглотила шпильку, молча надела предложенные тапочки и прошла в комнату. Квартира была небольшой, однокомнатной, но Галина Борисовна умудрилась создать в ней ощущение тесноты и захламленности. На столе у окна уже стоял пирог, но выглядел он так, будто его пекли несколько дней назад.
— Чай наливайте сами, я не прислуга, — бросила Галина Борисовна, усаживаясь в кресло. — Ну, рассказывайте. Слышала я, Полина, ты опять характер показываешь? Родню мою видеть не желаешь?
Антон, который в этот момент разливал заварку, чуть не уронил чайник. Он бросил на невесту умоляющий взгляд.
— Галина Борисовна, мы с Антоном утвердили список гостей полгода назад, — спокойно начала Полина, стараясь держать спину прямо. — Бюджет ограничен. Мы не можем позволить себе приглашать дальних родственников, которых Антон видел один раз в жизни в пятилетнем возрасте.
— Бюджет... — фыркнула женщина, демонстративно отламывая кусок пирога руками. — Конечно, на тряпку свою белую, небось, сто тысяч выкинула? А на родную кровь денег жалко. Эгоистка ты, Полина. Я сразу Антоше говорила: не пара она тебе. Городская, фифа, нос воротит. Нам нужна девочка простая, домашняя.
— Мам, ну перестань, — слабо подал голос Антон. — Зачем ты так?
— А ты молчи, подкаблучник! — рыкнула на него мать. — Я правду говорю. Кто тебе в глаза правду скажет, кроме матери? Вот поженетесь, она тебя под плинтус загонит. Вон, уже родителями своими помыкает, и тобой будет.
Полина замерла с чашкой в руке. Воздух в комнате вдруг стал вязким, тяжелым.
— Что вы сказали про моих родителей?
Галина Борисовна прищурилась, в ее глазах блеснул недобрый огонек.
— А что? Правду сказала. Отец твой — простой шофер, мать — медсестра. А гонору — как у дворян. "Мы оплатим ресторан, мы оплатим платье". Конечно, наворовали небось по больницам да по гаражам, вот и шикуют. Честным трудом на такую свадьбу не заработаешь.
В комнате повисла тяжелая тишина. Слышно было только, как тикают старые часы на стене.
Полина медленно поставила чашку на блюдце. Дзынь. Звук прозвучал как выстрел.
В голове пронеслись воспоминания: папа, возвращающийся из рейсов, уставший, но берущий ключи от машины, чтобы таксовать по ночам. Ради ее репетиторов. Ради института. Мама, бледная от усталости после двойных смен, но всегда находящая время помочь с учебой, выслушать, поддержать. Они отдали все свои накопления, чтобы у дочери была красивая свадьба. И вот как эта женщина благодарит их за щедрость.
— Вы сейчас извинитесь, — тихо сказала Полина. Руки у нее похолодели, а сердце билось так громко, что, казалось, его слышно в этой мертвой тишине.
— Ишь чего захотела! — рассмеялась Галина Борисовна. — В моем доме мне указывать будешь? Много чести. Скажи спасибо, что я вообще согласилась прийти на вашу эту... вечеринку. Хотя ноги моей там не было бы, если бы не сын. Стыдно мне перед людьми. Свадьба без драки, без баяна, еда — птичий корм. Тьфу!
Полина перевела взгляд на Антона. Он сидел, низко опустив голову, и механически водил ложкой по чашке. Чай давно стал теплым, но он продолжал это бессмысленное движение, лишь бы не поднимать глаза.
— Антон? — позвала она. В ее голосе была последняя надежда. — Ты позволишь ей так говорить о моих родителях?
Антон поднял глаза. В них был страх. Животный, беспомощный страх перед властной матерью. Он открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Поль, ну мама просто... — он беспомощно махнул рукой. — У нее манера такая. Она не со зла. Не принимай близко к сердцу. Мам, ну правда, зачем ты про родителей так? Они же... они хорошие люди, помогают нам.
Но в его голосе не было силы. Это была не защита, а жалкая попытка сгладить острые углы, не обидев никого, но в итоге предав того, кто нуждался в защите больше всего.
— Хорошие, плохие — мне без разницы, — отмахнулась Галина Борисовна. — Главное, чтобы свое место знали. А то ишь, расселись. Квартиру они дочери купили, видите ли. Подумаешь! Мы вот с отцом Антона в общежитии жили и ничего, людьми стали. А ты, Полина, смотри мне. Будешь мужа обижать — я тебе жизнь устрою, мало не покажется. Квартира, кстати, после свадьбы общей станет. Так что не задирай нос, хозяйка.
Это было последней каплей. Полина встала из-за стола. Ее не трясло, наоборот, наступило какое-то ледяное спокойствие. Все стало кристально ясно. Как будто пелена, которую она сама же натянула себе на глаза, вдруг сорвалась, и она увидела будущее: бесконечные визиты к Галине Борисовне, бесконечные упреки и унижения, а рядом — безвольный муж, который будет твердить "не принимай близко к сердцу" вместо того, чтобы встать на ее защиту.
— Мы уходим, — сказала она.
— Чай не допили! — возмутилась свекровь.
— Пойдем, Антон.
Они вышли в прихожую. Антон суетливо натягивал ботинки, бормоча что-то про "неудачный день" и "нужно было по-другому". Галина Борисовна вышла следом, сложив руки на груди.
— Ишь, цаца! Уходит она. Скатертью дорога. Антоша, ты завтра заскочи, я тебе список продуктов напишу, надо на дачу съездить.
Антон кивнул, не глядя на невесту.
В машине они ехали молча. Полина смотрела на мелькающие за окном фонари. Ноябрьский вечер был на удивление ясным — редкость для этого времени года. Звезды, холодные и далекие, смотрели на город безразличным взглядом.
Антон нарушил молчание первым, когда они уже подъезжали к дому.
— Поль, ну ты тоже хороша, — его голос был обиженным, почти детским. — Зачем было в бутылку лезть? Промолчала бы, она бы успокоилась. Ты же знаешь, она... ну, такая. Надо просто переждать.
— Ей пятьдесят пять лет, Антон. Она не старая, она распущенная.
— Не смей так говорить о моей матери!
Машина резко затормозила у подъезда. Полина повернулась к жениху. В свете уличного фонаря его лицо казалось чужим. Или она просто впервые увидела его настоящим?
— Не хочу видеть твою маму на свадьбе, — спокойно, без истерики проговорила Полина.
Антон уставился на нее, как на сумасшедшую.
— Ты в своем уме? Это моя мать! Как ты себе это представляешь? Я, жених, и без родителей? А твои, значит, будут сидеть с довольными лицами?
— Мои родители, Антон, оплатили семьдесят процентов этой свадьбы. И они никогда, слышишь, никогда не позволяли себе сказать о тебе или твоей семье дурного слова. А твоя мать только что обвинила их в воровстве. Я не позволю ей испортить мне праздник. Или она не приходит, или...
— Или что? — Антон вдруг зло прищурился. В его голосе, в его интонации вдруг проступило что-то материнское, что-то от Галины Борисовны. — Свадьбу отменишь? Не смеши. Платье куплено, приглашения разосланы. Ты не пойдешь на такой позор. Ты же так любишь, чтобы все было "красиво".
Полина смотрела на него и понимала: он уверен, что она никуда не денется. Он уверен, что она проглотит, стерпит, утрется, лишь бы сохранить красивую картинку в соцсетях и штамп в паспорте. Он считал ее слабой. Считал, что страх осуждения сильнее, чем ее достоинство.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Я не хочу позора.
— Ну вот и умница, — Антон расслабился и попытался взять ее за руку. — Завтра позвонишь ей, извинишься за резкость, и все наладится. Мама добрая, она простит...
— Нет.
Полина отдернула руку и открыла дверь машины.
— Ты меня не дослушал. Я не хочу позора жить с мужчиной, который позволяет унижать свою женщину и ее семью. Я не хочу позора стать частью вашей семьи, где ненависть подают вместо гостеприимства.
— Ты чего несешь? — Антон растерялся, его уверенность начала давать трещину. — Полина, ты же не серьезно? Из-за какой-то ссоры?
— Поднимайся домой, собирай вещи.
— В смысле? Куда я пойду на ночь глядя?
— К маме. Туда, где тебе самое место. Ешь пироги, лечи ей зубы на свадебные деньги, вози продукты на дачу. А я пас.
— Полина, ты истеришь! — голос Антона стал громче. — Из-за какой-то глупости рушишь семью!
— Семьи нет, Антон. Есть я и мои проблемы, которые я решаю сама. И есть ты и твоя мама. Вы — семья. А я так, прохожая. Спонсор банкета.
Она вышла из машины и захлопнула дверь. Антон выскочил следом.
— Поль, стой! — он шел за ней, но не решался схватить за руку. — Ну подожди, давай спокойно поговорим! Полина!
Она молча набирала код домофона. Антон стоял позади, и в его голосе появились новые нотки — растерянность сменялась злостью.
— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — выкрикнул он ей в спину. — Думаешь, без тебя не проживу? Подумаешь, царица! Мама права была — ты высокомерная...
Полина вошла в подъезд, и тяжелая металлическая дверь отрезала поток слов. В лифте она увидела свое отражение в зеркале: бледная, с размазанной тушью, но с удивительно спокойными глазами.
Войдя в квартиру, она первым делом подошла к столу, взяла папку со свадебными документами и решительно бросила ее в мусорное ведро. Затем достала телефон.
"Мам, пап, простите, — написала она в семейный чат. — Свадьбы не будет. Я все объясню позже. Люблю вас".
Затем она открыла банковское приложение. Деньги за ресторан можно вернуть почти полностью, если отменить бронь за две недели. Платье... платье можно продать или перешить. Билеты в свадебное путешествие...
Она вдруг поняла, что полетит одна. К морю. Подальше от серой слякоти, от чужих злых слов, от запаха старого пирога и предательства.
Звонок в дверь раздался через двадцать минут. Антон, видимо, осознал серьезность ситуации. Он звонил долго, настойчиво, потом начал стучать.
— Полина! Открой! Мы должны поговорить! Ты не имеешь права меня выгонять! У меня здесь вещи!
Полина подошла к двери.
— Твои вещи я соберу и выставлю завтра утром за дверь. Если не уйдешь сейчас, я вызову полицию. Квартира моя, ты здесь не прописан.
За дверью наступила тишина. Потом послышался глухой удар — видимо, Антон пнул дверь ногой — и удаляющиеся шаги.
Полина прислонилась спиной к двери и медленно опустилась на пол. Слезы, которые она сдерживала весь вечер, наконец хлынули потоком. Она плакала не об Антоне. Она плакала о том времени, которое потратила на иллюзию. О своих несбывшихся надеждах. О том, как больно бывает прозревать.
Но сквозь эти слезы уже пробивалось чувство невероятного облегчения. Как будто она сняла тесные туфли, в которых проходила целый день. Ей больше не нужно было искать компромиссы между своим достоинством и чужим хамством. Не нужно было оправдываться за заработанные деньги. Не нужно было терпеть.
Телефон звякнул. Сообщение от мамы: "Доченька, мы с папой всегда на твоей стороне. Приезжай к нам, я курицу запекла. Или мы приедем. Все, что ни делается — к лучшему. Главное, что ты у нас есть".
Полина улыбнулась сквозь слезы. Вот она — семья. Настоящая. Не та, где требуют и унижают, а та, где поддерживают и кормят, когда рушится мир.
Утром она проснулась от холодного ноябрьского света, просачивающегося сквозь тюль. Голова была ясной. Она встала, собрала вещи Антона в большие спортивные сумки и выставила их на лестничную площадку.
Потом сварила кофе, открыла окно, впуская свежий осенний воздух, и набрала номер ресторана.
— Доброе утро, это Полина Смирнова. Я хочу отменить банкет на пятнадцатое число. Да, полностью. Причина? — она на секунду задумалась. — Свадьба не состоится.
Она положила трубку и сделала первый глоток кофе. Он никогда не казался ей таким вкусным.
Жизнь продолжалась, и теперь она принадлежала только ей.
Читайте также: