Как известно, в армии вполне себе даже можно жить припеваючи, если бы не война. Тут как у пожарных — как пожар, так хоть увольняйся. Видок вполне себе усвоил эту простую истину. Зима и весна 1792 года — чуть ли не самое спокойное, обеспеченное и веселое время его жизни.
Эжен Франсуа вполне бы мог вторить коту из известного на постсоветском пространстве мультфильма про попугая Кешу: “Отдохнул — во! Сметаны — во! Рыбы — во! ”. И денег, и женщин ему хватало вполне. Дрался часто и вполне успешно. Слава Видока как бойца, любовника и кутилы переполняла родной Аррас. А ему всего-то семнадцать. Ну, как Д’Артаньяну когда-то.
В апреле 1792 года полк Эжена Франсуа перестал быть Бурбонским и стал именоваться 3-м Драгунским. А в пятницу 20-го, Революционное Королевство Франция объявило войну Австрии, и началась Война Первой коалиции - Видок идет на войну. В течении буквально нескольких дней его жизнь изменилась от хмельно-расслабляющей до инфернально-ужасающей.
Уже через девять дней семнадцатилетний драгун Видок принимает участие в сражении под Маркеном. При первом же натиске врага французская кавалерия, а значит и Эжен Франсуа дрогнули и побежали. Побежали, сминая свою же пехоту. Как водится в революционных армиях, обвинили во всем офицеров еще прежних вооруженных сил, ну там царских или королевских - неважно.
Отступали, а точнее бежали в беспорядке в Лилль, откуда недавно, полные революционного воодушевления, отправлялись за победой, распевая новую “Боевую песню Рейнской армии”, сочиненную вполне себе монархистом, правда, конституционным, Руже де Лилем. Потом это произведение станет гимном Франции и войдет в историю как “Марсельеза”.
Возвращались “грозные альбатросы революции” уже без песен. Зато с проклятиями в адрес всех и вся. Виновны были офицеры частей, соединений и всей Рейнской армии. Ну а там проклятия сыпались вплоть до Парижа, гражданина Капета и его жены - Проклятой Австриячки.
Но под “твердой” рукой оказались лишь раненный в бою своим же солдатом бригадный генерал Теобальд Диллон и его заместитель полковник Пьер-Франсуа Бертуа. Их быстренько, тут же на площади, признали виновными в измене. Расстреляли прямо в санитарной телеге. Затем добили штыками и протащили по улицам города “в назидание всем врагам революции” до Гран-Плас, где сожгли на костре, видимо, “очистительном”, “чтобы плыть в революцию дальше”.
Нет, потом, конечно, разобрались. Кого-то наказали, а кого-то - нет. Кому-то пенсию вручили, а кому-то воевать дальше. Семнадцатилетний Эжен Франсуа Видок был свидетелем, а может, и участником всех этих событий. Во всяком случае, потом, по прошествии десятилетий, он вполне себе уважительно и с большим сочувствием отзывался о памяти убиенных королевских генерала и полковника.
Остатки частей Северной армии, разгромленные австрийцами, двинулись к сначала к лагерю Мольда, а затем к лагерю Луны. Там началось переформирование и доукомплектование, насколько это возможно. Во всяком случае, от рождения крепкий, атлетического телосложения Видок из драгун перешел в гренадеры. В общем-то, штурмовики по современным нам понятиям.
А уже 20 сентября 1792 года Эжен Франсуа принял участие в победоносном, а потому и знаменитом сражении при Вальми. Сорок семь тысяч французов, потеряв около трех сотен, нанесли поражение тридцати пяти тысячам австрийцев, оставивших на поле боя менее ста пятидесяти человек.
В этом бою Видок, видимо, изрядно отличился, и его произвели в капралы. Полк вывели в Реймс на отдых и доукомплектование. Отметить это повышение он решил по-крупному, угощая всех в трактире “Меловой сад”, существующем и поныне, правда, на другом месте. Гулял он с размахом и без стеснений, то есть как любил и к чему привык. Там у него возникла ссора с неким унтер-офицером из его же роты, из-за чего конкретно – непонятно.
Видок вызвал его на дуэль, тот вроде сначала согласился, но вдруг в самый последний момент отказался от поединка, мотивируя это разницей в званиях. Эжен Франсуа не захотел уступать и продолжил настаивать на драке, из-за чего его оппонент пожаловался командованию.
Капрала Видока вместе с его секундантом арестовали тут же — на войне жизни солдат и офицеров принадлежат войне, а не самим солдатам и офицерам. Через пару дней арестованные узнали о предстоящем военно-полевом суде. Осознавая всю серьезность ситуации, они приняли решение дезертировать, что немедленно и осуществили, обезоружив часового.
По дороге из Реймса шли двое. Казалось, один солдат конвоирует другого. Впереди уверенно шагал шассер линейного полка легкой пехоты, одетый, как положили каптер, грабеж и удача на душу, то есть как положено в добровольческой армии на начальном этапе революции.
За ним с не меньшей бравадой и относительной выправкой следовал огромного роста здоровяк, одетый не менее эклектично, но согласно времени: яркие штаны в красно-бело-синюю полоску, белый полковой мундир с зелеными деталями 3-го Драгунского полка, высокая медвежья гренадерская шапка и вещевым мешком. С ружьем на плече, на стволе которого болтался запечатанный красным сургучом пакет, адресованный коменданту крепости Витри-ле-Франс.
Этот пакет служил им своеобразным ключом, открывающим путь туда, где их уже ждала свобода и смена гардероба, организованная одним евреем - знакомым их едва знакомого, укравшего пакет с неизвестным содержимым. В то время повсюду можно было увидеть плакаты, призывающие граждан к оружию и уже с ним встать на защиту отечества. Кругом шла бойкая вербовка в армию.
Егерский вахмистр, только увидев, но не читая их пропуск, выдал им письменные указания для дальнейшего пути, и они сразу же отправились в Филиппвилль, что в Валонии. Финансовые дела Видока и его спутника были не в лучшем состоянии. Но в Шалоне им внезапно повезло.
В одной из гостиниц они встретили солдата по фамилии Божоле. За кружкой вина, ну так совпало, завязался приятельский разговор. Оказалось, что их новый знакомый – простой парень из Пикардии. Все быстро нашли общий язык, да еще и на всем знакомом местном диалекте. Чем больше они выпивали, тем более крепло между ними доверие.
Кружка за кружкой, и вскоре Божоле показал Видоку и его компаньону портфель, полный ассигнаций, который он якобы нашел где-то неподалеку от Шато-Аббе. На привычные купюры, имевшие хождение в Королевстве Франция, они не были похожи, но, возможно, были эквивалентны деньгам. Новый знакомый попросил Эжена Франсуа разъяснить, что это такое, а в ответ был готов поделиться найденным.
В бурные годы Французской революции, с 1789 по 1796, в стране ввели ассигнаты – первые государственные деньги, выпущенные по указу Национального собрания. Изначально их планировали использовать для извлечения выгоды из конфискованной церковной собственности. В сущности, они были чем-то средним между государственными облигациями и залоговыми активами.
Божоле угадал верно, Видок сразу понял, что эти бумаги ценны, что перед ним в портфеле лежит возможность хорошо поживиться, а напротив сидит терпила. И, следуя правилам, усвоенным еще в юности в “Каплуне и Пулярке” в Аррасе, разделил добычу, как положено фартовому с лохом.
Львиная доля по количеству купюр досталась Божоле, но он и не догадывался, что Видок, присвоил себе восемь десятых всей стоимости от общей суммы. Это неожиданное подспорье оказалось весьма своевременным, и их недолгое знакомство завершилось на радостной ноте.
Еще до утра Видок покинул своих товарищей, оставив им вино и часть ассигнаций, а себе забрав то, что посчитал нужным. Карманы Эжена Франсуа были полны. Но вокруг шла война и велась агрессивная вербовка в ряды революционной армии, которой он был искренним сторонником.
И в Труа он вновь вступил в армию, его приняли во 2-й Коррезский добровольческий батальон, которым командовал тогда капитан Жозеф Суам. Всего через два дня, 6 ноября 1792 года, Видок принял участие в сражении при деревне Жемаппе. Французы применили тактическую новинку того времени: они выстроились не линиями, а колонной, и атаковали не центр, а фланг австрийцев, что привело к сокрушительной победе.
Видок, уже не впервые оказавшись под обстрелом, не особо испытывал страха. Можно даже предположить, что его действия заслужили бы похвалу командования, но тут капитан Суам сообщил ему, что он числится среди дезертиров и неминуемо будет арестован. Опасность для самой жизни была более реальна, чем в бою.
В тот же вечер Видок купил гражданскую одежду, коня и направился к австрийцам. Ближе к ночи он достиг их передовых постов и тут же, представившись купеческим сыном и противником революции, предложил свои услуги и был согласно телосложению и бойцовским навыкам зачислен в кирасиры.
Больше всего Видока пугала перспектива сражаться против своих - французов, и он всячески старался этого избежать. Притворившись больным, он провел несколько дней в лазарете, а затем предложил обучать фехтованию офицеров гарнизона. Сначала лежавших на излечении, а потом и остальных.
Некоторые с радостью согласились поучиться у француза неким новшествам. А потому немедленно снабдили его всем необходимым: маской, кирасой, перчатками и рапирами. Видок состязался с двумя лучшими немецкими фехтовальщиками, одержал победу и тем самым произвел сильное впечатление своим мастерством. Вскоре у него появилось множество учеников, и он начал грести талеры и крейцеры.
Семнадцатилетний Видок очень гордился своими успехами. Но после серьезной ссоры с бригадиром, дежурившим по полку, его наказали “отсчитав” перед строем двадцать шпицрутенов. Этот случай просто таки возмутил Эжена Франсуа — столь оскорбительно с ним не поступал даже родной отец.
В отместку он решил бросить преподавание. Учитывая угрозы продолжить обучение под страхом новых наказаний, Видок оказался перед сложным выбором, а потому решил продолжить тренировки австрийских офицеров, но серьезно задумался о побеге.
Как-то в середине февраля 1793 года, узнав, что лейтенант собирается в штаб к генералу Шредеру, Видок попросил взять его с собой как денщика. Офицер согласился, надеясь, что Эжен Франсуа будет ему верен, но ошибся. Недалеко от Кенуа он сбежал от австрийца в Ландреси, где выдал себя за бельгийца, дезертировавшего из армии врага под воздействием революционных идей.
Прибыв в Ландреси, он сразу же явился на сборный пункт и попросился в кавалерию, но ему предложили либо подождать в казармах, либо вступить в пехоту. Видок боялся, что будет опознан как дезертир из Французской армии. В этих местах действовал батальон, из которого он бежал пред тем, как вступить в армию врага. Тогда Эжен Франсуа выбрал 14-й легкий пехотный полк, еще известный как 1-й Легион Франков Запада.
В марте 1793 года полк Видока получил приказ присоединиться к войскам армии Сабре и Мезе, двигавшимся в сторону Ахена. По пути к Рокруа его отряд столкнулся с 2-м Коррезским добровольческим батальоном. Видок, опасаясь неприятностей, с удивлением встретил своего бывшего командира, уже майора Жозефа Суама, который уверил его в безопасности благодаря объявленной амнистии.
Капитан предложил Видоку вернуться в его родной батальон. Тот с большим облегчением согласился и без проблем был вновь зачислен в 1-ю егерскую роту 2-го Коррезского добровольческого батальона. Старые товарищи по службе тепло встретили Эжена Франсуа да, и он был очень рад вернуться.
Однако радость Видока была омрачена неожиданным приключением, начавшимся как романтическое, но закончившееся тюрьмой. Семнадцатилетний, но уже изрядно возмужавший, он покорил сердце красавицы Манон, экономки у одинокого пожилого, но довольно богатого человека.
Манон была вдвое старше Видока, но безумно влюбилась и была готова на все ради него. Она дарила ему дорогие подарки, желая видеть его самым красивым и элегантным и обязательно рядом с собой. И вдруг Эжен Франсуа узнал, что его подругу обвиняют в краже у ее хозяина.
Признавшись в содеянном, она боялась, что после приговора ее Эжен Франсуа быстро найдет себе другую. А потому назвала его своим сообщником. Видок был арестован. Логика событий и подарки Манон, изъятые у него, указывали на возможную его сопричастность к хищениям.
Его положение казалось безнадежным, и доказать невиновность было бы почти нереально, если бы не удачное стечение обстоятельств: нашли письма, ясно говорившие о его непричастности. Добитая доказательствами, а не мучимая раскаянием, Манон отказалась от своих показаний, и Видока освободили из тюрьмы Стенай, где он пробыл около месяца.
Майор Жозеф Суам, всегда веривший ему, был искренне рад возвращению Эжена Франсуа. Но злые языки товарищей по службе не смогли оставить Видока в покое и не дали забыть о прежних подозрениях. В следующие десять дней он постоянно участвовал в драках. В итоге, получив серьезное ранение, он попал в больницу, где провел больше месяца.
Чтобы избежать дальнейшей эскалации, командование, понимая, что новые столкновения неизбежны, отправило Видока в отпуск на полтора месяца. Эжен Франсуа поехал в Аррас, где его ждала встреча с матерью и отцом, занимавшим там важное положение.
Бывший пекарь теперь отвечал за общественные продовольственные склады, где он должен был предотвращать воровство хлеба. В условиях острой нехватки любой еды, такая работа была очень рискованной и вполне могла закончиться для кого угодно гильотиной.
Неизвестно, воровал ли Николя Жозеф или наоборот препятствовал хищениям, а его обвинили огульно, но Видок старший оказался под следствием и в тюрьме. Если бы не помощь гражданина Жозефа Суама, командира 2-го Коррезского добровольческого батальона, покровительствующего восемнадцатилетнему Эжену Франсуа, то пожилого пекаря, прожившего честную и достойную жизнь, ждала бы казнь или, в лучшем случае, каторга.
После завершения отпуска Видок отправился в Живе, что в Шампани, откуда его подразделение вскоре перекинули в окрестности Намура. Солдаты разместились в домах крестьян, живущих по берегу Мааса. Постоянное присутствие австрийских солдат на другом берегу приводило к ежедневным стычкам.
В одном из крупных столкновений батальон был вынужден отойти к Живе, и во время этой ретирады Видок был ранен в ногу. В виду тяжести полученной травмы после лечения в госпитале он был отправлен в запас. Хотя восемнадцатилетний Эжен Франсуа был полон сил и желания жизни, полной важного и интересного, творящейся вокруг.
Примерно в это же время мимо проходили подразделения Германского легиона, который в основном состоял из революционно настроенных добровольцев из немецких государств, а также французских преступников и дезертиров. Что-то наподобие дивизии Дирлевангера во время Второй Мировой.
Один из командиров легиона набирал добровольцев. Такое предложение поступило комиссованному Видоку. Ему пообещали звание вахмистра и полную защиту от любых проблем с законом. Уверенность в своей безопасности после ряда дезертирств, измены, да вместе с воспоминаниями о тюрьме и Манон, убедили Эжена Франсуа принять предложение.
Уже в первых числах июля 1793 года он отправился во Фландрию. Несомненно, в этом подразделении, где продвижение по службе было бы быстрым, у Видока был шанс стать офицером. Однако старая рана снова напомнила о себе, вызвав опасные осложнения, и ему снова пришлось попросить отпуск.
А через три недели, в конце июля 1793 года, Германский легион был расформирован. В начале августа отпущенный ко всем чертям Видок добрался до родного Арраса. Война на время отпустила его.