— Ты что творишь?! — голос Андрея ворвался в квартиру раньше него самого. — Послала мать мою! Денег не дала! Совсем крышу сорвало?
Ксения даже не обернулась. Стояла у окна, смотрела на декабрьскую темноту за стеклом, где огни соседних домов мигали, как далёкие звёзды. Пальцы сжимали телефон — только что закончился разговор со свекровью. Нет, даже не разговор. Допрос с требованиями.
— Ты меня слышишь вообще?! — Андрей швырнул куртку на диван, подошёл вплотную. Лицо красное, вены на шее вздулись. — Ты в своём уме? Зачем нагрубила моей маме и не дала ей денег?
Вот теперь Ксения повернулась. Медленно, будто каждое движение давалось с усилием.
— Я не грубила. Я сказала, что денег нет.
— Как это нет?! — он перешёл на визг. Слюна брызнула на её лицо. — Вчера получила зарплату! Мать видела выписку, когда телефон твой брала!
Значит, так. Лариса Викторовна опять роется в чужих вещах. Телефон "брала посмотреть время", а сама — в банковское приложение. Ксения усмехнулась, хотя внутри всё похолодело.
— Зарплата — на ипотеку. На коммуналку. На продукты. Или ты хочешь, чтобы нас выселили?
— Не ври мне! — Андрей схватил со стола чашку, замахнулся, но в последний момент поставил обратно. Пока ещё не переходил эту черту. Пока. — У тебя всегда находятся деньги на твои тряпки, на салоны красоты, а матери — жалко!
Тряпки. Ксения посмотрела на свою растянутую домашнюю футболку, которой три года минимум. В салон она не ходила с сентября, сама себе корни подкрашивала. А в последний раз новую одежду покупала... когда? Весной, кажется. Джинсы за полторы тысячи в масс-маркете.
— Твоя мать просила двадцать тысяч, — тихо сказала Ксения. — На новую сумку. Потому что старая "вышла из моды".
— И что?! — он выпятил подбородок. — У неё должно быть всё лучшее! Она всю жизнь мне отдала, воспитывала одна!
Ах да. Святая Лариса Викторовна. Которая "воспитывала одна" сына и дочь, хотя отец исправно платил алименты и помогал до сих пор. Которая работала бухгалтером в торговой фирме и получала прилично, но каждый месяц требовала у сына "добавки". То на лекарства, то на продукты, то на одежду. А потом выкладывала в соцсети фотки из ресторанов и с курортов.
— Андрей, — Ксения попыталась говорить спокойно, хотя сердце колотилось, как бешеное. — Мы платим за вашу квартиру кредит. Двадцать восемь тысяч в месяц. Ты настоял, чтобы она была оформлена на твою маму...
— Что ты хочешь этим сказать?! — он шагнул ближе, нависая. Ксения автоматически отступила к окну. — Ты намекаешь, что моя мать нас использует?!
Не намекаю. Я прямо говорю. Но вслух этого произнести нельзя — начнётся скандал похуже. Хотя... разве это не скандал уже?
— Я говорю, что у нас своих расходов хватает, — выдохнула она. — Твоя зарплата уходит на твою мать и Веру. Машина, которую ты купил сестре в кредит...
— Хватит! — рявкнул Андрей. — Вера — моя сестра! Ей нужна была машина для работы!
Вера, двадцатитрёхлетняя лентяйка, которая за год сменила пять мест работы и нигде не задержалась дольше двух месяцев. "Начальник придирается", "коллектив не тот", "график не удобный". А машина нужна была, конечно, срочно. "Ласточка" за миллион двести, на которой Верочка теперь каталась по клубам и торговым центрам.
— Платёж за машину — семнадцать тысяч, — перечислила Ксения, загибая пальцы. — Своей маме ты даёшь минимум пятнадцать. Вере на бензин, на одежду, на развлечения — ещё тысяч десять. Это уже сорок две тысячи. А ты получаешь сто.
— Замолчи, — процедил Андрей сквозь зубы. Челюсть ходила ходуном. — Ты считаешь каждую копейку, как будто мы нищие! Мне стыдно за тебя!
Стыдно. Ему стыдно за неё. Не за то, что мать выпрашивает деньги на очередную безделушку. Не за то, что сестра висит на шее. Стыдно за жену, которая посмела сказать "нет".
Ксения прошла мимо него на кухню. Руки дрожали, но надо было чем-то занять себя. Налила воду в чайник, включила. Всматривалась в струю воды, в блестящую поверхность плиты — куда угодно, только не на мужа.
— Ты игнорируешь меня? — Андрей влетел следом, встал в дверном проёме. — Совсем обнаглела?
— Я не хочу ссориться, — глухо сказала она. — Устала.
— А я не устал?! Я работаю, как вол, а ты тут...
— Я тоже работаю, — перебила его Ксения. Резко, слишком резко. — Восемь часов в офисе, потом я прихожу и готовлю ужин, убираю, стираю. В выходные — тоже самое. А ты лежишь на диване с телефоном.
Ошибка. Огромная ошибка. Нельзя было этого говорить.
Лицо Андрея исказилось. Он сделал шаг вперёд, и Ксения инстинктивно попятилась, уперлась спиной в столешницу.
— Ты меня упрекаешь? — голос стал тихим, опасным. — Ты смеешь меня упрекать?
— Нет, я просто...
— Просто что? — он приблизился ещё. Запах его одеколона смешался с запахом пота. — Просто считаешь меня бездельником? А может, ты забыла, кто в этой семье мужчина? Кто главный?
Главный. Который ни разу за три года брака не вымыл пол. Который не знает, где лежат простыни и как включается стиральная машина. Который считает, что деньги появляются сами собой, а ужин — тоже.
Но Ксения молчала. Молчала, потому что спорить бесполезно. Потому что он всё равно не услышит. Потому что она уже знала, чем закончится этот разговор: она виновата. Всегда виновата она.
— Завтра же позвонишь матери, — рявкнул Андрей. — Извинишься. И переведёшь ей деньги.
— Не переведу.
Слова вылетели сами. Ксения даже не думала их произносить, но они прорвались — как прорывается гной из долго зревшего нарыва.
Андрей замер. Уставился на неё с таким изумлением, будто она только что произнесла что-то на марсианском.
— Что ты сказала?
— Я сказала — не переведу, — повторила Ксения. Голос окреп. — Не извинюсь. Потому что я ни в чём не виновата.
Повисла пауза. Долгая, тягучая. Чайник закипел, щёлкнул автоматически. Где-то за окном взревела сигнализация машины.
— Ладно, — Андрей медленно кивнул. Улыбнулся. Жутко так улыбнулся, кривовато. — Ладно. Раз так... Завтра позвоню матери. Скажу, что ты устала, перенервничала. Она поймёт. А ещё позвоню Верке, попрошу с тобой поговорить. По душам. Она у меня умница, она тебе растолкует, как надо с семьёй обращаться.
Вера. Конечно. Его сестрица, которая называла Ксению "серой мышью" и "скукотищей". Которая советовала брату "поставить жену на место" и "показать, кто в доме хозяин". Милая, заботливая Верочка.
— Делай что хочешь, — устало выдохнула Ксения.
Андрей хмыкнул, развернулся и вышел. Хлопнула дверь в комнату. Потом — щелчок замка. Заперся.
Ксения осталась на кухне одна. Села на табурет, обхватила себя руками. Телефон завибрировал — сообщение. От Ларисы Викторовны, конечно.
"Ксюша, не думала, что ты такая эгоистка. Андрей работает на вас двоих, а ты ему даже матери помочь не разрешаешь. Стыдно должно быть. Я всегда чувствовала, что ты не пара моему сыну. Слишком холодная. Слишком расчётливая. А он добрый, мягкий. И вы его используете — ты и твои родственники. Да-да, не думай, что я не вижу, как твоя мамаша выклянчивает у него то одно, то другое..."
Ксения даже читать не стала до конца. Заблокировала экран, положила телефон лицом вниз.
Мамаша. Её мать, которая живёт в другом городе, с которой они виделись два раза за год, и которая ни копейки не просила. Наоборот, сама присылала деньги — "вам молодым нужнее". Ксения эти деньги откладывала тихонько, на чёрный день. Вот только чёрный день, кажется, уже наступил.
Она встала, машинально начала мыть посуду. Тарелки, вилки, кастрюли. Движения автоматические, успокаивающие. Вода тёплая, пена на руках. Можно не думать ни о чём. Просто мыть, полоскать, ставить сушиться.
За стеной послышался голос Андрея — громкий, возбуждённый. Звонит кому-то. Матери, наверное. Или сестре. Жалуется на плохую жену, которая посмела ослушаться.
Ксения вытерла руки, выключила свет на кухне и пошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, растрёпанные волосы. Тридцать один год, а выглядит на все сорок.
Когда это началось? Когда она превратилась в прислугу, в удобную функцию? Год назад? Два? Или с самого начала было именно так, просто она не замечала, не хотела замечать?
Свадьба четыре года назад. Красивая, пышная. Лариса Викторовна заставила отметить "как положено", взяли кредит на банкет. До сих пор не выплатили. Медовый месяц — в Турции, тоже в кредит. Потом квартира... на имя свекрови, "так выгоднее по налогам", сказал Андрей. Ксения не спорила, верила.
А потом начались "просьбы". Сначала маленькие, безобидные. "Ксюш, помоги маме с продуктами донести". "Ксюш, съезди с Веркой в магазин, выбери ей платье". "Ксюш, маме надо к врачу, сопроводи".
Ксения соглашалась. Хотела быть хорошей невесткой, правильной женой. Но "просьбы" росли, как снежный ком. И претензии вместе с ними.
"Суп недосолен". "Пол плохо вымыт". "Рубашку не так погладила". "Обои выбрала дурацкие". "Торт невкусный купила".
Андрей кивал, соглашался с матерью. Иногда добавлял от себя. Ксения терпела, исправляла, старалась. И чем больше старалась — тем больше придирались.
А потом пришло понимание: им не нужна хорошая невестка. Им нужна удобная прислуга, которая будет работать, приносить деньги и молча выполнять любые капризы.
Ксения умылась холодной водой, вернулась в комнату. Дверь всё ещё заперта. Достала из шкафа одеяло, подушку. Легла на диване в гостиной. Не в первый раз.
Телефон снова завибрировал. Теперь Вера.
"Привет, золовка. Слышала, ты маму нашу обидела. Ну ты и номер. Думаешь, раз замуж за брата вышла, теперь самая умная? Обломись. Семья — это святое. А ты чужая. И останешься чужой, пока не научишься уважать старших."
Чужая. Да. Именно так она себя и чувствует последние два года. Чужой в этой квартире, в этой семье, в этой жизни.
А ведь когда-то было по-другому...
Ксения закрыла глаза, но сон не шёл. В голове крутились мысли, одна тревожнее другой. Завтра на работу, послезавтра — опять этот круг. Готовка, уборка, молчание, упрёки. И так до бесконечности.
Или не до бесконечности?
Странно, но в последние недели она всё чаще ловила себя на мысли о том человеке. О Лёше.
Они познакомились месяц назад, в октябре. Корпоративный тренинг по новому софту, две компании в одном зале. Ксения сидела в углу, записывала, старательно вникала. А он оказался рядом — высокий, с усмешкой в уголках губ, в свитере крупной вязки. Спросил ручку. Потом — как зовут. Потом предложил кофе в перерыве.
Она отказалась тогда. Замужем ведь. Но он не отступил. Не навязчиво, не грубо. Просто... был рядом. На второй день тренинга они пили кофе вместе. На третий — обменялись контактами. "Вдруг понадобится помощь с программой", сказал он. И улыбнулся так, что внутри что-то ёкнуло.
Первое сообщение пришло через неделю. "Как дела? Разобралась с отчётами?" Ксения ответила — коротко, формально. Но переписка завязалась. Сначала о работе, потом — обо всём подряд. Он писал смешно, легко. Рассказывал про свою жизнь — разведён три года, живёт один, работает в IT. Любит горы, книги, джаз. Спрашивал про неё.
Ксения писала мало. Боялась. Но с каждым днём писала всё больше. Потому что с ним было... легко. Он слушал. Не перебивал. Не обесценивал. Когда она пожаловалась на усталость — не начал читать нотации, а просто написал: "Ты молодец. Держишься невероятно".
Первая встреча случилась три недели назад. Случайно, в торговом центре. Лёша покупал подарок племяннице, Ксения — продукты. Столкнулись у эскалатора, засмеялись от неожиданности. Он предложил пройтись, она согласилась. Час пролетел незаметно. Они говорили, говорили, говорили. О фильмах, о музыке, о мечтах. Ксения рассказывала и ловила себя на мысли — как давно она не говорила так? Просто так, ни о чём важном, но обо всём главном.
Вторая встреча — уже не случайность. Лёша написал: "Хочу тебя видеть". Ксения долго смотрела на экран. Потом набрала: "Я замужем". Он ответил: "Знаю. Но хочу видеть".
Они встретились в кафе на окраине, где никто не знал ни его, ни её. Сидели два часа. Он держал её руку на столе, гладил пальцы. Говорил — о том, какая она красивая. Умная. Интересная. Живая.
Ксения плакала. Тихо, не всхлипывая, просто текли слёзы. Потому что она забыла, как это — когда тебя видят. Не как прислугу, не как приложение к зарплате. А как человека.
— Ты заслуживаешь большего, — сказал он тогда. — Намного большего.
Третья встреча была неделю назад. Они гуляли по набережной, хотя декабрь уже вступил в свои права и ветер продувал насквозь. Лёша обнял её, прижал к себе. Поцеловал. Долго, медленно, нежно.
Ксения не оттолкнула. Наоборот, прильнула, впиталась в этот поцелуй, как будто он мог спасти её от всего. От холодной квартиры, от молчания мужа, от бесконечных претензий свекрови.
— Я не могу так больше, — прошептала она ему в плечо.
— Тогда уходи, — просто сказал Лёша. — Просто уходи. К чёрту всех. Живи для себя.
Но как? Как уйти, когда ипотека на имя свекрови? Когда все документы, все деньги, всё — переплетено так, что не распутать? Когда боишься скандала, боишься остаться одна, боишься... чего? Свободы?
Четвёртая встреча случилась позавчера. В его квартире. Ксения соврала Андрею, что задерживается на работе. Он даже не переспросил, не заинтересовался. Буркнул: "Ладно" — и вернулся к телефону.
У Лёши было тепло, уютно. Книги на полках, мягкий свет, запах кофе. Они сидели на диване, говорили. Потом он снова поцеловал её. И на этот раз она не остановилась.
Всё произошло естественно, без лишних слов. Его руки, его губы, его шёпот — "Ты потрясающая". Ксения плакала и смеялась одновременно. Чувствовала себя предательницей и одновременно — по-настоящему живой. Впервые за годы.
Они лежали потом в темноте, и Лёша гладил её волосы.
— Останься, — попросил он. — Останься со мной. Не сегодня — навсегда.
— Я не могу.
— Можешь. Просто страшно.
Страшно. Да. Потому что уйти — значит признать поражение. Признать, что три года брака — ошибка. Что она потратила лучшие годы на человека, который даже не замечает её. На семью, которая использует её, как расходный материал.
Ксения вернулась домой поздно. Андрей спал, даже не проснулся. Она легла на диван в гостиной, как обычно. Смотрела в потолок до утра.
А утром началось новое. Лариса Викторовна позвонила рано, в семь. Требовала, чтобы Ксения приехала, помогла с уборкой. "У меня гости вечером, а я одна не справлюсь". Андрей, конечно, поддержал: "Мать просит — значит, поедешь".
Ксения посмотрела на него. На этого чужого человека, с которым делит постель. И вдруг поняла — всё. Хватит.
— Нет, — сказала она. — Не поеду.
Андрей вытаращил глаза.
— Ты опять начинаешь?
— Я не начинаю. Я заканчиваю.
Она встала, прошла в комнату. Достала из шкафа сумку, начала складывать вещи. Руки дрожали, но движения были чёткими. Джинсы, свитера, бельё, документы.
— Ты что делаешь?! — Андрей влетел следом, схватил её за плечо. — Ты куда собралась?
— Ухожу.
— Куда уходишь?! К кому?!
Вот оно. До него наконец дошло.
— К себе, — Ксения высвободилась, продолжала складывать вещи. — Просто к себе.
— У тебя кто-то есть, — прошипел Андрей. Лицо побелело, скулы заострились. — Признайся! У тебя кто-то есть!
Ксения обернулась. Посмотрела ему в глаза. И вдруг стало не страшно. Совсем не страшно.
— Да, — сказала она. — Есть. Человек, который меня уважает.
Тишина. Секунду, две, три. Потом Андрей взорвался.
— Гуляка! — заорал он. — Продажная гуляка! Я тебя кормил, одевал, крышу над головой давал, а ты?!
Ксения застегнула сумку. Спокойно, методично. Внутри всё горело, но снаружи — ледяное спокойствие.
— Ты меня не кормил. Я сама себя кормила. И тебя. И твою мать. И твою сестру.
— Как ты смеешь! — он схватил сумку, швырнул на пол. Вещи рассыпались. — Никуда ты не уйдёшь! Я не позволю!
— Позволишь, — Ксения подняла сумку, начала собирать вещи обратно. — Потому что у тебя нет выбора.
Андрей выхватил у неё телефон.
— Покажи переписку! Кто он?! Где познакомились?!
— Отдай телефон.
— Я сказал — покажи!
Он полез в её телефон, тыкал пальцами в экран. Но переписки с Лёшей там не было. Ксения удалила всё ещё позавчера. На всякий случай. Предчувствие не обмануло.
— Удалила, да? — Андрей швырнул телефон на диван. — Конспирируешься? Думала, я не замечу? Я всё видел! Как ты по вечерам улыбаешься в телефон, как прячешь экран!
Да, он замечал. Просто молчал. Потому что привык, что Ксения — это данность. Она никуда не денется. Будет терпеть, работать, прогибаться. Как всегда.
Но не сейчас.
— Я ухожу, Андрей, — Ксения взяла сумку, куртку. — На развод подам через неделю. Никаких претензий к тебе не имею. Квартира — ваша, на имя твоей мамы. Кредит доплачу свою часть до конца года. Дальше — сами.
— Ты... — он растерянно смотрел на неё. — Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Из-за какого-то... из-за этого...
— Не из-за него, — перебила Ксения. — Из-за себя. Потому что я устала быть никем в собственной жизни.
Она пошла к двери. Андрей бросился следом, преградил путь.
— Стой! Мы можем всё обсудить! Я... я изменюсь! Мать тоже поймёт, я с ней поговорю!
Смешно. Три года он не слышал её просьб, а теперь вдруг готов меняться. Но Ксения знала — это пройдёт через неделю, максимум две. Потом всё вернётся на круги своя. Потому что люди не меняются за один день. Особенно когда им всегда было удобно.
— Отойди, пожалуйста.
— Нет! Ты не можешь просто уйти! Что я матери скажу?!
Вот оно. Главный вопрос. Не "что я без тебя буду делать", не "как мы это исправим". А — что матери скажу.
— Скажешь правду, — Ксения оттолкнула его, открыла дверь. — Что жена устала терпеть и ушла.
— Ты пожалеешь! — крикнул он ей вслед. — Останешься одна! Кому ты нужна?! Тебе тридцать один! Старая уже!
Ксения обернулась на пороге.
— Лучше быть одной, чем чувствовать себя одинокой рядом с тобой.
Дверь захлопнулась. Лифт, подъезд, улица. Морозный воздух ударил в лицо. Ксения остановилась, перевела дух. Руки тряслись. Ноги ватные. Но внутри — странное, пугающее, опьяняющее чувство свободы.
Телефон зазвонил. Лариса Викторовна, конечно. Ксения сбросила. Через минуту — снова. Сбросила. Потом пришло сообщение.
"Ты разрушила мою семью! Бессовестная! Андрей без тебя пропадёт! Думаешь, найдёшь лучше?! Никто тебя не возьмёт! Старая, вредная! Мой сын — золото, а ты его не оценила! Будешь жалеть всю жизнь!"
Ксения заблокировала номер. Потом набрала Лёшу.
— Привет, — его голос был тёплым, чуть сонным. — Как дела?
— Я ушла, — выдохнула она. — Только что. Ушла от него.
Пауза.
— Где ты сейчас?
— На улице. Возле дома.
— Адрес скинь. Приеду через двадцать минут.
Он приехал через пятнадцать. Белая машина, он сам в той же куртке, что на набережной. Вышел, обнял её, крепко, не спрашивая ничего.
— Поехали, — просто сказал.
Ксения залезла в машину, пристегнулась. Смотрела в окно, пока они ехали по знакомым улицам. Мимо офиса, где она работала. Мимо супермаркета, где закупалась каждую субботу. Мимо парка, где гуляла иногда в обед.
Всё это осталось там, в прошлой жизни.
— Испугалась? — спросил Лёша, не отрывая взгляда от дороги.
— Очень, — призналась она. — Но если бы осталась... было бы страшнее.
Он кивнул. Взял её руку, переплёл пальцы.
— У меня есть знакомый адвокат. Хороший. Поможет с разводом, чтобы без проблем.
— Спасибо.
— И квартиру найдём. Или... — он замялся. — Можешь у меня пожить. Пока не найдёшь своё.
Ксения посмотрела на него. На этого человека, которого знает месяц. Который не обещает золотых гор, не клянётся в вечной любви. Просто предлагает помощь. Просто рядом.
— Я подумаю, — тихо сказала она.
Лёша улыбнулся.
— Конечно. Времени полно.
А вечером, в его квартире, они сидели на кухне с чаем. Ксения рассказывала — сбивчиво, с паузами — про последние три года. Про то, как медленно она теряла себя. Про то, как боялась. Как привыкла к мысли, что так и должно быть.
Лёша слушал. Не перебивал, не давал советов. Просто слушал.
— Знаешь, что самое страшное? — призналась Ксения. — Я почти смирилась. Ещё немного — и смирилась бы окончательно.
— Но не смирилась, — сказал он. — Вот что важно.
Телефон снова завибрировал. Андрей, с нового номера.
"Вернись. Мы всё обсудим. Я дурак, понимаю. Но мы же семья. Нельзя вот так всё бросать."
Ксения выдохнула. Написала коротко: "Развод. Документы вышлю". Заблокировала номер.
Потом посмотрела на Лёшу.
— Я не знаю, что будет дальше.
— Никто не знает, — он улыбнулся. — В этом и прелесть.
И впервые за долгое время Ксения почувствовала — да, так и есть. Впереди неизвестность. Страшно, тревожно, непонятно. Но эта неизвестность принадлежит ей. Её выбор, её жизнь, её путь.
Декабрь за окном вступал в свои права, до Нового года оставалась неделя. А у Ксении началась новая жизнь. Не идеальная, не простая. Но своя.