Написал колонку для Russia Today про свою мимолётную встречу с Крисом Ри.
Но хотелось бы добавить абзац-другой.
Мы живём в эпоху, когда музыка превратилась в цифровой шум, в тикток-трэш, в автотюн и крики инфантильных кумиров о их несчастной любви. И вот на этом фоне — он. Кристофер «Крис» Энтон Ри. Человек, который выходил на сцену не для того, чтобы раздеться или взорвать пиротехнику. Он выходил, чтобы рассказать. Рассказать нам, уставшим, о нашей же усталости. О той самой длинной дороге домой, которая у каждого своя, но для всех одна — с плохим асфальтом, туманом и одинокими фонарями.
Он запомнится акустикой человеческой души. Не психоанализом, нет. А именно акустикой. Уловил основной тон нашей общей тоски — и настроил на него свою гитару. И свой голос — этот хриплый, тёплый, как старый виски, баритон. Голос, в котором было столько достоинства в смирении, что рядом с ним любой рок-бунтарь казался истеричным подростком.
Он не пел про «я». Он пел про «мы». Про «дорогу в ад», по которой мы все ползем в своих железных коробках. Про глупость, которую мы называем любовью. Про ветер, который всегда встречный. И в этом не было обличения. Была — констатация. Факт. С которым надо как-то жить. И его музыка давала силы это делать. Не радость, нет. Стойкость.
Он запомнится как антизвезда. Как мастер, который не привечал слово «шоу-бизнес». Который пережил адскую болезнь, запрет врачей на всё, что считал частью себя... и вернулся. Чтобы снова спокойно, седой и мудрый, сесть за рояль и сыграть ту же самую дорогу. Потому что она никуда не делась. И нам, его слушателям, от этого становилось не больно, а спокойно. Да, дорога есть. Но пока звучит этот голос — по ней можно идти.
Поэтому он и останется в памяти не как «автор хита 80-х». А как вечный спутник. Голос из магнитолы в ночной машине. Саундтрек к личному прозрению в четыре утра. Музыка для тех, кто перестал ждать чуда, но не разучился ценить тихую правду.
Его смерть — это не уход артиста. Это закрытие последней тихой комнаты в грохочущем мировом доме культуры. Комнаты, где можно было просто сесть, выпить виски (а потом — чаю, по предписанию врача) и услышать, как кто-то умный и добрый говорит тебе: «Я знаю. И мне тоже». Больше такой комнаты, кажется, не будет.
Но останется дорога. И его голос на ней — как указательный столб, который уже никуда не ведёт, но без которого легко заблудиться.
«The Road to Hell»... Это не песня. Это приговор целой цивилизации. В форме девяти с половиной минут гипнотического, нарастающего транса. Запомнится она не мелодией — хотя эта навязчивая, как стук дворников под дождём, гитарная петля въедается в подкорку навсегда. Запомнится она точностью попадания в нерв эпохи. 1989 год. Конец времён, как тогда казалось. Всеобщее ликование, падение стен, триумф капитала. И вдруг — этот угрюмый, седой блюзмен из Мидлсбро втихаря выпускает апокалиптическую притчу о... пробке на шоссе. Да-да, о той самой, в которой мы все стоим по сей день.
В этом и есть гений Ри. Он взял самое будничное явление современности — дорожный затор — и развернул его в метафору всего нашего существования. Мы все едем по этой дороге. Мы все думаем, что спешим по важным делам. А на самом деле мы просто сидим в железных коробках, отравляем воздух и медленно движемся в никуда. «Это не дорога в ад, — как будто шепчет он нам хриплым голосом. — Это уже и есть ад. Вы в нём. С самого начала».
И ведь слышишь в этой песне не злорадство, а грусть мудрого наблюдателя. Он не осуждает. Кристофер «Крис» Энтон Ри констатирует. Он видит, как мы строим новые полосы, чтобы быстрее приехать в тупик. Как мы покупаем новые машины, чтобы с комфортом пережидать собственную бессмысленность. Его «Road to Hell» — это саундтрек к великой иллюзии прогресса. К мифу о том, что скорость движения равна развитию.
И самое страшное — она не устарела. Спустя 35 лет мы слушаем её и понимаем: он был пророком. Не политическим, нет. Экзистенциальным. Он предсказал мир, в котором дорога стала смыслом, целью и тюрьмой одновременно. Мир вечных опозданий и упущенных поворотов.
Так что этот хит запомнится не как «главная песня Криса Ри». А как самый трезвый, самый беспощадный и самый элегантный реквием по XX веку, пришедший как раз в момент его кажущегося триумфа. Он взял все наши страхи — перед экологией, перед отчуждением, перед потерей себя в потоке — и упаковал их в идеальную музыкальную форму. С начала и до того леденящего финала, где остаётся только шум дороги и тихий вопрос: «А куда, собственно, я еду?»