Найти в Дзене

Новый год твоя мать пусть у себя отмечает, вашу родню и на порог не пущу, — выдала Клавдия.

Снег валил хлопьями, засыпая лобовое стекло старенькой иномарки, словно пытаясь спрятать от водителя серую городскую слякоть. Олег включил дворники на полную мощность и тяжело вздохнул. В багажнике позвякивали банки с зеленым горошком и шуршали пакеты с мандаринами — неизменными атрибутами надвигающегося праздника. До Нового года оставалось всего ничего, дней десять, а настроение у мужчины было совсем не праздничным. Оно застряло где-то между усталостью после годового отчета и нарастающей тревогой, причину которой он пока и сам не мог толком сформулировать. Поднимаясь на третий этаж, он привычно перешагнул через сломанную ступеньку и нащупал в кармане ключи. Дома пахло не выпечкой и не уютом, а какой-то стерильной чистотой и дорогим кондиционером для белья. Клавдия, его супруга, была женщиной строгой, любила порядок до скрежета зубного и считала, что лишняя пылинка на комоде — это личное оскорбление ее достоинства. — Ты купил именно тот майонез, который я просила? — раздался голос жены

Снег валил хлопьями, засыпая лобовое стекло старенькой иномарки, словно пытаясь спрятать от водителя серую городскую слякоть. Олег включил дворники на полную мощность и тяжело вздохнул. В багажнике позвякивали банки с зеленым горошком и шуршали пакеты с мандаринами — неизменными атрибутами надвигающегося праздника. До Нового года оставалось всего ничего, дней десять, а настроение у мужчины было совсем не праздничным. Оно застряло где-то между усталостью после годового отчета и нарастающей тревогой, причину которой он пока и сам не мог толком сформулировать.

Поднимаясь на третий этаж, он привычно перешагнул через сломанную ступеньку и нащупал в кармане ключи. Дома пахло не выпечкой и не уютом, а какой-то стерильной чистотой и дорогим кондиционером для белья. Клавдия, его супруга, была женщиной строгой, любила порядок до скрежета зубного и считала, что лишняя пылинка на комоде — это личное оскорбление ее достоинства.

— Ты купил именно тот майонез, который я просила? — раздался голос жены из кухни, стоило Олегу переступить порог. Ни «привет», ни «как прошел день». Сразу к делу.

Олег разулся, аккуратно поставил ботинки на резиновый коврик, чтобы не дай бог не оставить лужу, и прошел на кухню. Клава сидела за столом, обложенная ежедневниками и списками. Она выглядела сосредоточенной, как полководец перед решающей битвой. Ее светлые волосы были стянуты в тугой хвост, а взгляд бегал по строчкам, подсчитывая расходы.

— Тот самый, с перепелиными яйцами, — Олег поставил тяжелые пакеты на пол. — И шампанское взял, как ты хотела, полусухое. Клав, может, чаю попьем? Я с обеда ничего не ел.

Женщина оторвалась от бумаг и окинула мужа оценивающим взглядом.

— Чай сам налей, мне некогда, — отмахнулась она. — Я меню утверждаю. И список гостей. В этом году все должно быть идеально. К нам, между прочим, собираются приехать Скворцовы. Ты же знаешь, что Вадим Сергеевич теперь замдиректора в департаменте? Нам нужно произвести впечатление.

Олег молча достал кружку, насыпал заварку. Скворцовы ему не нравились. Вадим был напыщенным индюком, который любил рассуждать о высоких материях, не замечая, как его жена тайком подливает себе коньяк в кофе. Но спорить с Клавой было себе дороже. За пять лет брака Олег усвоил простую истину: худой мир лучше доброй ссоры. Особенно когда квартира, в которой они живут, формально записана на жену, хотя и куплена была в браке с огромным вложением накоплений его, Олега, матери.

Эта мысль кольнула привычной обидой, но он отогнал ее. Мама, Анна Петровна, сама настояла. Сказала тогда: «Берите, сынок. Мне одной много не надо, а вам молодым жить где-то нужно. Главное, чтобы вы счастливы были». Она продала свою большую «трешку» в центре, переехала в скромную «однушку» на окраине, а разницу отдала им на первый взнос и ремонт. Клавдия тогда улыбалась, называла свекровь «золотой женщиной» и обещала, что двери их дома всегда будут открыты.

— Кстати, о гостях, — Олег сел напротив жены, грея руки о горячую кружку. — Мама звонила сегодня. Спрашивала, что приготовить. Хочет свой фирменный холодец сделать и яблочный пирог. Я сказал, чтобы не суетилась, мы сами все закупим, а ее я заберу часов в шесть вечера тридцать первого.

Повисла тишина. Клавдия медленно отложила ручку. В воздухе отчетливо запахло грозой, хотя за окном кружили безобидные снежинки. Она посмотрела на мужа так, словно он предложил принести в дом бродячую собаку с блохами.

— Какой холодец, Олег? — ледяным тоном спросила она. — У нас будет тематическая вечеринка. Европейская кухня. Тарталетки, канапе, запеченная форель. Твой холодец с чесноком будет вонять на весь дом. Это моветон.

— Причем тут моветон? — Олег нахмурился. — Это Новый год. Семейный праздник. Мама старается, хочет порадовать. Да и любят все ее холодец, даже твои Скворцовы в прошлом году уплетали за обе щеки.

— Это было в прошлом году, — отрезала Клавдия. — В этом году формат другой. И вообще, Олег, я хотела с тобой поговорить.

Она выпрямилась, сложила руки на груди — поза, не предвещающая ничего хорошего.

— Понимаешь, у нас не так много места. Скворцовы придут с дочерью, плюс моя сестра с мужем обещали заскочить. Народу будет много. Шум, гам, музыка современная. Твоей маме будет просто некомфортно. У нее давление, голова болит от шума. Зачем мучить пожилого человека?

Олег почувствовал, как внутри начинает закипать глухое раздражение. Он знал эти интонации жены. Это была «забота», шитая белыми нитками лицемерия.

— Клав, маме некомфортно одной в четырех стенах. Она весь год ждет этого вечера. Она уже платье себе новое купила, представляешь? И подарок тебе связала, шаль какую-то хитрую.

— Шаль, — фыркнула Клавдия, закатив глаза. — Очень актуально. Олег, давай начистоту. Твоя мама — человек простой. Слишком простой. Она начнет рассказывать эти свои истории про завод, про дачу, про рассаду. Скворцовым это неинтересно. Мне будет неловко перед гостями. Нам нужно поддерживать статус, если ты хочешь, чтобы тебя наконец повысили.

Олег медленно поставил кружку на стол. Звук удара керамики о дерево прозвучал в тишине слишком громко.

— То есть моя мама не вписывается в твой «статус»? Женщина, которая отдала нам свои деньги, чтобы мы сидели в этой кухне с итальянской плиткой, теперь для тебя недостаточно хороша?

— Не передергивай! — Клавдия повысила голос. — Я благодарна за деньги. Но это не значит, что я должна теперь всю жизнь терпеть ее присутствие на каждом празднике. Мы же не на улице живем, в конце концов. Я предлагаю компромисс. Мы поздравим ее тридцать первого днем. Завезем продукты, деликатесы, подарим хороший подарок. Пусть посмотрит «Голубой огонек», отдохнет, выспится. А первого числа заедем доедать салаты. Что в этом плохого?

Олег смотрел на жену и словно видел ее впервые. Красивая, ухоженная, целеустремленная. И совершенно чужая. Он вспомнил прошлый Новый год. Тогда Анна Петровна весь вечер просидела в уголке дивана, боясь лишний раз пошевелиться, потому что Клавдия то и дело делала ей замечания: «не крошите на ковер», «поставьте бокал на салфетку», «мама, не перебивайте Вадима Сергеевича». Мать тогда улыбалась виновато, кивала, а в глазах стояла такая тоска, что у Олега сердце сжималось. Но он молчал. Думал, жена просто нервничает, хочет, чтобы все было идеально.

— Нет, — твердо сказал Олег. — Так не пойдет. Она моя мать. И она будет встречать Новый год с нами. Если тебе тесно, давай не будем звать твою сестру, которая, кстати, ни разу нас даже с днем рождения не поздравила, только деньги в долг просит.

Лицо Клавдии пошло красными пятнами. Она не привыкла, чтобы ей возражали. Обычно Олег был мягким, податливым, удобным. Но сегодня что-то сломалось.

— Моя сестра — это другое! — взвизгнула она. — Она молодая, веселая, она душа компании! А твоя мать будет сидеть с кислым лицом и портить всем настроение своим видом мученицы!

— Она не мученица, она просто старый человек, которому нужно немного внимания! — Олег тоже повысил голос, вскочив со стула. — Ты слышишь себя вообще? Ты говоришь о живом человеке как о старой мебели, которая не вписывается в интерьер!

— Я говорю о нашем комфорте! Я хочу отдохнуть в праздник, а не бегать вокруг твоей мамочки с тонометром! — Клавдия вскочила следом, ее глаза сузились. — Короче, я все решила. Я уже заказала кейтеринг на определенное количество персон. Мест нет.

— Так найди место! — рявкнул Олег. — Отмени заказ, поставь лишний стул!

И тут Клавдия выдала то, что, видимо, давно крутилось у нее на языке, но сдерживалось остатками приличий. Она уперла руки в бока, лицо ее перекосило от злости, и она чеканила каждое слово, словно вбивала гвозди:

— Новый год твоя мать пусть у себя отмечает, твою родню на порог не пущу! Хватит с меня! Я хозяйка в этом доме, и я решаю, кто здесь будет есть, а кто нет. Надоело! Вечно ты со своим чувством вины. Хочешь сидеть с мамочкой — пожалуйста, но не здесь. Здесь будут приличные люди!

Слова повисли в воздухе, тяжелые и липкие. Олег застыл. Он смотрел на рот жены, из которого только что вылетело это грязное, злое обещание, и чувствовал, как внутри что-то обрывается. Что-то важное, что все эти годы держало их брак на плаву, натянулось до предела и лопнуло.

Он не стал кричать. Гнев, который бушевал в нем секунду назад, внезапно испарился, уступив место пугающему спокойствию и ясности. Словно туман в голове рассеялся. Он вдруг отчетливо вспомнил, как Клавдия уговаривала его маму продать дачу два года назад, потому что «нам очень нужна новая машина, Олег же мучается в метро». Мама продала. Машину купили. Клавдия оформила ее на себя, сказав, что так удобнее для страховки. Вспомнил, как жена морщилась, когда Анна Петровна приносила ей домашние соленья, и выбрасывала их в мусорку, стоило двери за свекровью закрыться.

— Приличные люди... — тихо повторил Олег. — Значит, моя мать для тебя — отребье?

— Не передергивай, — Клавдия немного сбавила обороты, заметив странное выражение лица мужа. Ей стало неуютно. — Я просто хочу нормальный праздник. Без запаха корвалола и разговоров про болячки. Олег, ну правда, не будь ребенком. Ты же сам потом мне спасибо скажешь. Мы отлично повеселимся, потанцуем. А первого поедем к ней, я обещаю. Куплю ей тот пуховый платок, который она хотела. Ну? Мир?

Она попыталась улыбнуться, той самой дежурной улыбкой, которой обычно сглаживала острые углы. Подошла, попыталась положить руку ему на плечо.

Олег отшатнулся.

— Не трогай меня.

— Ты чего? — Клавдия опешила. — Обиделся? Из-за ерунды?

— Ерунды... — Олег горько усмехнулся. — Знаешь, Клава, я ведь тебя любил. Искренне считал, что ты просто устаешь, что характер сложный. Оправдывал тебя перед мамой каждый раз, когда ты забывала позвонить ей в день рождения. Говорил: «Клава много работает, замоталась». А мама верила. Или делала вид, что верит, чтобы меня не расстраивать.

— К чему этот пафос? — Клавдия снова начала раздражаться. — Давай без драм.

— Никаких драм. Ты права, ты хозяйка в этом доме. Квартира на тебе, ремонт на твой вкус, гости твои. Я здесь, получается, тоже просто гость. Временно прописанный.

Он развернулся и вышел из кухни.

— Ты куда? Мы не договорили! — крикнула ему вслед жена.

Олег прошел в комнату. Достал с антресоли старый дорожный чемодан. Тот самый, с которым они когда-то ездили в свое первое путешествие в Турцию. Тогда они были счастливы. Или ему только казалось?

Он начал методично складывать вещи. Рубашки, джинсы, свитера. Белье. Носков набрал побольше.

В дверях комнаты появилась Клавдия.

— Ты что, пугаешь меня? — в ее голосе проскользнули истеричные нотки. — Цирк решил устроить? Из-за того, что я не хочу видеть твою мать? Олег, это смешно! Ты взрослый мужик! Положи вещи на место!

Олег не реагировал. Он двигался как робот. Застегнул молнию на чемодане. Подошел к тумбочке, взял документы.

— Я не пугаю, Клав. Я ухожу.

— Куда? — она побледнела. — К ней? В эту конуру на окраине?

— В дом, где меня любят. И где не делят людей на «нужных» и «ненужных».

— Ты не посмеешь! — взвизгнула Клавдия. — Перед Новым годом! А как же гости? Что я скажу Скворцовым? Что мой муж бросил меня ради мамочкиного холодца? Ты меня опозоришь!

Олег остановился в дверях, уже одетый в пальто. Посмотрел на жену. В ее глазах не было боли от потери любимого человека. Там был страх перед общественным мнением и злость от того, что у нее отнимают удобный инструмент жизни.

— Скажи им правду, — спокойно ответил Олег. — Скажи, что ты выгнала мою родню, а я ушел вместе с ней. Думаю, Вадим Сергеевич оценит. Он, насколько я знаю, своих родителей каждый месяц в санаторий отправляет.

— Ты пожалеешь! — крикнула она ему в спину, когда он уже открывал входную дверь. — Приползешь через неделю! Кому ты нужен, неудачник! Я на развод подам! Квартиру ты не получишь!

— Подавай, — бросил он, не оборачиваясь. — Я буду бороться за свою долю. А если не получится — начну с нуля. Лучше так, чем с тобой.

Дверь захлопнулась, отрезая его от запаха дорогого кондиционера и истеричных криков.

На улице метель усилилась. Ветер швырял снег в лицо, но Олегу почему-то стало жарко. Он бросил чемодан в багажник, рядом с пакетами продуктов. Сел за руль, завел мотор. Руки немного дрожали, но это была не паника. Это было что-то другое. Облегчение? Страх? Свобода?

Он достал телефон и набрал знакомый номер.

— Алло, сынок? — голос мамы звучал тепло и немного сонно. — Случилось что? Поздно уже.

— Мам, ты спишь? Извини, разбудил.

— Нет-нет, что ты. Телевизор смотрю, вяжу. Ты почему голос такой странный? Заболел?

— Нет, мам, здоров. Мам, а предложение по холодцу еще в силе?

— Конечно! Я уже и ножки купила, и говядину. А что?

— Я еду к тебе. Сейчас приеду.

— Сейчас? Ночь на дворе, метель такая... — в голосе появилась тревога. — А Клава? Вы что, поругались?

— Мам, я насовсем еду. Можно?

В трубке повисла пауза. Только на секунду. А потом голос матери стал твердым и теплым одновременно.

— Глупый вопрос, сынок. Это твой дом. Всегда был и будет. Я сейчас чайник поставлю. И пирожки разогрею, с вечера остались. Едь аккуратно, не гони. Я жду.

Олег нажал на газ. Машина медленно выехала со двора элитного жилого комплекса, где шлагбаумы и консьержи охраняли покой «приличных людей», и устремилась в сторону старых пятиэтажек, где дворы были плохо почищены, но в окнах горел какой-то другой, настоящий свет.

Тридцать первое декабря выдалось солнечным и морозным. В маленькой кухне Анны Петровны было тесновато, но удивительно уютно. На столе уже стоял тот самый легендарный холодец, украшенный звездочками из моркови, горячая картошка дымилась паром, а в духовке доходила курица.

Олег помогал матери нарезать салат, смеясь над какой-то историей из ее молодости. Он уже и забыл, как это — просто смеяться, не думая о том, достаточно ли правильно звучит твой смех, не слишком ли громко, не помешает ли кому-то.

За последние десять дней Клавдия звонила раз пять. Сначала угрожала, потом давила на жалость, потом пыталась манипулировать разделом имущества. Олег не брал трубку. Он нанял адвоката, старого школьного друга, и полностью доверил ему общение с пока еще законной супругой. Оказалось, что чеки на переводы денег от продажи маминой квартиры сохранились, и шансы отсудить долю были весьма неплохи. Но даже если нет — Олег был готов начать с нуля.

В дверь позвонили.

— Кого это принесло? — удивилась Анна Петровна, вытирая руки о передник. — Мы вроде никого не ждем.

Олег напрягся. Неужели Клава? Приехала устраивать скандал? Он пошел открывать, готовый дать отпор.

На пороге стояла женщина лет сорока, с огромным тортом в руках. Это была Вера, соседка с нижнего этажа, с которой мама часто гуляла в парке.

— Ой, здравствуйте! — смутилась она, увидев Олега. — А я к Анне Петровне... Думала, она одна, хотела поздравить, тортик занести.

— Проходите, Вера! — крикнула из кухни мама. — Олег теперь со мной живет. Раздевайтесь, будем вместе праздновать! У нас еды на целую роту хватит!

— Да я не хочу мешать, — Вера нерешительно топталась на пороге, стряхивая снег с шапки. — Вы тут семьей...

— Какое мешать! — Анна Петровна сама вышла в коридор. — Я ж тебя еще неделю назад приглашала, ты обещала зайти. Проходи, раздевайся. Олег, возьми у Веры торт, а то она вся застыла на лестнице.

Олег улыбнулся и протянул руки за тортом.

— Проходите, правда. Мама много про вас рассказывала. Говорит, вы в шахматы ее обыгрываете?

— Бывает иногда, — улыбнулась Вера, и от ее улыбки появились милые ямочки на щеках. — Но она отыгрывается на кроссвордах.

Вечер прошел удивительно легко. Они смотрели старые комедии, ели, шутили. Не было ни тарталеток с икрой, ни разговоров о карьере и статусе. Зато было ощущение дома. Того самого, которое Олег потерял много лет назад и теперь, наконец, обрел снова.

Ближе к полуночи телефон Олега снова завибрировал. На экране высветилось фото Клавдии. Он на секунду задумался, представляя ее сейчас: в идеально убранной квартире, среди «полезных» гостей, которые едят ее канапе, пьют ее дорогое вино и, скорее всего, скучают, поглядывая на часы. Она наверняка сидит с прямой спиной, улыбается через силу и злится, что все пошло не по плану. Что «декорация» в виде мужа исчезла, и картинка идеальной семьи рассыпалась.

Олег смахнул вызов и перевернул телефон экраном вниз.

— Кто там? — спросила мама, накладывая ему добавки.

— Никто, мам. Спам. Реклама.

Куранты начали свой бой. Олег поднял бокал с шампанским, посмотрел на счастливое лицо матери, на смеющуюся Веру и загадал желание. Впервые за много лет оно было не о новой машине или повышении зарплаты. Он пожелал, чтобы в его жизни больше никогда не было людей, для которых он будет недостаточно хорош. Чтобы рядом были только те, кто любит его просто так. За то, что он есть.

— С Новым годом! — радостно воскликнула Анна Петровна.

— С новым счастьем! — отозвался Олег, и впервые он знал наверняка: счастье действительно будет. Оно уже здесь, пахнет мандаринами, хвоей и маминым пирогом.

Спасибо за прочтение👍