Повелительница стиля 2
При свете единственной свечи Габриель колдовала над своим платьем. Ножницы безжалостно срезали оборки и рюши. Иголка быстро сметывала новые швы.
— Габи, ты с ума сошла? — шепотом спросила заглянувшая в мастерскую Жюлия. — Мать Тереза разрешила тебе все это?
— Разрешила, — не отрываясь от работы, ответила Габриель. — А если не понравится — буду полы драить.
— И не боишься?
Габриель на секунду остановилась и посмотрела на сестру:
— Знаешь, Жюли, я поняла одну вещь. Мама сказала мне найти свой путь. А мой путь — это вот это. — Она взмахнула иголкой. — Делать все красиво и правильно. Не как все, а как должно быть.
— Но ведь можно жить, как все люди...
— Нет, нельзя, — твердо сказала Габриель. Потому что "как все", это скучно. Это когда тебя не видят, не замечают. А я хочу, чтобы меня видели.
Жюлия покачала головой и ушла. А Габриель продолжала работать. В голове уже роилась сотня идей — как можно улучшить крой, как сделать рукава удобнее, как добиться того, чтобы платье не висело мешком, а подчеркивало фигуру...
Утром монастырь ждал сюрприз.
Габриель появилась в трапезной в простом и элегантном платье. Никаких оборок, никаких излишеств — только четкие линии, идеальная посадка и та самая неуловимая вещь, которую потом назовут стилем.
—Боже мой, выдохнула сестра Маргарита,, что это такое?
— Это красота, — спокойно ответила Габриель, проходя к своему столу под восхищенными взглядами подруг.
Мать Тереза наблюдала за происходящим с легкой улыбкой. Она понимала — перед ней не просто своенравная девочка. Перед ней будущее. Бурное, непредсказуемое, но определенно незаурядное, будущее.
— Полы драить не будешь, — тихо сказала она, когда Габриель проходила мимо. Но запомни, талант без характера ничего не стоит. А характер без таланта, это просто упрямство,, закончила мать Тереза и строго посмотрела на Габриель. — Помни об этом.
Габриель кивнула, но в глубине души ликовала. Она выиграла! Первый настоящий бой в своей жизни — и победила.
К вечеру вся женская половина монастыря только и говорила, что о платье Габриель. Девочки толпились вокруг нее, наперебой расспрашивая, как она догадалась убрать все эти "дурацкие рюшечки" и сделать талию такой изящной.
— А научишь нас? — робко спросила тихоня Агата, которая обычно боялась даже слово сказать.
— Конечно! — азартно ответила Габриель. — Только придется работать по ночам. И молчать, как рыбы.
- А если сестра Маргарита узнает? — забеспокоилась практичная Берта.
— А она не узнает, — сказала Габриель. — Если все будем держать рот на замке.
***
— Мать Тереза! Мать Тереза! — задыхаясь, влетела в кабинет настоятельницы сестра Маргарита. — Там... там бунт! Настоящий бунт!
— Что случилось? — спокойно спросила мать Тереза, откладывая перо.
— Девочки! Они все... они все перешили свои платья! По образцу этой... этой Шанель! А когда я потребовала немедленно вернуть все как было, они... они отказались!
Мать Тереза поднялась из-за стола:
— Отказались? Все?
— Все, как одна! Говорят, что так красивее и удобнее, и что Бог любит красоту! — сестра Маргарита была на грани истерики. — А эта Габриель стоит и улыбается, как... как дьяволица!
Мать Тереза направилась к двери:
— Посмотрим.
***
Картина в рукодельной комнате действительно была поразительной. Двадцать девочек в одинаково перешитых платьях стояли полукругом, а в центре — Габриель, спокойная и невозмутимая.
— Объясните мне, что здесь происходит, — строго сказала настоятельница.
— Мы решили стать красивыми, мать Тереза, — ответила за всех Габриель. — Разве это грех?
— А кто вам дал такое право?
— А кто дал право делать нас уродливыми? — парировала Габриель. — Посмотрите на нас! Мы же теперь не похожи на мешки с картошкой! Мы похожи на... на людей!
— На людей, — эхом повторили остальные девочки.
Мать Тереза обвела взглядом маленький бунт. Действительно, девочки выглядели совершенно иначе — более взрослыми, более уверенными в себе. И что особенно поражало — более счастливыми.
— Габриель Шанель, подойдите ко мне, — сказала настоятельница.
Габриель вышла из строя подруг.
— Вы понимаете, что натворили?
— Понимаю. Я показала девочкам, что они могут быть красивыми.
— И вы считаете, что имели на это право?
Габриель помолчала, а потом подняла голову:
— Мать Тереза, а вы помните, что сказали мне в прошлый раз? Что талант без характера — ничто? Но ведь и характер без возможности проявить себя — тоже ничто.
— И что с того?
— А то, что эти девочки тоже имеют право быть красивыми. Право чувствовать себя... особенными.
Мать Тереза долго смотрела на воспитанницу. Потом обернулась к остальным:
— Девочки, все разойдитесь по комнатам. Кроме Габриель.
Когда они остались одни, настоятельница села за учительский стол:
— Дитя мое, я вижу, что обычными мерами с тобой не справиться. Ты слишком... сильная для наших стен.
— Вы меня выгоняете? — испуганно спросила Габриель.
— Нет. Но я думаю о твоем будущем. Здесь ты можешь стать хорошей швеей, неплохой учительницей... Но ты же хочешь большего, правда?
Габриель кивнула.
— Тогда слушай внимательно. Через месяц к нам приедет мадам Дефоль из Мулена. Она ищет способных девушек для своего ателье. Это шанс попасть в настоящий мир, где твой талант может расцвести по-настоящему.
— И вы... вы рекомендуете меня? — не веря своим ушам, спросила Габриель.
— Рекомендую. Но при одном условии.
— Каком?
Мать Тереза встала и подошла к окну:
— Обещай мне, что никогда не забудешь — настоящая красота идет изнутри. И что твой дар — это ответственность. Ты можешь изменить то, как люди видят себя и мир. Но помни: с великой силой приходит и великая ответственность.
Габриель подошла к настоятельнице и опустилась на колени:
— Обещаю, мать Тереза. И... спасибо. За то, что поверили в меня.
— Вставай, дитя. И готовься. Твоя настоящая жизнь вот-вот начнется.
За окном осенний ветер трепал листья, а в душе Габриель уже бушевала буря предчувствий. Мулен... настоящее ателье... свобода!
Она еще не знала, что впереди ее ждут годы борьбы, поражений и побед. Что путь к славе будет выстлан сомнениями и слезами. Но огонь, зажженный матерью, теперь пылал в ней так ярко, что погасить его было уже невозможно.
**
Ноябрь 1901 года, монастырь Обазин.
— Не плачь, Жюли, — тихо говорила Габриель, укладывая в потрепанный чемодан свои немногочисленные пожитки. — Я за тобой вернусь.
— А вдруг не вернешься? — всхлипывала Жюлия, сидя на краю кровати. — Вдруг забудешь про меня в большом городе?
Габриель остановилась и посмотрела на сестру. Восемнадцать лет — уже взрослая, а все еще боится собственной тени.
— Слушай меня внимательно, — села рядом с ней Габриель. — Я никого не забываю. Никогда. А тебя — подавно. Ты же моя сестра.
— Но ты такая... смелая. А я...
— А ты добрая. И это тоже сила, просто другая.
Габриель сложила в чемодан свое переделанное платье — то самое, с которого все началось. Потом достала из-под матраса небольшой сверток.
— Что это? — заинтересовалась Жюлия.
— Кое-что для тебя, — Габриель развернула ткань и показала сестре изящную брошь, которую тайком вышила бисером и жемчугом., Чтобы помнила: красота, это не грех. Это дар.
Жюлия ахнула:
— Габи, она же прекрасна! Но откуда у тебя бисер?
— Попросила у сестры Агнесы. Сказала, что для церковного облачения. — Габриель лукаво улыбнулась. Технически не соврала, ты ведь тоже служишь Господу.
***
Утром в монастырских воротах остановилась элегантная карета. Из нее вышла женщина лет сорока, одетая с безупречным вкусом — темно-синее пальто идеального кроя, изящная шляпка, перчатки из тончайшей кожи. Мадам Дефоль.
Габриель наблюдала за ней из окна и чувствовала, как сердце колотится от волнения и страха. Вот она — настоящая дама, воплощение того мира, в который она так стремилась попасть.
— Габриель Шанель? — мадам Дефоль окинула девушку оценивающим взглядом. — Покружитесь.
Габриель послушно повернулась.
— Платье сами шили?
— Да, мадам.
— Интересно... — мадам Дефоль подошла ближе, потрогала ткань. — Крой необычный. Откуда такие идеи?
— Не знаю, мадам. Просто... чувствую, как должно быть.
— Чувствуете... — женщина задумчиво кивнула. — А умеете работать? Настоящую работу, не монастырские забавы?
— Умею. И хочу учиться.
— Учиться придется многому. И не только шитью. Манерам, речи, умению держаться в обществе. Готовы?
— Готова!
Мадам Дефоль улыбнулась:
— Тогда собирайтесь. Едем в Мулен.
***
Дорога до Мулена заняла целый день. Габриель сидела в карете напротив мадам Дефоль и не могла насмотреться на окружающий мир за окном. Все казалось таким ярким, живым, настоящим после серых монастырских стен.
— Расскажите мне о себе, — попросила мадам Дефоль. — Что вас толкает к этому ремеслу?
Габриель задумалась. Как объяснить этот огонь внутри? Это непреодолимое желание изменить мир вокруг себя?
— Мадам, а вы замечали, как люди меняются, когда надевают красивую одежду?
— Конечно. В этом весь смысл нашей работы.
— Вот именно! — оживилась Габриель. — Они становятся увереннее, счастливее, красивее изнутри. А некрасивая одежда... она убивает душу. Превращает женщин в серых мышек.
— И вы хотите это изменить?
— Хочу дать каждой женщине почувствовать себя королевой, — твердо сказала Габриель. — Неважно, богатая она или бедная. Важно, чтобы она знала себе цену.
Мадам Дефоль внимательно посмотрела на девушку:
— Знаете, мадемуазель Шанель, за свою жизнь я видела много талантливых швей. Но в ваших глазах я вижу нечто особенное.
— Что именно?
— Голод. Не физический — духовный. Вы голодны по жизни, по признанию, по возможности показать миру, на что способны.
Габриель не стала отрицать.
— И что в этом плохого?
— Ничего. Если не забывать о границах, — мадам Дефоль строго посмотрела на спутницу. Мой дом, это приличный дом. Мои девочки — воспитанные девушки. Никаких вольностей, никаких скандалов. Понятно?
— Понятно, мадам.
***
Мулен встретил их вечерними огнями и суетой. Габриель прижалась к окну кареты, жадно впитывая каждую деталь. Вывески магазинов, нарядно одетые дамы, господа в цилиндрах, смех из кафе...
— Вот ваш новый дом, — мадам Дефоль указала на элегантный особняк с вывеской "Мом Дефоль".
Дом был трехэтажным, с большими витринными окнами на первом этаже. В окнах красовались манекены в изысканных платьях.
— Красиво... — выдохнула Габриель.
—Красота, это наш товар, сухо заметила мадам Дефоль. — А теперь идемте. Познакомлю вас с девочками.
В доме царила рабочая атмосфера. В большой мастерской склонились над швейными машинками пять девушек. Они подняли головы при входе хозяйки.
— Девочки, знакомьтесь — Габриель Шанель. Наша новая швея.
— Добро пожаловать! — улыбнулась рыжеволосая девушка лет двадцати. — Я Мари. А это Луиза, Софи, Клер и Анетт.
Габриель кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке. Все девушки были одеты изящно.
— Мари, покажите Габриель ее комнату и объясните правила дома, — распорядилась мадам Дефоль. — А завтра начнем с азов.
Три месяца спустя
— Габи, ты опять поздно! — шипела Мари, когда Габриель тихо прокралась в комнату на четвертом этаже. — Мадам Дефоль с утра спрашивала, где ты.
— Скажешь, что голова болела, — беззаботно ответила Габриель, скидывая туфли.
— А где ты на самом деле была?
Габриель лукаво улыбнулась и достала из сумочки несколько франков:
— Зарабатывала.
— Как?!
— Пела.
Мари села на кровать, округлив глаза:
— Пела? Где?
— В "Ротонде". — Габриель села к зеркалу и принялась снимать шпильки. — Там каждый вечер устраивают концерты для офицеров. Платят неплохо.
— Ты с ума сошла! — ахнула Мари. — Если мадам узнает, она тебя на улицу выгонит! Приличные девушки в кабаре не поют!
— А кто сказал, что я приличная? — засмеялась Габриель. — И потом, что плохого в том, что люди слушают песни? Я же не танцую канкан.
Мари покачала головой:
— Габи, ты играешь с огнем...
— Может быть. Но знаешь, Мари, когда я стою на сцене и вижу, как людские лица светлеют от моих песен... это дает мне больше, чем целый день корпения над швейной машинкой.
А на следующий вечер Габриель снова стояла на маленькой сцене "Ротонды", освещенная керосиновыми лампами. Зал был полон дыма, смеха и звона бокалов. Офицеры расслаблялись после службы, штатские господа обсуждали дела.
— А теперь, господа, встречайте нашу звездочку — мадемуазель Габриель! — объявил хозяин заведения.
Габриель вышла на сцену в простом черном платье, которое сама перешила по последней парижской моде. Никаких оборок, никаких излишеств — только элегантные линии, подчеркивающие стройную фигуру.
— "Qui qu'a vu Coco dans l'Trocadéro..." — запела она старую песенку про девочку Коко.
Ее голос не был профессиональным — немного хриплый, не очень сильный. Но в нем была какая-то особенная искренность, которая заставляла людей замолкать и слушать.
— Браво! — кричали из зала. — Encore! Encore!
— Коко! Коко! — скандировали офицеры, подхватив припев песни.
И прозвище приклеилось. С той ночи все в "Ротонде" знали ее, как Коко.
После выступления она сидела за столиком в углу, потягивая лимонад и считая заработанные деньги, когда к ней подошел молодой человек.
— Разрешите познакомиться? — учтиво поклонился он. — Этьен Бальсан.
Габриель подняла глаза. Перед ней стоял мужчина лет двадцати восьми, безупречно одетый, с густыми темными волосами и умными карими глазами. От него пахло дорогим одеколоном и табаком.
— Мадемуазель Коко, — представилась она, протягивая руку.
— Ваше пение... оно особенное, — сказал Этьен, садясь напротив. — Не техничное, но... трогательное.
— Спасибо. Вы часто бываете в подобных заведениях, месье Бальзан?
— Не очень. Но друзья уговорили. — Он улыбнулся. — И знаете, я не жалею.
Габриель внимательно изучала его. Дорогой костюм, золотые запонки, уверенные манеры — явно не простой офицер.
— А чем вы занимаетесь? — спросила она прямо.
— Лошади, — коротко ответил Этьен. — Развожу, тренирую, участвую в скачках.
— Интересно... — протянула Габриель. — И прибыльно?
Этьен рассмеялся:
— Мне нравится ваша прямота, мадемуазель Коко. Да, прибыльно. Семья занимается текстилем, но мое сердце принадлежит лошадям.
— Текстилем? — насторожилась Габриель.
— Угадали мои мысли? — усмехнулся Этьен. — Да, я видел, как вы изучали мой костюм. У вас глаз знатока.
— Я швея. Точнее, учусь на швею.
— И поете по вечерам для развлечения?
— Для денег, — честно призналась Габриель. — Мне нужны деньги.
— На что?
— На свободу.
Этьен задумчиво покрутил бокал в руках:
— Знаете, мадемуазель Коко, мне кажется, мы с вами понимаем друг друга. Хотели бы прокатиться завтра? У меня новая кобыла, хочу испытать ее в поле.
Габриель помедлила всего секунду:
— Хотела бы.
— Габи, ты сошла с ума! — ахала Мари, когда подруга рассказала ей о приглашении. — Он же из высшего общества! А ты... ты просто швея из ателье!
— Пока просто швея, — спокойно ответила Габриель, примеряя свое лучшее платье. — Но не навсегда.
— А если он... если он захочет от тебя... неприличного?
Габриель посмотрела на себя в зеркало. Восемнадцать лет, темные волосы, решительный взгляд. Она не была красавицей в классическом смысле, но в ней было что-то притягательное — энергия, сила, уверенность.
— Тогда ему придется разочароваться, — твердо сказала она. — Я не из тех девушек, которых можно купить ужином и цветами.
— А из каких?
Габриель повернулась к подруге:
— Из тех, которых можно только завоевать. Честно. По-настоящему.
На следующее утро Этьен приехал за ней на изящном кабриолете. Габриель села рядом с ним, стараясь не показать волнения.
— Куда едем?
— В Руайя. Там поля, где можно дать лошадям волю.
Они ехали по утренней дороге, и Габриель впервые за много месяцев чувствовала себя по-настоящему свободной. Ветер трепал волосы, солнце пригревало лицо, а рядом сидел интересный мужчина, который смотрел на нее не как на развлечение, а как на равную.
— Расскажите мне о своих мечтах, — попросил Этьен, когда они остановились на холме с видом на бескрайние поля.
Габриель подошла к краю обрыва. Внизу паслись лошади, и картина была такой мирной, что захотелось остаться здесь навсегда.
— Мои мечты? — задумчиво повторила она. — Хочу, чтобы женщины перестали быть куклами.
— Как это?
— Посмотрите на любую даму в городе, — Габриель обернулась к нему. — Корсет, который не дает дышать. Юбка, в которой невозможно нормально ходить. Шляпа с перьями, которая весит больше головы. Это же издевательство над женской природой!
Этьен с интересом слушал:
— И что вы предлагаете взамен?
— Свободу! — глаза Габриель загорелись. — Простые линии, удобные ткани, одежду, в которой женщина может быть собой. Работать, путешествовать, заниматься спортом...
— Спортом? — удивился Этьен.
— А почему нет? Вот вы катаетесь верхом. А женщина может только сидеть боком, как мешок с мукой, потому что ее юбка не позволяет сесть нормально!
Этьен рассмеялся:
— Знаете что, мадемуазель Коко? А давайте проверим вашу теорию прямо сейчас. Поедете верхом?
Габриель замерла. Она никогда в жизни не сидела на лошади.
— У меня нет подходящей одежды...
— Ерунда! — Этьен уже отвязывал лошадей. Есть одежда, есть желание. Все остальное — детали.