* НАЧАЛО ПЕРВОЙ ЧАСТИ ЗДЕСЬ
* НАЧАЛО ВТОРОЙ ЧАСТИ ЗДЕСЬ
Глава 25.
Куприян ставил уже седьмой круг, последний, вокруг усадьбы своих родителей. Он уже порядком устал, всё же и сама усадьба была немаленькая, да и обережная семикружница – дело непростое. Ермил тоже утомился, таская за Куприяном осиновые колышки, они вбивали их в мёрзлую землю, припорашивая сверху снегом. Огоньки загорались под снегом синим светом, и тут же угасали, семикружница вставала, как нужно, будет служить долго, и не пустит никакое зло.
- Посиди здесь, я сам завершу, - сказал Куприян Ермилу, указав на чурбак возле конюшни, позади дома, - Всё уже поставили, теперь только закрыть осталось.
- Ладно, ступай. Я пока сложу тут всё, чего мы накрошили, чтоб завтра не спрашивали. А то Маруся снова примется рассказывать про домового, который тут вовсе не при чём!
Куприян усмехнулся, да, любит Маруся постращать кого-нибудь своими придумками, и надо сказать, мастерски у неё это выходит. Так, что порой даже привыкшая уже к Марусиным байкам Варвара украдкой крестится.
Он шагал по заснеженному лугу, как раз по-за оградой усадьбы, говорил то, что было нужно, слова сами складывались в нужные фразы. При этом Куприян старался не смотреть туда, где на холме стоял мрачный остов мельницы. Теперь, когда ясный месяц уже спускался к лесу, завершая свой ночной поход, чёрные проемы мельничных окон словно бы тускло светились зеленовато-желтым светом.
«Не так прост Спиридон, - думал Куприян, остановившись передохнуть, - Да и тот, кому он служит, своего не отпустит… Как же нам его одолеть, Спиридона этого? Если на Ивара есть у меня зеркальце… что же делать с мельником?»
Однако, надо заканчивать. Время уходит, светлый месяц уже чуть потускнел, словно отдав часть своей силы на Куприянову семикружницу, поэтому медлить нельзя. Да и Ермил ждёт, чего доброго, искать отправится, а ведь поди тоже устал, столько дел сегодня они переделали.
Вот и завершил Ермил седьмой круг, всё сказал, что нужно. Теперь никто, никакое зло не сможет переступить обережницу, Куприян довольно вздохнул и поднял глаза, собираясь поскорее пойти к конюшне. Поднял взгляд, и обомлел от неожиданности…
Прямо перед ним, шагах в пяти всего-то, стояла женщина. Она была нарядно одета, не по-зимнему, но словно не чуяла холода, который чуть вскрепчал.
- Что, устал, Куприян Федотыч? – спросила женщина и перекинула себе на грудь толстую косу, стала её расплетать, - Пустым делом ты занят, вот что тебе скажу.
- Ты кто? – спросил Куприян, понимая, что женщина эта не с добром пришла.
- Авдотья я, Хлыстова, вон там живу, - женщина махнула рукой куда-то в сторону села.
- Так и ступай домой, чего здесь ходишь, да ещё не одетая по зиме-то?
- Так ты меня и обогрей, Куприянушка, - Авдотья потрясла головой, и расплетённая коса рассыпалась густыми прядями по плечам, по груди, - Пусти обогреться, а утром я сама уйду домой-то. Нешто по холоду одну отправишь?
- Я знаю, кто ты, - сказал Куприян и отступил чуть назад, хотя и так стоял за обережным кругом, - Зря пришла, я тебя не пущу. И скажи тому, кто тебя послал, скоро и ему конец придёт. Не станет он больше держать вас, таких, чтобы волю его исполняли! Души грешные…
- Замолчи! – мужским хриплым басом проговорила Авдотья, косы её поползли вниз, опали, показался голый череп, покровы стали темнеть и опадать, челюсть провисла, вывалился почерневший язык.
- Ты, Спиридон, кого не присылай, а всё одно личину твою видать, - сказал Куприян, повернулся спиной к этой нежити и зашагал прочь, чтобы не глядеть, как расползается черным пятном по снегу то, что течёт с Авдотьи.
- А вот поглядим ещё! – раздалось позади него, - Думаешь, поставил семикруг, так и не достану вас? Достану, да так, что жалеть станешь, скажешь, лучше бы раньше сгинул, чтоб мук таких не принимать!
- Нет у тебя власти здесь, - махнул рукой Куприян, - Потому и чёрным злом исходишь, погибель свою чуешь. Гляди, золото своё стереги, я теперь знаю, где ты его спрятал. Скажу людям, чтоб вырыли, да на добрые дела пустили! За помин тебе уж сколь-то из того добра назначим, конечно, чтобы легче тебе на том свете жилось, коли такое возможно.
- А-а-а! – закричало то, что явилось Куприяну Авдотьей, - Не тронь! Не твоё это! Не твоё!
- А тебе оно уж на что? Поди там оно без надобности, - усмехнулся Куприян и увидел, как свернулась Авдотья, в чёрный пепел оборотилась и унесло её позёмкой в сторону мельничного остова.
Закружились ветхие ветрила, поймали ветер, загудело внутри, словно сердито и горестно выл тот, кто навечно привязал себя к этой мельнице. Золото, что было спрятано Спиридоном, теперь в капкан для него превратилось, и не давало уйти.
Куприян устало вздохнул и зашагал к конюшне, завидев, что навстречу ему уже спешит Ермил. Видать, тоже услыхал, как мельница зашевелилась.
- Чего там опять? Не сидится ему, старому чёрту, на своём золоте! – ворчал Ермил, поглядывая, как останавливаются беспокойные ветрила, ветер уже стих.
- Да, дело такое. Идём умываться и спать. Скоро Варварушка поднимется, у неё опара поставлена. Задаст нам, что по ночам бродим!
Через четверть часа Куприян уже спал, спокойно и ровно было его дыхание, за печкой распелся сверчок, словно и он чуял, убережёт всё здесь семикружница, не пустит внутрь зло.
Утром весело было в доме, Николай с Куприяном после долгой разлуки наговориться не могли, да и с домашними тоже было о чём поговорить. За такой суетой никто не приметил, как Ермил тепло оделся и ушёл по дороге в сторону села, сказавши Авдею, что ему в лавку надо, да так, по надобности разной.
- А мы ехали, уже вечереть начало, - рассказывал Николай, подливая себе горячего чая из самовара, - Лес кругом, будто не заканчивается, кружит и кружит нас. Пурга замела, не видать ничего стало. Вроде и постоялый двор давно проехали, и уж перекрёсток должен показаться, как на Киселёво-то сворачивать, а всё нет, как нет. Возница мой запокрикивал на лошадей, а те из стороны в сторону шарахаются, словно их пугает кто! Это уж потом Иван-то, который возницей у меня, говорит мне – видал, будто тени под кустами, глаза красные, сами чёрные! Мечутся там, а на дорогу выйти боятся. Ну, честно сказать…, - тут Николай стал тише говорить, - Я думаю, придремал Иван на облучке, вот и стало всякое во сне являться! Потому как, говорит, дед ему явился. Стоит будто на пригорке, посох у него в руке, сам в кожух тёплый одет, ворот высокий… Посохом то и указал, мол, дорогу, куда сворачивать. Тут и мести перестало, закончилась пурга, месяц выглянул, светло стало. А тут и перекрёсток показался, а дальше уж и Киселёво окнами светится. Так и добрались! Вот она, зима-то, как заморочит, после чего только не расскажешь!
Смеялся Николай, усмехался сам Федот Кузьмич, молча улыбался и Куприян, да только он-то и знал, что ничего Иван на козлах не дремал, всё взаправду видал, и дед Касьян помог им выбраться, до дому проводил. Да разве такое расскажешь, не поверят.
К вечеру вернулся Ермил, в лавке местной и вправду чего-то прикупил, ну да про это его никто не стал спрашивать, дело его. Все своими делами занимались, Николай с отцом стали бумаги разбирать, Куприян в библиотеке за книги взялся, так, поглядеть. Дверь отворилась, Ермил заглянул внутрь, Куприян махнул ему рукой, заходи, дескать, никого нет.
- Видал я Лариона у мостка, который через Листвянку идёт, старый такой, уже едва дышит, - Ермил сел напротив Куприяна, и стал рассказывать, - Ларион нам нарочно показался, а Путь за Листвянку они открыли, потому как знают - пока помощника Иварова мы не одолеем, до него самого нам не добраться. Я думаю, да и Ларион со мной согласен, помощник этот – Спиридон и есть. Жадоба-мельник! Потому они с Анной сюда и пришли… Не будет Анне жизни, пока Ивар жив, потому что дар от Марьи она приняла, а Иваровы мысли ты и сам ведаешь.
- Да, тут ясно всё, гадать не надо, - вздохнул Куприян, - Видать и мне неспроста дорога выпала в Киселёво-то. Думал, у родни отдохну, а вон как ниточка привела. Ладно, что Ларион сказывает, как одолеть этого мельника, чего им ведомо?
- Мало сказано, ведунье открылось – «встанут двое, рука к руке, за ними ещё двое, и только тогда одному откроется то, что ему сделать давно написано».
- Это… как так? – Куприян наморщил лоб, пытаясь сообразить.
- Да поди знай, - махнул рукой Ермил, - Как я думаю, нам четверым написано, ежели соберёмся, то сладим. Откроется одному, когда четверых соберёт, так Ларион думает, и Анна тоже. Ларион сказал – нынче ночью станет нас ждать, за ворота выйдем, тут он время остановит. Мне здесь не дано, а он может, у него… другие уменья-то. Ну вот, и отведёт нас за Листвянку, к Анне. Сказал, что семикружница наша хорошо встала, за сродников ты не тужи. А вот сами, говорит, остерегитесь, соблазна много будет, Спиридон на то не поскупится.
- Ладно, раз так, значит и узнаем, как на Спиридона этого укорот найти! – сказал Куприян и стал глядеть в книгу.
Только ничего не видел, что там написано… волновалась душа, синие глаза помнились, что на ярмарке увидал. Знал он теперь, кто на него там смотрел, и от того сердце стучало так громко, что Куприяну казалось, вот сейчас и Ермил услышит, разгадает его думы.
Но ничего Ермил разгадывать не стал, пошёл Варваре в кухне помогать, та пироги из печи вынимала.
Продолжение будет здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.
© Алёна Берндт. 2025