Сказы старого мельника

Куприян ехал в повозке в Тверь. Сидор Ильич сидел с вожжами рядом с Антипом, они о чём-то негромко толковали, и под этот монотонный говорок Куприяна клонило в сон. Он закрывал глаза и снова видел перед собой зелёную опушку леса, там его провожали в дорогу… Анна стояла рядом с дедом, белый посох которого словно новую силу взял, чуть поодаль сидел на пригорке огромный белый волк. Шерсть его сияла, переливалась на солнце, так, что и сам он казался словно сотканным из солнца. Снова приключилось с ним дивное, думал Куприян, и он справился, хоть уже и думал было – вот и кончина его пришла...

Очнулся Куприян, закашлялся, выплюнул горькую пыль, которая поднялась над высохшей в один миг низиной и засыпала всё вокруг. Голая, растрескавшаяся земля простёрлась далеко до зелёного леса, но теперь она была чиста от зла. Куприян кое как поднялся, стоять на ногах он не мог, оперся на колено и склонился к старой женщине, которая лежала без движения, запрокинув голову и закрыв глаза. Куприян разжал руку и отряхнул с ладоней остатки сухой полыни, она пахла так терпко и хорошо, что в глазах у него немного прояснилось...

Куприян проснулся от того, что его тихонько толкают в бок. Он подумал, ну и сон ему приснился, диковинный… Однако чуть хрипловатый шёпот Лариона указал, что ничего это был и не сон. - Рассвет скоро, просыпайся, Куприян, - шептал волк, - Я чую, как убывает сила Зиялат, она сейчас спит. Рассвет – время не для чёрного зла, надо дело справлять, поскорее. Если не вызволим мы хозяйку мою нынче, то боюсь некого будет и спасать! Куприян потёр лицо, припоминая всё, что явилось ему вчера, потом достал из сумы несколько веточек полыни...

- Ну, что скажешь? – прошептал Куприян, повернувшись к волку, хотя понимал, ответа он не получит, - Я вот что думаю… это ведьма, из рода Аспида, я про этаких читал в книге одной. Она сама не может ничего создавать, вот потому ей и нужен кто-то из Светлых. Светлый не тянет из людей и всего мира вокруг себя, он питает его через себя небесной Благодатью, а вот Аспидова дочка, та тянет, превращая в чёрное, и губит, губит всё кругом, растит «гнилую западню, в которой будет так много гадов, что те закроют...

Куприян стоял на крыльце дома Антипа уже полностью одетый. За какой надобностью ждёт его диковинный волк на тёмной опушке леса, это узнает Куприян, когда сам туда пойдёт. Потому и прокрался он тишком в дом, собрал свою суму, снова доверившись тому, что само придёт. «А вот интересно, с часами это только в Лавке работает, или здесь тоже я такое сделать смогу, - думал Куприян, глядя на висевшие на стене ходики с кукушкой, хозяйкину гордость, - Попробовать, может и получится!» Куприян сложил в суму...

До села Городенцы путники доехали к вечеру, сплошь покрытые дорожной пылью. Куприян в дороге уж было пожалел, что отправился в путь, раны давали себя знать и от долгого пути верхом ныла спина. - Не послушал меня, - беззлобно ворчал Сидор Ильич, глядя на чуть побледневшего Куприна, - Я говорил, надо погодить, хоть бы после Троицы поехали, а лучше и вовсе на Ильин день! Ничего бы не сделалось с Лавкой-то, себя надо поберечь! И как Савелий Миронович дозволил тебе ехать, да ещё верхом! Надо было коляску...

Следующие несколько недель на закрытой двери Книжной Лавки Куприяна Рукавишникова красовалось объявление: Витринное окно не закрывалось ставней, даже на ночь, потому что некого теперь было бояться, не стояла в ночной мгле неясная тень, и ничьи недобрые глаза не пытались заглянуть внутрь. Только любопытные ребячьи носы прижимались к стеклу, чтобы поглядеть и на диковинный глобус, который иногда крутился будто сам собою, и на деревянного человечка, который начинал двигать руками-ногами, или на большую...

Всё Куприян понял, только вот… не верилось самому, что не увидит он больше друзей, и не снимет плотные ставни с витринного окна Книжной Лавки… не услышит, как поёт в углу сверчок, и это значит, что Ермил дома у себя, в своём уютном жилище. И не поест румяных пирогов Акулины Петровны, не увидит, как зацветает сирень в саду усадьбы Григория. И такая тоска на него напала, что даже слёзы на глаза навернулись, от чего Куприян на самого себя рассердился! Не было такого, чтобы он того не принял, что ему...

- Ну вот, Куприянушка, и ты к нам в гости заглянул, - Ласково смотрел на гостя Гаврила Кузьмич, - Входи, входи, друг дорогой, вот сюда присаживайся. Что сидишь, Васятка, поди нам хоть бы угощения какого сообрази, а я пока покажу Куприяну, как у нас здесь нити прядутся. Васятка подскочил резко, глянул с хитрецой и скрылся где-то в тёмном проёме, ведущем в другую часть прядильни. Терпко пахло шерстью и деревом, Куприян тщетно силился вспомнить, зачем он пришёл сюда, и решил, видать зазвал его старый прядильщик в гости, когда Куприян мимо по своим делам шёл...

Старая прядильня стояла за городом, на отшибе. Небольшая безымянная речушка, впадающая дальше в Тверцу, здесь была заперта в запруду, именно вода приводила в движение прядильные механизмы, скручивающие нити. Это было приземистое деревянное строение с большими окнами, добротное, с недавно перекрытой крышей, снег с крыши уже сошёл, солнце припекало с каждым днём сильнее. Вокруг царил порядок, просторный двор был прибран и посыпан песком. Недалеко от самой прядильни стоял богатый дом, украшенный деревянной резьбой, с высоким крыльцом и небольшим садом позади дома...

Куприян сидел у камина, глядя в огонь. Книжная Лавка Куприяна Рукавишникова не открывала свои двери для посетителей уже третий день. Булочник Никодимов говорил всем, что Куприян уехал за товаром в Тверь, вернётся в скором времени. Это Сидор Ильич ему так сказал, а сам снова уехал в Киселёво, у него там какой-то сродственник помер. - Сам он выбор таковой сделал, что тут поделаешь, - потирая грудь, негромко говорил Куприяну Ермил, который пошёл наконец на поправку и теперь выбирался на этакие посидки...

Ермил дышал тяжело, натужно, лицо его горело нездоровым румянцем, и Куприян понял – он не сладит тут один. Стал озираться по сторонам, может быть, что-то подскажет, но… сердце стучало так громко, что в голове гул раздавался. Куприян застонал в отчаянии и вздрогнул от того, что на плечо ему легла чья-то тяжёлая рука. Он обернулся и увидел, что позади него сияет переход в ту самую Лавку, где он когда-то познакомился с Григорием Белугиным и с Савелием Мироновичем, который и был Хранителем оной. Он сам и стоял теперь позади Куприяна, лицо его было озабоченным, хмурым...