Знаешь, что осталось в памяти от того утра? Не чувства, нет. Звук. Тупой, трескучий скрежет. Это наш старый «Epson» печатал её письма. Я сидел на корточках перед ним, а он, будто живоглот, с воем затягивал в себя лист за листом. Каждое вжж-кх-кх-кх отпечатывалось где-то под рёбрами. А в ванной шумела вода. Она смывала меня.
Письма нашёл накануне. Не ищи логики, был пьян в стельку. Просто вбил в поиск «как понять что жена» и первая же ссылка выдала: «проверьте сохранённые пароли в браузере». Кликнул. И там было её — «Катерина1981». И любимый пароль — имя нашей старшей дочки плюс дата её рождения. Цинизм до сих пор смешон.
Вошел в почту. Не рылся. Ткнул в первое же в «Отправленных». Диалог с Маринкой, её подругой. И понеслось.
«Он сегодня опять ныл про работу тестя, я еле высидела. Зато потом оторвались. Всё как ты любишь».
«А его толстуха?»
«Фотку с утра скинула с детьми. Жрать меньше надо, а не детей рожать. РЖУ».
Стояла ночная тишина, а в ушах был гул, как после взрыва. Руки сами всё сделали: открыл принтер, сунул бумагу, тыкнул «Печать». Без мысли, просто чтобы эта мерзость материализовалась, вылезла из экрана. А утром, под рёв воды, я собирал эти листы с пола, пахнущие краской, и думал: я сейчас или зареву, или всё разнесу.
Конверт с этими распечатками пролежал у меня в бардачке две недели. Я возил его с собой, как талисман. Иногда доставал на светофоре, просто щупал пальцами. А потом позвонил Сашке.
— Слушай, — голос у меня сорвался на хрип. — Мне надо. Ты же в курсе, кто копает… тихо?
Сашка помолчал.
— Ты уверен? Дорого встанет.
— Я уже всё потратил, — честно сказал я. — Просто ещё не знаю.
Через день я пил кофе с мужиком по имени Вадим. Никакого «частного детектива». Просто Вадим. В столовой у вокзала.
— Интересно, — сказал он, листая распечатки. — Артём Сергеевич, да? Знакомое имя. Что нужно?
— Всё, — я выпил эспрессо, он был горький, как полынь. — Где, когда, как. И кто он.
— Фото нужно?
— Не знаю. Наверное.
Он кивнул, взял конверт.
---
А началось-то всё с анекдота. Дочка, ей тогда шесть было, за ужином выдала:
— Пап, а у дедушки новый трактор! Игрушечный. Мы с ним в футбол гоняли.
— Когда? — спрашиваю.
— Да сегодня. Мы с мамой к ним ездили, а мама потом уехала, а мы с дедом играли.
Жена, Катя, замерла с ложкой супа.
— Она всё перепутала, — голос у неё стал плоским, как линейка. — Это в прошлый раз было.
— Нет, сегодня! — упёрлась дочь. — Ты на красной машине уезжала!
Тишина за столом стала такой, что слышно было, как холодильник загудел. Катя не смотрела на меня. Она смотрела в тарелку, будто там была инструкция по спасению. Я промолчал. На следующий день начал записывать пробег в её «Хёндэ». Цифры сошлись. В дни «визитов к родителям» машина наматывала ровно столько, чтобы доехать до соседнего района, где, как я потом узнал от Вадима, было уютное кафе «У Палыча».
Вадим работал быстро. Через десять дней мы снова сидели в той же столовой. Он положил перед собой планшет.
— Всё чисто. Алгоритм простой: дети — к бабушке с дедушкой. Она — в кафе «У Палыча». Он подъезжает через пять минут. Серый «Фольксваген Туарег». Завтракают. Потом едут в гостиницу «Заря» на выезде. Номера берут на два-три часа. Выходят. Всё.
Он включил планшет. Фотографии. Они выходят из «Зари». Он, Артём, в дорогой ветровке, смеётся. Она поправляет волосы. На одной фотографии он держит её за локоть. Будто помогает сойти с бордюра. Нежничает.
— Кто он? — спросил я, и язык был как ватный.
— Артём Сергеевич Волков. Тридцать девять лет. Женат официально, трое детей. Вице-президент по продажам в «Веста-Холдинге». Компания — собственность его тестя. Дом в «Лесной Роще» — тоже тестя. Прямо скажем, удачно устроился.
Вадим выдержал паузу.
— Что дальше? Официальный отчёт делаем?
Я смотрел на фото. На его руку на её локте. И представил, как эта же рука вечером обнимает его жену. Ту самую «толстуху», над которой они ржали.
— Сделайте отчёт. И… найдите его жену. Я хочу, чтобы она получила эту папку. Всю. Без правок.
Вадим медленно кивнул.
— Это будет дороже.
— Я уже сказал, — я собрал крошки со стола в кучку. — Я всё потратил.
---
День раздачи конвертов был солнечным и дурацким. Я сначала заехал к Кате в офис. Она сидела за компьютером, что-то печатала.
— Выйди на минутку.
Мы стояли в пустом коридоре с видом на парковку. Я протянул ей обычный коричневый конверт.
— Это что? — она попыталась улыбнуться.
— Иск. И документы. И фотографии из «Зари». Всё, что нужно. Детей не трогай. Общаться будем через адвокатов.
Её лицо не стало белым. Оно стало серым, землистым. Губы шевельнулись, но звука не было. Я развернулся и ушёл. Не чувствовал ничего. Пустоту.
В тот же день, ближе к вечеру, Вадим встретился с Ольгой Волковой. Он потом рассказал:
— Передал. Сказал: «Анонимный источник шлёт вам привет». Она открыла при мне, посмотрела первую же фотографию… Спросила: «Это сегодня?»
— Что ты ответил?
— Сказал: «Нет. Это было 12-го. Но алгоритм повторяется». Она закрыла папку. Сказала только: «Спасибо. Всё понятно». Видно было, что девушка не из слюнявых.
Что было дальше с ними — это уже городской фольклор. От друзей, от знакомых. Будто специально мне передавали.
Говорили, Ольга в тот же день забрала детей и уехала к родителям. Что тесть вызвал Артёма в кабинет и устроил разборку такую, что слышно было на всём этаже. Его вывели под руки. Не уволили — выставили. Спустя неделю его вещи в коробках из-под бананов стояли у ворот того самого дома в «Лесной Роще». Потом были суды. Говорили, Артём пытался выяснить отношения, полез к Ольге, а там её брат, боксёр-любитель. Со сломанным носом Артём потом ходил месяц. Потом — неуплата алиментов, нарушение порядка, условный срок… А потом он просто исчез. Испарился.
Про Ольгу говорили другое. Что она пришла в компанию отца. Сначала просто сидела, смотрела. Потом вникала. Говорят, сейчас она там главный финансовый. И тесть отошёл от дел.
---
С Катей мы развелись тихо. Как-то само получилось. Спасибо адвокатам. Дети… Дети выросли. Они знают, что мы не вместе, но не знают деталей. И не узнают.
Иногда я думаю об этом всём. Не о мести, нет. А о цепочке. Одна глупая запись в браузере. Один трескучий принтер. Одна встреча в столовой у вокзала. И полёт этого конверта из моих рук в руки Вадима, а от него — в руки той женщины, Ольги.
Я сломал его жизнь? Нет. Он её сам аккуратно сложил, как карточный домик, на столах в «Заре». А я просто открыл окно. Сквозняк сделал своё дело.
А та распечатка, та первая, с воющим принтера? Я её не выбросил. Она лежит где-то на антресоли, в коробке из под ёлочных игрушек. Зачем? Не знаю. Может, как напоминание. Не об измене. А о том, что иногда самый страшный грохот — это не скандал, а гул обычной бытовой техники в три часа ночи. И он навсегда остаётся в ушах.
Вот и вся история. А у вас был момент, когда какая-то простая, бытовая вещь (звук, запах, предмет) навсегда стала символом краха? Не обязательно в отношениях — в чём угодно. Напишите в комментариях, если не боитесь вспомнить. И да, если эта исповедь задела за живое — поддержите канал. Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые истории.