Я держала в руках бумагу. Самый важный документ в моей жизни, кроме свидетельства о рождении дочери. Не брака — он уже не важен. «Заключение… вероятность отцовства 99,97%… Дмитрий С., биологический отец». Буквы плясали перед глазами. В ушах зазвучал смех отца, когда я в детстве упала с велосипеда: «Лена, равновесие! Надо чувствовать равновесие!» Где оно сейчас, это равновесие?
Дмитрий сидел напротив в баре, неделю назад, ещё до теста. Вертел стакан.
— Ну что, Ань, решай. Или я говорю всё Сергею сам. По-хорошему.
— Это шантаж, — прошипела я. — Ты же сам сказал, что не готов быть отцом!
— Фотографии видела? — Он достал телефон, ткнул в экран. Нашел Милу в три месяца. — Серые глаза, Анна. У вас с Серёгой карие. Это не моя придумка, это генетика. Я хочу знать свою дочь. Официально.
— Мы можем встречаться тайно… Я буду привозить её…
— Не хочу я в подполье! — Он резко поставил стакан. — Я не монстр. Я хочу всё оформить честно. А ты врешь ему каждый день. Кто из нас шантажист?
В тот момент я его возненавидела. За его праведность. За то, что он, разбив всё вдребезги, теперь хотел аккуратно собрать свой кусочек пазла и уйти. А моя жизнь так и оставалась грудой осколков.
С Сергеем всё началось не со скандала. А с тихого «увядания», как говорят в книгах. Хотя нет, книги врут. Это было не увядание, а медленное превращение в два параллельных однокомнатных государства на территории трёхкомнатной квартиры. Со своим распорядком, границами и нейтральной полосой — кухней.
Мы сидели за ужином, может, год назад. Он ковырял салат.
— Надо бы родителей на выходные пригласить. Мама спрашивает про ремонт на балконе.
— Опять? — я не сдержалась. — Сергей, это наша квартира. Мы уже десять раз всё обсудили. Они дали денег, но мы их отдали!
Он даже не поднял глаз от тарелки.
— Не начинай, Аня. Они волнуются. И они нам помогли.
— Они не помогли НАМ. Они помогли ТЕБЕ. Чтобы у их сына была хорошая квартира в приличном районе. Я здесь просто легальный повод для этой покупки.
Он наконец посмотрел на меня. Устало.
— Не драматизируй. Ешь свой ужин.
Это был наш последний более-менее живой разговор. Потом пошли монологи. Его — о работе, мои — о планировании быта. Диалоги умерли.
Дмитрий появился на горизонте именно в такой момент. На дне рождения моего же шурина, если можно так назвать брата Сергея. Я уже ненавидела семейные праздники. Один и тот же сценарий: я в платье, он в телефоне, разговоры об ипотечных ставках и дачах.
Дмитрий был другим. Он не жал руку. Он взял мою ладонь, на секунду задержал.
— Анна? Серёга, да ты молодец. Где таких находишь? — И сразу повернулся ко мне, выключив Сергея из разговора. — Я фотограф. Снимаю пока в основном коммерцию, но душа рвётся к портретам. А у тебя… потрясающий тип лица. Скулы. Глаза.
Я засмеялась нервно.
— Спасибо. Мне обычно говорят «симпатичная» и всё.
— Потому что смотрят, но не видят, — парировал он. И тут же перевёл тему: — Танцуем? Сергей, отпускаешь?
Сергей махнул рукой, даже не глядя:
— Да я не танцор. Иди, развлекайся.
На танцполе пахло духами и вином. Дмитрий говорил не переставая.
— Знаешь, я вчера снимал тёщу клиента. У неё сосед клубнику с огорода воровал. Настоящую драму снимал, она в слезах, он с лопатой. А потом подумал — вот она, жизнь. Настоящая. Непричёсанная. А мы все тут в костюмах изображаем…
Он замолчал, посмотрел на меня оценивающе.
— Тебе, кстати, тут скучно. Вижу.
— Всем немного скучно на семейных праздниках.
— Нет. Ты — как актриса, которая забыла роль и пытается вспомнить. А зрителям всё равно.
Он прислал фотографии через два дня. Не только со свадьбы. Пару своих, с какого-то фестиваля. На одном он лез по скале, смеясь. На другом — кормил с руки чайку. Написала: «Красиво». Он ответил мгновенно: «Это жизнь, Аня. Она где-то там, за окном. Не в графиках выплат по кредиту». Это было нагло. И… точно.
Первая фотосессия. Лофт, пахло краской и пылью. Я нервничала.
— Расслабься, — командовал он из-за камеры. — Ты не мебель, которую нужно правильно поставить. Ты — человек. Дыши. Злись. Скучай. Покажи то, что чувствуешь.
— А что я чувствую?
— Тоску, — сказал он просто, не отрываясь от видоискателя. — И злость. И желание разбить что-нибудь. Держи это в глазах. Идеально.
После съёмки мы сидели в машине. Дождь стучал по крыше. Внезапно стало очень тесно.
— За что ты злишься? — спросил он.
— Я не злюсь.
— Врёшь. Прекрасно. Я тебе нравлюсь?
Я не ответила. Не смогла. Он наклонился и поцеловал меня. И это не было похоже на поцелуй в кино. Это было жёстко, почти зло. А я… ответила. Потому что впервые за долгое время чувствовала не апатию, а что-то. Даже если это был просто гнев и отчаяние.
Дальше — два месяца как в лихорадке. Враньё лилось само. «Встреча с подругой». «Задерживаемся на совещании». Сергей кивал. Он был в аду какого-то нового проекта, его глаза светились только от удачно написанного кода. Однажды я пришла домой поздно, от Дмитрия. Сергей сидел на кухне с пиццей.
— Всё нормально? — спросил он, жуя.
— Да, подругу провожала.
— А, хорошо. Сегодня, кстати, мать звонила. Спросила, не беременна ли ты ещё. Сказал, что нет. — Он улыбнулся. — Представляешь их радость, если бы?
Я чуть не разрыдалась тут же, на пороге. Потому что через неделю я купила тест. И там были те самые две полоски.
Звонок Дмитрию. Его долгое молчание.
— Чёрт. Ты уверена?
— Вполне.
— …Я не могу, Ань. Я не для этого. Я не могу быть в четырёх стенах с ребёнком. Это не моё.
— А что моё? — крикнула я в трубку. — Сидеть и ждать, когда ты позвонишь в перерыве между «творческими командировками»?
— Не кричи. Решай свои проблемы. Я… я помогу деньгами, если что.
Решить свои проблемы. Я решила. Подло. Трусливо. Как настоящая героиня плохого романа. Сказала Сергею, что беременна. И что ребёнок его.
Я никогда не видела его таким. Он прыгал по квартире, как мальчишка, звонил родителям, рылся в интернете в поисках колясок. Он приносил мне утром чай в постель.
— Ты наша героиня, — говорил он, сияя. — Всё будет по-другому. Я всё осознал.
А я смотрела на его счастливое лицо и понимала, что совершила непростительное. Не измену — с ней я как-то уже смирилась. А вот этот обман… Он был страшнее. Я украла у него эти эмоции. Подарила фальшивку.
Роды. Боль, крик, эйфория. Мила. Его слёзы. Он звонил всем: «У меня дочь!». Его мама примчалась через час с огромным пакетом.
— Дай посмотреть на внучку! — И первое, что она сказала, разглядев Милу: «Ой, а глаза-то… светлые. Интересно».
Мир остановился на секунду.
— Это с рождения часто так, — пробормотала я. — Потом поменяются.
— У Серёжи и в роду-то таких не было, — не унималась она. — И у тебя?
Потом были месяцы ожидания. Глаза не поменялись. Они стали только больше. И серыми. Очевидно серыми. Дмитрий слал сообщения: «Как там? Выкладывай фото». А потом: «Аня, она ж моя. Давай не будем тянуть».
И вот я сижу с этой бумагой. А он, Дмитрий, уже у Сергея. Говорит «по-хорошему». Через час Сергей войдёт в эту дверь. Я слышу, как щелкает замок. Он замирает в прихожей. Смотрит на нас. На Дмитрия. На меня.
— Серёжа, — начинает Дмитрий.
— Выйди, — говорит Сергей тихо. Обращаясь ко мне. — На кухню. Сейчас.
Я выхожу. Стою у окна, сжимаю раковину. Слышу приглушённые голоса. Не могу разобрать слов. Потом — гробовая тишина. Шаги. Дмитрий выходит на кухню, бледный. Кивает мне и уходит.
Сергей стоит в дверном проёме. Лицо — как маска.
— Правда? — одно слово.
Я киваю. Не могу говорить.
— Как долго?
— Два… два месяца. Тогда.
— И Мила…
Я снова киваю. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох. Открывает. В них нет ни слёз, ни гнева. Пустота.
— У тебя есть месяц, чтобы съехать. Ключи оставь риелтору. Всё общение — через моего юриста.
— Сергей, прости…
— Не надо, — он режет воздух рукой. — Всё. Просто всё.
Он ушёл в спальню, вышел с рюкзаком и уехал. Больше мы не разговаривали. Никогда.
Сейчас Миле четыре. Мы снимаем квартиру. Дмитрий перечислил алименты два раза и пропал. Говорят, уехал в Сочи. Сергей женился. У них ребёнок. Я видела его однажды в парке. Он катал коляску, смеялся. Увидел меня — и взгляд прошёл сквозь, как сквозь стекло. Я для него — пустое место. Призрак. Ошибка, которую стёрли ластиком.
Иногда Мила спрашивает: «Мама, а где папа?» Я говорю: «Он далеко». Это не ложь. Он и правда далеко. Оба. Каждый в своём измерении.
Я не знаю, в какой момент всё пошло под откос. Может, когда я не вышла из той машины под дождём. Может, когда сказала «да» на том глупом танце. А может, гораздо раньше — когда мы с Сергеем позволили нашему общему дому стать тихим, удобным и абсолютно мёртвым.
Вот и весь рассказ. Без морали. Без выводов. Просто история одного обмана, который, как бумеранг, вернулся и выбил почву из-под ног навсегда. А вам приходилось сталкиваться с последствиями, которые оказались несоизмеримо тяжелее самой ошибки?