У зеркала в прихожей Елена замерла, критически оглядывая свое отражение. Темно-синее платье, купленное специально к юбилею свекрови, сидело неплохо, но предательская складка на талии всё же проступала, если стоять расслабленно. Лена втянула живот, выпрямила спину и тяжело вздохнула. Ей сорок два года, и последние пять из них прошли в бесконечной борьбе: с лишними килограммами, с первыми морщинками и, что скрывать, с нарастающим равнодушием собственного мужа.
— Ленка, ты там уснула? — донесся из комнаты недовольный голос Олега. — Мать звонила уже два раза, гости собираются, а мы копаемся. Такси у подъезда пять минут стоит, счетчик тикает!
Елена торопливо схватила сумочку, пригладила непослушную прядь у виска и вышла. Олег стоял в дверях, нетерпеливо постукивая носком ботинка по паркету. Он даже не взглянул на жену, не оценил ни новое платье, ни прическу, над которой Лена колдовала битый час. В его взгляде читалось лишь раздражение.
— Идем, — буркнул он, открывая дверь. — И пакет с подарком не забудь, а то вечно у тебя голова дырявая.
Елена промолчала. Привыкла. Раньше, на заре их семейной жизни, она бы обиделась, может быть, даже заплакала, и Олег бы кинулся утешать, целовать мокрые щеки. Но то время казалось теперь далекой, почти нереальной сказкой. Сейчас в их доме поселилась холодная, колючая вежливость, которая всё чаще сменялась откровенным хамством со стороны мужа.
Тамара Павловна, свекровь Елены, отмечала свое шестидесятипятилетие с размахом. Квартира была набита битком: родственники из Саратова, бывшие коллеги по институту, соседи по даче. Стол ломился от угощений, половину которых приготовила сама Лена. Вчера она весь вечер после работы простояла у плиты, выпекая фирменные пирожки с грибами и яйцом, нарезая салаты и маринуя курицу, потому что у Тамары Павловны «давление и ноги гудят».
— Ой, Леночка, ну наконец-то! — всплеснула руками именинница, когда они вошли. — Я уж думала, вы к десерту приедете. Олег, сынок, как ты похудел, осунулся! Ленка тебя совсем не кормит?
Свекровь демонстративно поцеловала сына в обе щеки, а Елене достался лишь сухой кивок. Лена привычно проглотила шпильку, прошла на кухню, чтобы помочь накрыть на стол. Там уже суетилась золовка, Ирина, которая тут же сунула Елене в руки тяжелое блюдо с горячим.
Застолье шло своим чередом. Гости шумели, звенели бокалами, произносили витиеватые тосты, желая Тамаре Павловне долгих лет и кавказского здоровья. Елена сидела с краю, почти не притрагиваясь к еде — она следила, чтобы у всех были полные тарелки, вовремя уносила грязную посуду и приносила новые закуски. Олег, раскрасневшийся от коньяка, был душой компании: травил анекдоты, громко смеялся и совершенно не обращал внимания на жену.
Когда подали горячее, Елена наконец-то смогла выдохнуть и присесть. Голод дал о себе знать — с самого утра у нее во рту не было ни крошки. На большой тарелке перед ней лежали те самые пирожки, которые она пекла вчера до глубокой ночи. Румяные, с золотистой корочкой, они пахли так, что устоять было невозможно. Лена взяла один, еще теплый, и с наслаждением откусила.
В этот момент за столом возникла небольшая пауза, и в наступившей тишине голос Олега прозвучал особенно громко и отчетливо:
— Хватит лупить пирожки, а то треснешь, — решил пошутить муж, глядя на жену с масляной ухмылкой. — И так уже в двери боком проходишь, скоро гардероб менять придется, а это, знаете ли, удар по семейному бюджету!
За столом кто-то хихикнул — кажется, двоюродный брат Олега. Свекровь поджала губы, но в глазах ее промелькнуло злорадство.
— Ну зачем ты так, Олежек, — фальшиво-ласково протянула Тамара Павловна. — У Леночки просто кость широкая, генетика такая. Хотя, конечно, мучное на ночь — это вредно.
Елена замерла с надкушенным пирожком в руке. Кусок встал поперек горла. Она чувствовала, как краска заливает лицо — не от стыда, а от жгучей, невыносимой обиды. Она обвела взглядом гостей. Кто-то стыдливо отводил глаза, кто-то с любопытством ждал развития сцены. Олег же, довольный своей остротой, потянулся за очередной рюмкой, даже не понимая, что он только что сделал.
Он не просто унизил её. Он перечеркнул всё: её вчерашнюю усталость у плиты, её заботу, её старания быть хорошей женой и невесткой. Семнадцать лет брака, в которых она растворялась, забывая о себе, вдруг сжались до этого одного пошлого, гадкого момента.
Елена медленно положила пирожок обратно на тарелку. Руки у неё дрожали, но внутри, где-то в самом центре груди, вместо привычной боли вдруг начала подниматься ледяная, спокойная решимость. Словно что-то оборвалось — тонкая нить, на которой держалось её терпение.
— Ты прав, Олег, — тихо сказала она. Голос её не дрогнул, и в тишине комнаты он прозвучал пугающе ровно. — Я действительно слишком много на себя взяла. И это касается не только еды.
Она встала из-за стола. Стул скрипнул по паркету, прозвучав как выстрел.
— Лен, ты чего? Обиделась, что ли? — Олег нахмурился, его лицо приобрело глуповато-растерянное выражение. — Да я же любя! У тебя с чувством юмора совсем беда стала.
— С юмором у меня всё в порядке, — Елена взяла свою сумочку со стула. — У меня беда с выбором спутника жизни. Но это поправимо.
— Куда ты собралась? А десерт? А чай? — возмутилась Тамара Павловна. — Лена, не устраивай сцен! Не порти людям праздник своим характером!
Елена посмотрела на свекровь. Впервые за долгие годы она видела перед собой не «вторую маму», чье одобрение нужно заслужить, а просто вздорную, эгоистичную пожилую женщину, воспитавшую такого же эгоистичного сына.
— С днем рождения, Тамара Павловна. Чай пейте сами. А я, пожалуй, пойду «трескаться» в другое место.
Она вышла в прихожую, слыша за спиной нарастающий гул голосов. Олег выскочил за ней следом, когда она уже застегивала пальто.
— Ты что, совсем больная? — зашипел он, хватая ее за локоть. — Позоришь меня перед родней! Вернись немедленно и извинись перед матерью!
Елена посмотрела на его руку на своем рукаве, потом подняла глаза на лицо мужа. Брезгливость — вот единственное чувство, которое она сейчас испытывала.
— Убери руки, — сказала она так, что Олег, опешив, отдернул ладонь. — Я сегодня домой не приду. И завтра тоже.
— Да и катись! — взвизгнул он, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией. — Кому ты нужна! Побегаешь и вернешься, некуда тебе деваться!
— Квартира, Олег, если ты забыл, досталась мне от бабушки. И она оформлена на меня. Так что это тебе придется подумать, куда деваться, когда я подам на развод.
Она открыла дверь и вышла в прохладный осенний вечер, оставив мужа стоять с открытым ртом в прокуренном подъезде.
Осенний воздух был свежим и влажным, пахло прелыми листьями и дождем. Елена шла по улице, не разбирая дороги, и слезы, которые она сдерживала там, в квартире, наконец-то хлынули потоком. Она плакала не о муже, не о разрушенной семье. Она плакала о себе — о той веселой, легкой Лене, которую она потеряла где-то между сытными супами, стиркой и попытками угодить всем вокруг.
Ночевать она поехала к старой подруге, Наташе. Та, выслушав сбивчивый рассказ и утерев Елене слезы, молча достала бутылку вина и нарезала сыр.
— Давно пора, Ленка, — сказала Наташа, разливая вино по бокалам. — Я тебе это уже пять лет говорю. Он же из тебя все соки выпил. Ты посмотри на себя — красивая, умная баба, а глаза как у побитой собаки.
— Я думала, это временно. Думала, кризис среднего возраста, работа нервная... — всхлипывала Елена.
— Кризис у него в совести, а не в возрасте, — отрезала Наташа. — Живи у меня, сколько надо. Места хватит.
Следующие недели прошли как в тумане. Елена взяла отпуск за свой счет, чтобы не видеть жалостливых взглядов коллег. Телефон Олега она заблокировала сразу же, но он умудрялся прорываться через общих знакомых, передавая то угрозы, то мольбы, то снова оскорбления.
Самым сложным было вернуться в свою квартиру. Олег съехал, но оставил после себя разгром: забрал телевизор, микроволновку и даже зачем-то снял люстру в зале, оставив торчать сиротливые провода. На кухонном столе лежала записка: «Оставайся со своей квартирой. Я еще отсужу половину имущества и машину, пожалеешь».
Елена скомкала листок и выбросила в мусорное ведро. В квартире было тихо и пыльно, но дышалось удивительно легко.
Жизнь начала медленно входить в новую колею. Сначала было страшно. Страшно засыпать одной, страшно решать бытовые вопросы, которыми раньше (пусть и со скрипом) занимался муж. Но постепенно страх сменился азартом. Елена переклеила обои в комнате — выбрала светлые, солнечные, которые Олег всегда называл «маркими». Записалась в бассейн, о чем мечтала три года. Перестала готовить кастрюлями сытные супы и перешла на легкие салаты и рыбу, которые любила сама.
Килограммы начали уходить сами собой. Оказалось, что Лена «заедала» не голод, а постоянный стресс и обиду. Без едких комментариев мужа и без необходимости соответствовать чужим ожиданиям она расцвела.
Однажды, спустя три месяца после того злополучного дня рождения, Елена стояла в очереди в супермаркете. Она рассматривала витрину с йогуртами, когда услышала знакомое покашливание. Обернувшись, она увидела Тамару Павловну.
Бывшая свекровь выглядела постаревшей. Пальто на ней висело мешком, а в сетке в руках позвякивали какие-то банки. Увидев Елену, она сначала хотела отвернуться, но потом, видимо, решила пойти в атаку.
— Ну, здравствуй, беглянка, — проскрипела она. — Жируешь? А у Олега, между прочим, язва обострилась. На сухомятке-то.
Елена спокойно посмотрела на нее. Ни злости, ни обиды больше не было. Только легкое удивление: как эти люди могли быть центром её вселенной столько лет?
— Здравствуйте, Тамара Павловна. У Олега есть руки и интернет, чтобы найти рецепт овсяной каши. Или заказать доставку.
— Ты жестокая, — поджала губы свекровь. — Он ведь переживает. Злится, конечно, но переживает. Сказал, что готов простить тебя, если ты откажешься от претензий на машину. Все-таки он на нее тоже зарабатывал.
Елена рассмеялась. Искренне, звонко, заставив обернуться людей в очереди.
— Передайте Олегу, что машина куплена на деньги от продажи дачи моих родителей. Суд разберется. А прощать меня ему не за что. Я ни в чем не виновата.
Она взяла свою корзину и пошла к кассе, оставив Тамару Павловну стоять с открытым ртом посреди торгового зала.
Весна в том году выдалась ранняя. Снег сошел уже в марте, и город наполнился запахом мокрого асфальта и первой зелени. Елена шла с работы пешком, наслаждаясь теплым ветром. Она похудела на двенадцать килограммов, сменила гардероб и сделала новую стрижку — короткое каре, которое открывало лицо и делало её моложе. Коллеги на работе засыпали её комплиментами, а начальник отдела, Сергей Викторович, строгий и молчаливый мужчина, вдруг начал приносить ей по утрам кофе.
У подъезда её ждал Олег.
Елена даже не сразу узнала его. Он обрюзг, под глазами залегли тени, рубашка была мятой и, кажется, несвежей. Увидев бывшую жену, он встрепенулся, попытался изобразить свою фирменную снисходительную улыбку, но получилось жалко.
— Привет, — сказал он, преграждая ей путь. — Ну ты даешь, Ленка. Изменилась.
— Привет, Олег. Что тебе нужно? Суд через неделю.
— Да брось ты этот суд, — он махнул рукой. — Поиграли и хватит. Я тут подумал... Мать меня запилила совсем, житья нет. Да и ты, я смотрю, одна кукуешь. Может, попробуем снова? Я готов забыть всё. Ну, погорячился тогда, с кем не бывает. Ты же знаешь, у меня характер взрывной, но я отходчивый.
Он попытался взять ее за руку, уверенный в своей неотразимости. В его картине мира Елена должна была сейчас заплакать от счастья и броситься ему на шею. Ведь он — мужчина, он вернулся!
Елена мягко, но решительно отстранилась.
— Олег, ты правда ничего не понял?
— Чего не понял? — он начал раздражаться. — Я к тебе с открытой душой, а ты нос воротишь? Думаешь, кто-то будет связываться с разведенной в твои годы? Да на тебя сейчас мужики смотрят только потому, что ты причепурилась. А дома халат наденешь, смоешь всю эту красоту — и всё, опять тетка теткой.
Елена смотрела на него и видела перед собой чужого, неприятного человека. Как она могла жить с ним? Как могла спать в одной постели, терпеть его запах, его глупые шутки, его бесконечное самолюбование?
— Знаешь, Олег, — сказала она задумчиво. — Я когда уходила от тебя, думала, что жизнь кончилась. А оказалось, она только началась. Я не хочу пробовать снова. Я не хочу тебя прощать. И дело не в пирожках и не в том, что ты наговорил. Дело в том, что без тебя мне лучше. Спокойнее. Свободнее.
— Да у тебя кто-то появился! — зло выплюнул Олег, его лицо пошло красными пятнами. — Я так и знал!
— Даже если и так, это уже не твое дело. Прощай, Олег. И на суд можешь не приходить, адвокат всё решит.
Она обошла его и направилась к двери подъезда. Олег что-то кричал ей вслед, сыпал проклятиями, обещал, что она приползет к нему на коленях, но Елена уже не слушала.
Она вошла в лифт, нажала кнопку своего этажа и посмотрела в зеркало. Оттуда на нее смотрела красивая, уверенная в себе женщина с легкой улыбкой на губах.
Дома она первым делом поставила чайник. За окном сгущались сумерки, город зажигал огни. Елена достала из холодильника продукты и решила приготовить что-нибудь простое — омлет с овощами, который она давно хотела попробовать.
Пока она нарезала помидоры, раздался звонок телефона. На экране высветилось имя: «Сергей Викторович». Елена улыбнулась и нажала «ответить».
— Елена, добрый вечер. Извините, что беспокою в нерабочее время, — голос начальника звучал немного смущенно. — Я тут достал два билета в театр, на премьеру. Завтра. Вы не составите мне компанию?
Елена подошла к окну. Внизу, у подъезда, маленькая фигурка Олега яростно пинала урну, а затем побрела прочь, ссутулившись и засунув руки в карманы.
— С удовольствием, Сергей Викторович, — ответила она. — Я очень люблю театр.
Положив трубку, она вернулась к плите. Омлет получился воздушным и ароматным. Елена села у окна с тарелкой и чашкой горячего чая. Она ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком, и думала о том, что завтра испечет те самые пирожки — маленькие, аккуратные, с яблоками и корицей. Для себя.
Потому что теперь она точно знала: можно есть пирожки, можно быть неидеальной, можно ошибаться. Главное — не позволять никому убеждать тебя в том, что ты не заслуживаешь счастья.
А жизнь, вопреки всему, удивительно вкусная штука. Особенно, когда в ней нет людей, которые портят тебе аппетит.
Спасибо за прочтение👍