— Ты опять с пакетами? У нас мать второй месяц не может зубы вставить, а ты снова тащишь в дом тряпки?
— Это не тряпки, Андрей. И не кричи, это мои деньги, а твоя мама — это твоя мама. И вообще это мои инвестиции в себя.
— Инвестиция? — пискнул старческий голос из глубины коридора. — В гробу карманов нет, милочка! А совести у тебя и при жизни не наблюдается!
Часть I. Демоны в прихожей
Тяжёлая входная дверь захлопнулась, отсекая гул лифта и привычный шум мегаполиса. В нос ударил спертый, сладковатый запах корвалола и старой пыли — аромат, который Светлана ненавидела всей душой. Она стояла на пороге собственной квартиры, сжимая в одной руке ручку бумажного пакета с логотипом бутика, а в другой — тонкий, ледяной на ощупь кейс с новым ультрабуком.
Светлана, успешный риелтор по коммерческой недвижимости, привыкла к давлению. Её работа — это вечные переговоры, жёсткие сделки, многомиллионные контракты и умение держать лицо, когда всё летит в тартарары. Но дома её броня каждый вечер проходила краш-тест, который не выдержала бы ни одна сталь.
Перед ней, перегородив проход, стояла Ирина Павловна. Свекровь была маленькой, сухой женщиной с вечно поджатыми губами и глазами-буравчиками, которые сканировали пространство на предмет чужого счастья, чтобы немедленно его уничтожить. За её спиной, сутулясь и пряча взгляд, маячил Андрей. Его лицо выражало привычное страдание человека, застрявшего между молотом и наковальней, но выбравшего быть ватой, чтобы не звенеть при ударе.
— Ну? — Ирина Павловна ткнула узловатым пальцем в пакет. — Сколько?
— Что «сколько»? — холодно спросила Светлана, не разуваясь.
— Денег сколько, спрашиваю? Андрей, ты посмотри на неё! — свекровь театрально схватилась за сердце. — Мы экономим на всём, я лишний раз свет не включаю, а она… Что там? Шуба? Очередная?
— Это пальто, Ирина Павловна. Кашемир. Мне нужно выглядеть презентабельно. Я продаю офисы банкам, а не семечки у метро.
— Презентабельно… — передразнила старуха, и в её голосе зазвенела неприкрытая ненависть. — А мужу помочь? А матери его старой? Андрей носит куртку третий сезон! А у меня пенсия — слёзы! Но тебе же плевать. Ты у нас королева.
Светлана перевела взгляд на мужа. Андрей, QA-инженер, человек, который по долгу службы должен искать ошибки в коде, годами игнорировал фатальный баг в собственной семейной системе.
— Света, ну правда, — заныл он. — Мама просила на стоматолога. Там сумма-то… Можно было и повременить с ноутбуком. Ты же знаешь, как ей тяжело.
— Тяжело? — тихо переспросила Светлана. Она аккуратно поставила кейс на тумбочку. — Тяжело, Андрей?
Её зарплата была в три раза больше, чем у мужа. Она исправно платила ипотеку за эту квартиру, покупала, продукты, оплачивала коммунальные услуги. Андрей вносил свою часть в бюджет, но эти деньги растворялись в быту, как сахар в кипятке. При этом его "помощь маме" была чёрной дырой, куда утекали все свободные средства. Но Ирине Павловне всегда было МАЛО.
— Ты эгоистка, — прошипела свекровь, делая шаг вперёд. Наглость в её глазах смешалась с жадностью. — У тебя нет ни стыда, ни совести. Родня мужа — это святое. Ты обязана! Слышишь? ОБЯЗАНА делить всё, что приходит в дом.
Светлана медленно расстегнула верхнюю пуговицу нового пальто. Воздух в коридоре наэлектризовался.
Часть II. Анатомия бешенства
Обычно Светлана молчала. Глотала обиду, уходила в спальню, надевала наушники. Она считала, что худой мир лучше доброй ссоры, что нервы дороже, что Андрей когда-нибудь поймёт. Но сегодня предохранитель перегорел.
Вспышка была яркой, почти ослепляющей. Страх быть "плохой женой" исчез, сгорел в доменной печи гнева.
— Хотите, чтобы я отдала вам деньги? За вещи, которые купила на свои? Вы понимаете последствия? — спросила Светлана довольную свекровь.
Ирина Павловна на секунду опешила. Она ожидала оправданий, ожидала привычного бубнежа про "мне для работы". Но тон невестки был другим.
— Какие ещё последствия? — фыркнула свекровь, хотя уверенности в голосе поубавилось. — Последствие одно — ты транжира, которая не уважает семью!
— СЕМЬЮ?! — голос Светланы взлетел вверх, но не сорвался в визг, а набрал мощь сирены. — Андрей, отойди от неё. БЫСТРО!
Муж дернулся и вжался в стену. Светлана швырнула пакет на пол.
— Вы хотите денег? ВЫ ХОТИТЕ МОИХ ДЕНЕГ?! — Светлана шагнула к свекрови. Та попятилась. — Я пашу по двенадцать часов! Я слушаю истерики клиентов, я мотаюсь по всему городу, я зарабатываю каждый рубль своим умом! А вы? Что сделали вы, кроме того, что родили сына, которого превратили в свой кошелёк и слугу?
— Как ты смеешь… — прохрипела Ирина Павловна, хватаясь за косяк двери.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнула Светлана. — Я кормила вас обещаниями, я терпела ваши намёки, я смотрела, как Андрей тащит вам пакеты с продуктами, пока я сама себе покупаю одежду. Вы называете меня жадной? Вы? Человек, который удавится за копейку?
Светлана чувствовала, как адреналин пульсирует в висках. Это было пьянящее чувство свободы. Она больше не была жертвой. Она была хищником, защищающим свою территорию.
— Света, прекрати, у матери давление! — подал голос Андрей, пытаясь сыграть роль миротворца.
— ЗАТКНИСЬ, АНДРЕЙ! — Светлана резко развернулась к нему. В её глазах плескалось презрение. — Твоя мать здорова как бык! Она переживёт нас всех, питаясь нашей энергией и деньгами! Ты не видишь? Она жрёт нас! ЖРЁТ!
— Я сейчас скорую вызову! — заявила Ирина Павловна, понимая, что теряет контроль над ситуацией. Её главное оружие — вина — не сработало. Рикошет ударил по ней же.
— Вызывайте! — Светлана расхохоталась. — Пусть приедут! Пусть посмотрят на бедную пенсионерку, которая требует дань с невестки! УБИРАЙТЕСЬ! Оба! Вон из моей комнаты!
Она схватила свою сумку, выудила оттуда пачку купюр — это был аванс, который она сняла для оплаты клининга, — и швырнула их в лицо свекрови. Бумажки разлетелись по коридору красным снегопадом.
— Хотели денег? ЖРИТЕ! Подавитесь ими! Но чтобы я вас здесь к вечеру не видела!
Светлана с грохотом захлопнула дверь в спальню. В коридоре повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Ирины Павловны и шелестом купюр, которые она, забыв про "сердечный приступ", начала суетливо подбирать с пола.
Часть III. Святилище порока
Андрей вёл машину механически. Мать сидела рядом, возмущенно причитая и пересчитывая мятые пятитысячные купюры, которые она всё-таки собрала.
— Психопатка! Истеричка! — бубнила Ирина Павловна. — Андрюша, ты должен с ней развестись. Квартиру разделим, машину продадим… Так нельзя. Она же меня чуть не ударила! Ты видел глаза? Это же бешенство!
Андрей молчал. Внутри него боролись два чувства: привычный страх перед матерью и странное, болезненное уважение к жене. Света никогда такой не была. Он испугался её, да. Но ещё больше он испугался той правды, которую она выплюнула ему в лицо. "Она жрёт нас".
Они подъехали к старой панельной пятиэтажке, где жила мать.
— Пойдем, сынок, чаю попьешь, успокоишься, — голос матери стал лейным, сладким. Деньги грели ей карман. — А этой… пусть проспится.
В квартире матери пахло старостью и нафталином. Андрей прошёл на кухню, сел на табурет. Ему было тошно.
— Я сейчас, Андрюшенька, пряников принесу, — суетилась мать. — Ой, а они в кладовке, на верхней полке. Достань, а? У меня спина не гнется.
Андрей кивнул. Он подошёл к встроенному шкафу в коридоре, который мать всегда держала закрытым. "Там бардак, не лезь", — обычно говорила она. Но сейчас, упоенная победой и деньгами, она потеряла бдительность.
Дверца скрипнула. Лампочки внутри не было, свет из коридора падал тусклой полосой.
Андрей потянулся к верхней полке за коробкой с пряниками, но его рука наткнулась на что-то мягкое. Пакеты. Много плотных полиэтиленовых пакетов.
Один из них соскользнул и упал на пол, раскрыв содержимое. Из него выпала блузка. Белоснежная, с биркой итальянского бренда. Андрей нахмурился. Откуда у матери, вечно ноющей о нехватке денег на хлеб и лекарства, такая вещь?
Он отодвинул коробки. За ними стояли ещё пакеты. И ещё.
Андрей включил фонарик на телефоне.
Кладовка была набита вещами. Новыми. Нераспечатанными.
Здесь были коробки с обувью — дорогие кожаные сапоги, туфли.
Стопки постельного белья премиум-класса.
Мультиварка в заводской пленке.
Тёплые куртки.
И поверх всего лежали конверты. Разорванные, пустые, но с адресами.
Имя отправителя везде было одно: Марина.
Его сестра. Золовка Светланы. Марина, которая пять лет назад удачно вышла замуж за немца и уехала в Берлин.
Часть IV. Крушение идола
Андрей стоял, оцепенев. Холодный пот потек по спине.
Мать всегда говорила, что Марина "забыла семью", что "от неё снега зимой не допросишься", что она "бросила старую мать умирать в нищете". Именно поэтому Андрей, снедаемый чувством вины за сестру, тянул жилы из себя и Светланы, чтобы компенсировать "сиротство" матери.
Он взял в руки сапоги. Бирка: 300 евро.
Он открыл один из конвертов. Внутри лежала открытка: "Мамочка, купи себе что-нибудь вкусное, люблю, скучаю. Перевела тебе ещё 500 евро на карту". Дата: две недели назад.
— Андрюша, ну что ты там копаешься? — раздался голос матери из кухни.
Все эти годы мать получала посылки и деньги от Марины. Огромные деньги. Качественные вещи. И всё это она складировала в этой гробнице, как дракон в пещере. Ни разу не надев, ни разу не использовав.
Она просто копила. ЖАДНОСТЬ. Патологическая, безумная жадность.
И при этом она требовала денег у него. Она стравливала его с женой. Она унижала Свету за каждую покупку, имея в кладовке филиал ЦУМа.
Светлана была права. "Она жрёт нас".
Андрей почувствовал, как к горлу подступает желчь. Всё его "мученичество", все его ссоры с женой ради "святой матери" были ложью. Он предавал Светлану не ради спасения утопающего, а ради кормления ненасытного монстра.
Он вышел из кладовки, держа в руках сапоги и открытку.
Ирина Павловна стояла в дверях кухни с чашкой чая. Увидев находку сына, она побледнела так, что стала похожа на штукатурку. Чашка выпала из рук и разбилась.
— Это… это на чёрный день, — прошептала она, и её глаза забегали. — Андрюша, времена нынче страшные…
— Страшные? — голос Андрея дрожал. — Марина присылает тебе тысячи евро? Вещи? А ты просила у Светы деньги на зубы? Ты заставила меня чувствовать себя ничтожеством, которое не может прокормить мать?
— Я копила! Для вас же! — заявила мать, отступая. — Марина богатая, ей не убудет! А Света твоя — транжира!
— Света работает! — заорал Андрей. Впервые в жизни он кричал на мать. — А ты... Ты просто больной человек.
Он швырнул сапоги на пол.
— Я ухожу. И больше не звони мне. Никогда. Если нужны деньги — продай что-нибудь из своего "музея".
Он вылетел из квартиры, пока мать что-то выла ему в след про неблагодарных детей.
Часть V. Невозвратная точка
Андрей гнал машину обратно. В его душе бушевал шторм, но была и надежда. Он всё понял. Он прозрел. Теперь он сможет всё объяснить Свете. Он расскажет про склад, про переводы Марины. Светлана поймёт, что он был не виноват, что он был жертвой обмана. Они посмеются над этим, и всё будет как раньше, только без матери.
Он забежал в подъезд, перепрыгивая через ступеньки. Сердце колотилось. Он сейчас извинится. Он встанет на колени. Он скажет, что она была права во всём.
Андрей открыл дверь своим ключом.
В прихожей было тихо и пусто. Не пахло ужином. Не работал телевизор.
В центре коридора стояли два больших чемодана и несколько коробок. Его коробки. Его чемоданы.
Светлана вышла из гостиной. Она уже переоделась в домашний костюм, волосы были собраны в тугой хвост. Лицо было спокойным, почти равнодушным. Ни следа той истерики, той злобы, что была два часа назад.
— Света! — выдохнул Андрей, кидаясь к ней. — Ты не представляешь! Я был у матери! Я открыл кладовку! Там всё забито вещами от Марины! Она врала нам! Она получала деньги, шмотки, всё! Я послал её! Слышишь? Я всё понял! Ты была права, она больная!
Он ожидал увидеть удивление, торжество, радость.
Но Светлана даже не моргнула. Она смотрела на него, как смотрят на пустое место.
— И что? — спросила она.
Андрей замер.
— Как "что"? Я же говорю, я не знал! Я думал, ей правда нужна помощь. Я был слеп, но теперь…
— Теперь ты прозрел? — Светлана усмехнулась. — Андрей, мне плевать, что там у твоей матери в кладовке. Мне плевать на Марину и её переводы.
— Но… почему?
— Потому что дело не в ней, — Светлана подошла к чемоданам и пнула один из них носком тапочка. — Дело в ТОМ, что ты позволил этому случиться. Ты годами смотрел, как меня унижают, и молчал. Ты требовал, чтобы я ужималась ради прихоти жадной старухи. Твоё прозрение запоздало лет на пять.
— Света, прости! Я исправлюсь! Я больше копейки туда не отнесу!
— Конечно, не отнесешь. Потому что ты больше здесь не живешь.
Андрей огляделся, словно впервые видя эти стены.
— Ты выгоняешь меня? Из-за ссоры? Но я же на твоей стороне теперь!
— Ты не на моей стороне, Андрей. Ты на стороне того, кто сильнее в данный момент. Сегодня я показала зубы — ты прибежал ко мне. Завтра мать схватится за сердце — ты побежишь к ней. Мне не нужен флюгер. Мне нужен был муж.
Она подошла к двери и распахнула её.
— А теперь слушай внимательно. Ты сейчас берешь эти чемоданы и уезжаешь. Куда? А вот к мамочке и езжай.
В глазах Светланы блеснул злой огонёк.
— Ты говорил, у неё там кладовка большая? Освободишь от посылок Марины — и живи. Как раз твой размерчик. Место для вещей, которые никому не нужны, но выбросить жалко.
— Света, ты не можешь… — начал Андрей.
— УБИРАЙСЯ! — потребовала она, и это слово поставило точку.
Андрей, пошатываясь, взял чемоданы. Он вышел на лестничную площадку. Дверь закрылась, лязгнул замок.
Он стоял один в холодном подъезде. QA-инженер, который всю жизнь искал баги в чужих программах, но так и не заметил, как его собственная жизнь превратилась в критическую ошибку. Отрицание матери не спасло его. Его наказала не мать, его наказала жена — не жалостью, не судом, а абсолютным, брезгливым отвержением.
Он представил кладовку матери. Темную, пыльную, забитую вещами с бирками.
И понял, что Света права. Это теперь его дом.
Автор: Вика Трель ©
Рекомендуем Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»