* НАЧАЛО ПЕРВОЙ ЧАСТИ ЗДЕСЬ
* НАЧАЛО ВТОРОЙ ЧАСТИ ЗДЕСЬ
Глава 24.
- Изволь, хозяюшка, - поклонился Куприян, - Не сомневайся, скажи, что на душе.
- Всё тебе расскажу, как есть, только ты уж не суди меня строго. Когда пропал в том лесу Игнат, мне сон был – надо за ручей идти, там знахарка живёт, она поможет. Я сперва и не поверила, да и недосуг мне было за Листвянку идти, староста мужиков снарядил на поиски мужа моего, а те до леса дошли, постояли у моста, помялись с ноги на ногу… оно и понятно, ты только глянь туда – и теперь страшно, зимой, а по осени так вообще душа стынет… кости валяются, обглоданные, а сами шевелятся ещё… Ну, поискали у опушки, да и не глядя на нас ушли. А мы с ребятами дальше пошли, отыскали Игната у того камня, домой принесли. А он ни живой, ни мёртвый лежит, и такое в беспамятстве говорит, чужим голосом, что я ребят отправила к матери своей, а самой-куда деваться. Батюшку звали, тот всё, что следует, управил. А ночью Игнат встал, глаза закрыты пеленой чёрной, да и ходит вокруг меня, а я под образами сижу, вздохнуть боюсь. С первыми петухами он снова на лавку упал, лежит, белый весь. Тогда я и вспомнила виденье своё, пошла за Листвянку. Давно говаривали, дескать, знахарка там живёт, и в разном обличье людям является – кому старуха старая, кому женщина средних годов, а кому девица молодая. Пошла я, мужа душу спасать, за то любую плату отдашь.
Устинья вытерла слёзы краешком платка и оглянулась на крыльцо, как бы кто не услыхал. Куприян молчал, слушая испуганную женщину и чувствовал, вот она ниточка, потянется…
- Пришла к ручью, звонкая она, наша Листвянка, даже в самую лютую стужу звенит, льдом не покрывается, и камни там такие, словно кто нарочно на шаг положил. Говорили старухи, что не всем даётся туда пройти, кого пропустит та, что за Листвянкой живёт, тому камни эти ровные, сухие, как по мостовой ступаешь. А кого не желает видеть – тому скользкие да мокрые, дальше третьего не ступишь, в воду окунёшься, а она студёная! Меня пустила, прошла я, ровно посуху, по тем камушкам, а на том берегу тропа широкая передо мной. И вот только я стояла, её не видала, а тут – словно скатёрка передо мной легла. Поняла я, пускает меня та, кто за Листвянкой живёт! Пошла, будь что будет! Недолго шла, изба передо мною встала, а на крылечке девушка стоит, коса русая, сама пригожая, и глаза добрые. С улыбкой на меня глядит, а я тут только и смекнула, ничегошеньки я с собой и не прихватила, в подношение ничего не принесла!
А девушка улыбается, рукой повела, в дом меня зовёт:
- Не тужи, Устиньюшка, ничего мне не надобно, и мужу твоему я помогу. Всё ладно будет, не тужи, не терзайся.
В избе всё как у людей, горница, печка расписная, оконца с резными ставёнками. Усадила меня за стол, из печи взвар достала, да такой дух лесной по избе поплыл, сердце у меня разом отошло, зарадовалось. А сама спросить боюсь у неё, кто она есть.
- Анной меня зовут, - сама девица сказала, - На том и будет, больше тебе ничего знать и не надобно. Пей взвар, сил набирайся, а я покуда соберусь, на двор твой пойдём, Игната вызволять.
Я взвар допила, а у самой голова клонится, сколько ночей я не спала, так сама и не приметила, как на лавку увалилась, да заснула.
А когда глаза открыла, дома я у себя, в своей избе. Ни девицы, ни избы её, ни чудного узора на печи. Ну, думаю, приблазнилось мне всё это, с устатку заснула! Гляжу, а на столе стоит горшок, в нём травы да корешки заварены, чашка стоит, видать кто-то Игната поил, а сам он ровно так дышит, и лицом порозовел, не такой стал белый, каким его в избу принесли. Вышла я на крыльцо, а там по снегу следочки, маленькие, будто ножка девичья шла, легко ступала. Идут следочки вокруг двора нашего, и кружат, и кружат, а мне кажется, будто весной в воздухе запахло, и так на душе благостно… Чую, никто в наш двор не попадёт больше, никакое зло.
После, как Игнат уж оздоровел, ночью душно мне сделалось, я встала, к окну подошла, гляжу – а за забором нашим люди стоят, шестеро… Игнат на крыльце стоит, а они его словно бы манят к себе, да он их и не видит будто, сердито так головой качает.
Утром я стала думать, что делать, гляжу, в калитку нашу старуха стучит, с клюкой деревянной, в шали старенькой. Я думала, за подаянием путница какая пришла, взяла хлеба, сала кусок, да яиц несколько, думаю – ей с собой дам, и к обеду позову, похлёбка есть горячая.
Позвала её, старушка пообедала, подаяние моё взяла, а сама мне малый узелок подаёт, да и говорит:
- Беду твою я знаю, и тебе помогу. Возьми, и вечером, как новый месяц покажется, рассыпь у ворот. Больше никто вас не потревожит, оборвётся нить!
Гляжу я на старуху, а глаза у неё синие, молодые! Как у девицы той, которая Анной назвалась! Не стала я ничего выспрашивать, коли она хотела бы, так сама бы сказала. Подаяние она моё взяла, поклонилась, вышла за калитку, да и пропала, словно снежной метелькой её замело.
После соседка моя, Настасья, говорила, будто видала, как белый волк по улице нашей летел, в снегу заметало его, едва приметно, да она, дескать, разглядела. Теперь вот стала говорить Настасья-то, что я порчу напускаю, за тем и за Листвянку ходила. Ну да я не ругаюсь с ней, молчу. Свои грехи замаливаю, да Бога благодарю, что послал мне Ангелов своих, сладить с такой напастью!
Всё я тебе, Куприян Федотыч, как на духу рассказала. Потому как слыхала я, что и ты… ведаешь. Ну вот, может как и сладишь с тем лихом, что за рекой у нас завелось.
- Спасибо тебе, Устинья, что не потаилась, - ответил Куприян, - А лихо… сладим с ним, не тужи. Себя береги, мужа и детей. И это верно ты рассудила, не хай Настасью, не пускай зло в своё сердце, тем и спасёшься.
Распрощался Куприян с хозяевами и вышел за калитку, тонко звукнула струнка, обережный круг, словно ему напела доброго пути.
В этот раз никого Куприян по пути не встретил, а у околицы ждал его Ермил с охапкой осиновых веток для обережной семикружницы, которую нынче же ночью они придумали ставить вкруг усадьбы Рукавишниковых.
- Ну что, ладно ли тебя приняли? – спросил Ермил.
- Ладно. Игната вызволила та, кто за Листвянкой живёт, ведунья. И обережный круг им на двор поставила, потому и не добились Игната те, кто за ним после приходил. Я вот что думаю… не у неё ли Ларион-то приют нашёл? Ну, это после поглядим, а сперва надо усадьбу оберечь, после и село, хоть сколько сможем. И поглядеть надо, что за камень тот, у которого Игната отыскали. Неспроста его там положили, я так думаю.
- На село не хватит обережного круга, порушат его, да и тот, на мельнице… Спиридон-то внутри этого круга окажется, только на смех ему такое будет. Это не сладим, даже и стараться толку нет. Усадьбу ещё сможем, а дальше…. Надо Спиридона извести, чтобы духу не осталось, а вот как? Ежели бы в Лавке мы были, там может и нашли бы ответ, а так…
- Ладно, ты не хмурься, сладим и с этим. Я вот что думаю, раз такие дела… Ночью сегодня поставим обережницу на усадьбу, чтобы нам самим там было спокойно, да и за домашних душа не беспокоилась. А после за Листвянку отправимся, может нас приветят да совет дадут, нам теперь он будет кстати. Да и Лариона повидаем, чую я – там он.
Ермил кивнул, и пошли они снежным полем к усадьбе Рукавишниковых, там уже их Варвара к обеду ждала, да и Анфиса Дмитриевна то и дело в окно поглядывала, Николай должен приехать, а всё нету, да тут ещё и Куприян в село ушёл, и запропал…
Беспокойство и страх тронули души, хоть и не так это чуялось в усадьбе, наполненной любовью и заботой друг о друге. Да слухи нехорошие по селу ходили, как тут не обеспокоиться, чай все люди…
- Ох, ну вот и вы, - вздохнула Маруся, - Анфиса Дмитриевна уж хотела Авдея послать, вас искать. Люди разное теперь бают, да и мороз вон какой… Николай запаздывает, к обеду ждали, да видать путь нелёгкий выдался.
Куприян пошёл к матушке, успокоить, а Ермил пока у сарая осину сложил, и всё, что им ночью понадобиться, приготовил. Вечереющее небо было ясным, и это хорошо, месяц молодой – им в таком деле помощник! Семикружница на новую луну самая сильная получается!
- Дед Касьян, - прошептал Ермил, на тот манер, как Куприян звал тогда Морозного-то Хозяина, - Ты не серчай, нам подсоби. Да путников пропусти, ждут их, сердце материнское пожалей.
Не прошло и часа, как зазвучали колокольцы, и повозка Николая Рукавишникова въехала в ворота усадьбы. Ну, теперь уж и вовсе хорошо, все дома!
Николай обрадовался, что и Куприяна у родителей застал, столько не виделись! За стол собрали всех, разговоры пошли, у кого да что.
После, с устатку, быстро домашние улеглись, и только Куприян с Ермилом силились не заснуть, дело своё им сегодня надо справить.
Когда стихло всё, и только чуть потрескивал за окнами мороз, вышли они на двор, залитый светом хрустального месяца. Один за одним ложились обережные круги, вставала вокруг усадьбы семикружница, всё у Куприяна ладилось…
Да вот только снова там, за оградой, на холме у реки горели светом окна старой Спиридоновой мельницы, и нёсся над лугом его заливистый хохот, дескать, зря стараетесь, не взять вам меня…
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.
© Алёна Берндт. 2025