Кухонный таймер издал резкий звук, заставив Марину вздрогнуть. Она отложила нож, которым нарезала овощи для рагу, и устало потерла виски. За окном сгущались сумерки раннего осеннего вечера. В последнее время хмурое настроение царило не только на улице, но и в её душе.
Олег должен был вернуться с работы с минуты на минуту. Марина окинула взглядом их крошечную съемную квартиру. Обои в углу отклеились еще при прошлых жильцах, старый линолеум пошел волнами, а краем уха она постоянно слышала, как за стеной ругаются соседи. Но все это было временно. Эта мысль грела её последние три года. Они с Олегом откладывали каждую копейку, экономили на отпуске, на новой одежде, даже на еде, чтобы наконец-то купить свое жилье. Мечта о просторной двухкомнатной квартире в новостройке была уже так близко, что, казалось, можно протянуть руку и коснуться шершавых бетонных стен будущего дома.
Дверной замок щелкнул, и в прихожую ввалился Олег. Он выглядел вымотанным, но глаза его блестели каким-то лихорадочным, неестественным огнем.
— Мариш, ты дома? У меня новости! — крикнул он, стягивая мокрые ботинки.
Марина вытерла руки о полотенце и вышла встречать мужа.
— Что случилось? Премию дали?
— Лучше! Мама звонила. Она нашла вариант. Просто сказочный вариант, Мариш! Знакомая её подруги срочно продает квартиру. Там ремонт нужен, конечно, но цена... Ты не поверишь, почти на тридцать процентов ниже рынка! Ей срочно деньги нужны, уезжает за границу.
Марина почувствовала, как внутри шевельнулся червячок сомнения. Галина Петровна, мама Олега, была женщиной деятельной, шумной и, как она сама любила говорить, «пробивной». Однако её участие в их семейных делах часто заканчивалось непредсказуемо.
— Олег, но мы же хотели брать ипотеку в том комплексе у парка. Мы уже документы почти собрали, — осторожно начала Марина.
— Да какая ипотека с такими процентами! — отмахнулся муж, проходя на кухню и хватая со стола кусок хлеба. — Тут мы почти без долгов обойдемся. Ну, займем немного у ребят на работе, кредит небольшой возьмем на ремонт. Зато своё! И район хороший, зеленый. Мама говорит, упускать нельзя. Только решать надо быстро, до завтра.
— А документы? Юристы? Нельзя же так, сломя голову...
— Мама всё проверила! — уверенно перебил Олег. — Ты же её знаешь, она грамотная, опытная. Её на мякине не проведешь. Она уже и с риелтором договорилась своим. Только есть один нюанс.
Олег замялся, кроша хлеб на стол. Марина напряглась.
— Какой нюанс?
— Мама предложила добавить нам денег. У неё накопления есть, почти треть от стоимости. Говорит, поможет, но тогда квартиру нужно оформить на неё — как на того, кто вкладывает самую большую долю. А потом, через год-полтора, она оформит дарственную на нас. Говорит, так безопаснее для неё, чтобы мы её не обманули.
Марина опустилась на табурет. Ноги вдруг стали ватными.
— Нет. Олег, нет. Мы три года копили. Мы можем взять ипотеку на недостающую сумму. Оформлять на маму? При всём уважении, это неправильно. Это риск.
— Мариш, ну ты чего начинаешь? — Олег нахмурился, в его голосе появились обиженные нотки. — Это же мама. Она нам добра желает. Она реально даёт нам почти миллион! Без неё мы эту квартиру не потянем. А проценты по ипотеке съедят все наши деньги. Говорит, так мы налоговый вычет через неё получим больше, у неё статус пенсионера, там льготы какие-то по налогу на имущество. А потом, через годик, дарственную напишет. Зато сейчас мы сэкономим кучу времени и нервов. Ты мне не веришь? Или маме моей не веришь?
Марина сжала кулаки под столом. Внутренний голос кричал ей: «Не соглашайся! Это ловушка!» Но как объяснить это мужу, не выглядя параноиком? Как отказаться от денег, которые действительно решат все их проблемы? Как сказать «нет», когда Олег смотрит на неё с такой надеждой?
— Олег, а если написать договор? Что мы вложили свои деньги, и квартира фактически наша?
— Мама обидится. Она помогает от души, а мы ей как будто не доверяем. Да и зачем бумажки между родными людьми?
Разговор затянулся далеко за полночь. Были и слезы, и аргументы, и звонки самой Галине Петровне, которая сладким голосом убеждала невестку, что всё это делается исключительно ради блага «молодых». В итоге Марина сдалась. Сдалась под напором мужа, боясь показаться меркантильной и недоверчивой, боясь испортить отношения в семье, которая казалась ей крепкой. Но про себя она решила: сохранит все чеки, все квитанции о переводах. На всякий случай.
Сделка прошла стремительно. Квартира действительно оказалась неплохой, хоть и требовала серьезного ремонта. Галина Петровна внесла свою долю — почти миллион рублей, Марина и Олег добавили свои накопления, взяли небольшой кредит. Начался ремонт. Это было время, когда они с Олегом сплотились еще сильнее. Денег на бригаду не было, всё делали сами. Олег по вечерам и выходным штробил стены, менял проводку, Марина училась шпаклевать и клеить обои. Галина Петровна тоже появлялась на объекте — ходила по комнатам, властно указывая, где лучше поставить шкаф, а какой цвет плитки выбрать для ванной. Марина молча кивала, стараясь не раздражаться. «Квартира ведь на ней, она вложила деньги, имеет право голоса», — успокаивала она себя, хотя внутри всё протестовало.
Прошел год. Квартира преобразилась. Светлые стены, новая мебель, уют, созданный руками Марины, — всё это радовало глаз. Они наконец-то переехали. Жизнь, казалось, налаживалась. Олег заговорил о ребенке, Марина расцвела. Она даже забеременела — тест показал две полоски в конце осени. Радость была огромной. Тема переоформления документов поднималась пару раз, но Галина Петровна каждый раз находила причины отложить: то она приболела, то на даче сезон закаток, то «давайте после Нового года, чтобы с налогами не путаться». Олег не настаивал, ему было неудобно давить на мать, а Марина не хотела быть той самой «злой женой», которая настраивает сына против родительницы. К тому же, беременность делала её мягче, сентиментальнее.
Тучи сгустились незаметно. Сначала Галина Петровна стала приходить чаще. У неё появились свои ключи — Олег дал дубликат «на всякий случай, вдруг трубу прорвет, а мы на работе». Свекровь могла прийти без звонка, когда никого не было дома, переставить кастрюли на кухне или полить цветы так, что вода стояла в поддонах болотом.
— Мам, зачем ты трогала мои вещи в шкафу? — как-то не выдержал Олег, когда обнаружил свои свитера переложенными по цветам.
— Я просто порядок навела, сынок. У Мариночки времени, видимо, не хватает, работает много, — с фальшивым сочувствием ответила мать, поджимая губы. — В доме должна быть хозяйская рука.
Слово «хозяйская» резануло слух, но тогда они не придали этому значения.
Гром грянул в обычный вторник, когда Марина была на шестом месяце беременности. Олег вернулся с работы раньше обычного — отпустили из-за аварии на подстанции. Открыв дверь своим ключом, он услышал голоса в гостиной. Говорила его мать.
— ...ну вот посмотри, Витенька, комната светлая, здесь диван поставишь. Кухня большая, друзей приводить не стыдно. Ремонт, видишь, хороший сделали, качественный. Я следила.
Олег замер в коридоре. Витенька? Это был его младший брат, любимчик матери. Виктор был полной противоположностью Олега: ветреный, не желающий работать, вечно попадающий в истории с долгами и микрозаймами. Последний раз Олег видел его полгода назад, когда тот клянчил деньги на закрытие очередного кредита.
— Мам, ну нормально, — лениво тянул Виктор. — А Олег че? Он же тут живет вроде.
— Ой, да что Олег! — голос матери стал жестче. — Он мужчина рукастый, зарабатывает хорошо. Они с Мариной молодые, еще себе заработают. А у тебя, сынок, ситуация сложная. Тебе нужно где-то перекантоваться, пока с долгами не разберешься. Не на улице же тебе жить. А эту квартиру я на себя оформляла, я деньги свои вложила, так что имею полное право распоряжаться.
Олег почувствовал, как пол уходит из-под ног. Кровь ударила в голову, в ушах зашумело. Он шагнул в комнату.
Галина Петровна и Виктор сидели на том самом диване, который Олег с Мариной выбирали три недели, споря о цвете обивки. Увидев старшего сына, мать даже не смутилась, лишь слегка поправила прическу.
— О, а ты чего так рано? — спросил Виктор, жуя яблоко из вазы на столе.
— Мама, что здесь происходит? — голос Олега дрожал от еле сдерживаемой ярости. — О чем ты говоришь? Какое «перекантоваться»? Это наша квартира! Мы её купили!
Галина Петровна встала, разглаживая складки на юбке. В её позе появилась та самая боевая готовность, которую Олег знал с детства.
— Не кричи, пожалуйста. Соседей напугаешь, — спокойно произнесла она. — Квартира, Олежек, юридически моя. Я вложила больше всех, и она оформлена на меня.
— Но деньги! Наши деньги! Мы три года копили! Я в этот ремонт душу вложил, каждый гвоздь своими руками забил!
— Деньги — дело наживное. А брат у тебя в беде. Его коллекторы ищут, ему прописка нужна нормальная и место жительства, чтобы на работу устроиться. Вы с Мариной можете и на съемную вернуться, вам не привыкать. А Вите нужна помощь. Кто ему поможет, если не родная мать? Ты же, эгоист, брата знать не хочешь.
— Эгоист?! — Олег задохнулся от возмущения. — Я пахал три года без выходных! Я тебе поверил! Ты обещала дарственную!
— Обстоятельства изменились, — холодно отрезала Галина Петровна. — Вите нужнее. И вообще, ведешь себя как истеричка. Тебе должно быть стыдно. Родной брат в опасности, а ты за квадратные метры трясешься. Жадность, Олег, это страшный грех.
— Жадность? — Олег горько усмехнулся. — Это ты мне про жадность говоришь? Ты нас обокрала! Ты воспользовалась моим доверием, чтобы обеспечить своего великовозрастного оболтуса жильем за наш счет!
Виктор, наблюдавший за сценой с ухмылкой, вмешался:
— Слышь, братан, ты на мать-то не бочки кати. Она дело говорит. Вам вдвоем много места не надо, а я, может, жениться соберусь скоро.
Олег посмотрел на брата, на его наглое, сытое лицо, потом на мать, в глазах которой не было ни капли раскаяния, только холодный расчет и уверенность в своей правоте. В этот момент что-то внутри него оборвалось. Та ниточка, что связывала его с детством, с верой в святость материнской любви, лопнула с оглушительным звоном.
Дверь квартиры открылась, вошла Марина. Она сразу поняла, что происходит что-то страшное — по багровому лицу мужа, по напряженной позе свекрови. Её рука инстинктивно легла на округлившийся живот.
— Что случилось? — тихо спросила она, ставя сумки на пол.
— Марина, нам нужно уходить, — глухо сказал Олег, не глядя на жену.
— В смысле? Куда?
— Отсюда. Моя мама решила, что мы здесь больше не живем. Здесь будет жить Витенька.
Марина перевела взгляд на свекровь. В её глазах плеснулись слезы, но она быстро взяла себя в руки. Она не закричала, не упала в истерику. Вместо этого она медленно подошла к Галине Петровне и посмотрела ей прямо в глаза.
— Значит, вы это планировали с самого начала, — тихо сказала Марина. — Вы нарочно предложили деньги, чтобы завладеть квартирой. Вы использовали нас. Использовали наш труд, наши мечты, наши деньги.
Галина Петровна вздернула подбородок:
— Не надо делать из меня монстра, Марина. Жизнь сложная штука. Вите сейчас нужнее. Я вам дам время... неделю, чтобы найти жилье. Я же не зверь какой-то, на улицу сегодня не выгоню. Тем более, ты беременная.
— Неделю? — переспросила Марина, и в её голосе прозвучала сталь. — Знаете что, Галина Петровна? Мы уйдем прямо сейчас. Мне не нужна неделя в доме, который отравлен вашей подлостью.
Она повернулась к мужу:
— Олег, я соберу вещи. Только самое необходимое. Остальное пусть остается здесь. Мне противно брать что-либо из этого места.
Олег смотрел на жену с благоговением. Беременная, преданная, лишенная крыши над головой — и при этом она держится с таким достоинством, на которое он сам не был способен.
— У меня есть все чеки, — твердо сказала Марина, глядя на свекровь. — Все переводы, все квитанции на материалы. Мы обратимся в суд.
Галина Петровна усмехнулась:
— Обращайтесь. Квартира оформлена на меня. Докажи, что это не мои деньги, а ваши. Кто поверит, что пенсионерка обманула бедных молодых? Я скажу, что вы у меня жили, я вас содержала, а вы теперь неблагодарные.
Олег метнулся к ней:
— Мама, опомнись! У Марины ребенок! Твой внук! Или внучка! Ты выгоняешь на улицу беременную женщину ради этого... — он ткнул пальцем в сторону Виктора, — ради этого паразита?
— Не смей так говорить о брате! — взвизгнула Галина Петровна.
— Ты не просто квартиру забрала, — Олег говорил медленно, отчеканивая каждое слово. — Ты сына потеряла. Обоих сыновей, по сути. Потому что одного ты предала, а второго превратила в паразита, который никогда тебе спасибо не скажет. Он тебя сожрет, мама. И останешься ты одна в этой квартире, за которую заплатила отношениями со мной.
— Не смей так говорить! — взвизгнула Галина Петровна. — Я мать! Я жизнь тебе дала!
— И ты же её мне сейчас сломала. Наслаждайся ремонтом, мама. Надеюсь, тебе будет уютно сидеть на этом диване и знать, что ты купила его ценой внука, которого никогда не увидишь.
Они собирались быстро и молча. Марина складывала в сумки только одежду и документы. Олег вынес из кладовки коробку, где хранились все чеки и квитанции — Марина настояла на их сохранении. Технику, мебель, посуду — всё оставили. Галина Петровна стояла в коридоре, скрестив руки на груди, и молчала. Виктор развалился на диване, уткнувшись в телефон.
Через час они вышли на улицу с тремя сумками и коробкой документов. Вечерний воздух был прохладным и свежим. Марина глубоко вдохнула.
— Знаешь, — тихо сказала она, беря мужа за руку, — я всё равно рада, что мы ушли. Лучше остаться без квартиры, чем потерять себя.
Первое время было адом. Неделю ночевали у друзей Олега, потом срочно искали съемное жилье. С беременной женщиной мало кто хотел связываться. Нашли маленькую квартирку на окраине — дорого, неудобно, но хоть что-то. Олег работал на износ, брал любые подработки. Марина, уйдя в декрет, подрабатывала удаленно, когда была возможность.
Параллельно они пытались судиться. Нашли юриста, который взялся за их дело. Собрали все доказательства: чеки на стройматериалы, выписки со счетов, свидетельские показания друзей, которые знали об их накоплениях. Но процесс шел медленно, требовал денег на экспертизы, на адвокатов.
— Даже если мы выиграем, — устало сказал юрист на одной из консультаций, — это займет год, может, два. И результат не гарантирован. Квартира оформлена на мать, она вложила существенную сумму. Суд может признать за вами право на долю, но не на всю квартиру.
Через три месяца после выселения родилась дочка. Маленькая, кричащая, прекрасная. Они назвали её Верой. В тот день, сидя в больничной палате и глядя на крошечное личико дочери, Олег принял решение.
— Хватит, — сказал он Марине. — Хватит тратить силы на эту войну. Мы не выиграем, а даже если выиграем — мне не нужна квартира, пропитанная ненавистью. Давай просто отпустим. Начнем сначала.
Марина посмотрела на него долгим взглядом, потом кивнула.
— Ты прав. У нас есть друг друга. У нас есть Вера. Остальное — наживем.
Прошло два года. Два трудных, выматывающих года. Они жили в съемной квартире, копили заново. Олег получил повышение, Марина вернулась на работу, когда дочке исполнился год. Копили медленнее, чем в первый раз — теперь был ребенок, расходы выросли. Но копили.
И вот наконец они подписали договор на маленькую студию в новостройке на окраине. Ипотека на двадцать лет, но квартира оформлена на них обоих. Никаких «помощников», никаких сомнительных схем. Всё чисто, всё законно. Студия была крошечной — едва ли больше той съемной однушки, с которой когда-то началась их история. Но она была их.
О матери Олег ничего не хотел знать. Он заблокировал её номер, не общался с общими знакомыми, которые пытались «примирить родную кровь». Галина Петровна пыталась выйти на связь через соседей, через дальних родственников. Присылала сообщения с чужих номеров, умоляла о встрече, писала, что хочет увидеть внучку. Олег удалял всё, не читая.
Но слухи доходили. Город тесный.
Однажды он встретил бывшую соседку по тому дому, тетю Валю. Она его узнала, схватила за рукав у метро.
— Олежек! Господи, как ты изменился! А мы-то думаем, куда ты пропал.
Олег хотел вырваться и уйти, но что-то его удержало. Любопытство. Или просто усталость.
— Как там... в квартире? — спросил он вопреки своему желанию.
Тетя Валя махнула рукой.
— Ой, беда там, Олежек. Брат твой, Витька, совсем распоясался. Пьянки, гулянки каждый день. Музыку врубают так, что стены трясутся. Участковый у них живет практически. Галина Петровна ходит чернее тучи, постарела лет на десять. Витька-то работать так и не пошел, живет на её пенсию, да еще и требует постоянно. А недавно, говорят, он кредит взял под залог этой квартиры... В какую-то аферу влез. Теперь к ним не только полиция, но и какие-то типы страшные ходят. Галина плачет, всем жалуется, что старший сын её бросил. Говорит: «Вот был бы Олег, он бы порядок навел». Может, зайдешь? Она же мать все-таки!
Олег слушал это и чувствовал странную пустоту. Не злорадство, не жалость. Просто усталость от всей этой истории.
— Знаете, тетя Валя, — медленно сказал он, — та женщина перестала быть моей матерью в тот день, когда выгнала мою беременную жену на улицу ради младшего сына. Она сделала свой выбор. Теперь пусть живет с ним. Передавайте... здоровья.
Он развернулся и пошел к турникетам. Тетя Валя что-то кричала ему вслед, но он не слушал. Он шел домой, в их крошечную студию, где его ждали Марина и Вера. Где пахло детской присыпкой и супом на плите. Где на подоконнике стоял кривоватый цветок в горшке, который они с дочкой посадили на прошлой неделе.
Вечером, когда Вера уснула, они с Мариной сидели на кухне и пили чай. Студия была такой маленькой, что кухня, спальня и гостиная фактически были одной комнатой. Но в ней было тепло.
— Встретил сегодня соседку из того дома, — негромко сказал Олег. — Рассказывала про маму и Витьку.
Марина молча накрыла его руку своей.
— И что ты почувствовал?
— Ничего, — честно ответил он. — Я понял, что та квартира, тот ремонт, все эти годы обид... Это была плата за урок. Дорогой урок, но необходимый. Я научился различать, где настоящая семья, а где просто биологическое родство.
Марина улыбнулась:
— Знаешь, я иногда представляю, как бы мы жили, если бы она не выгнала нас. Мы бы ходили по той просторной квартире, а она бы приходила без звонка, командовала, указывала. Витька бы клянчил деньги. Ты бы разрывался между мной и ей. Это был бы постоянный ад.
— А теперь у нас есть двадцать восемь квадратных метров рая, — усмехнулся Олег.
— И дочка, которую её бабушка никогда не увидит. Это её потеря, не наша.
Они сидели молча, держась за руки. За стеной плакал чужой ребенок, снизу доносилась музыка, на улице лаяла собака. Их студия на окраине была далека от идеала. Но она была их. Честно заработанной, без компромиссов, без долгов перед теми, кто может в любой момент предъявить счет.
Олег встал и подошел к детской кроватке, где спала Вера. Он осторожно поправил одеяло, и дочка сопела во сне, сжимая кулачки.
— Знаешь, что я ей скажу, когда она вырастет? — тихо спросил он, не оборачиваясь.
— Что?
— Что самые страшные удары наносят не враги, а те, кому мы доверяем. И что настоящее богатство — это не квадратные метры, а люди, которые не предадут. Даже когда будет трудно.
Марина подошла к нему, обняла со спины.
— И что мы справились.
— И что мы справились, — эхом повторил Олег.
А где-то на другом конце города, в квартире с хорошим ремонтом, сидела пожилая женщина и смотрела на фотографию внучки, которую ей прислала настойчивая соседка. Маленькая девочка смеялась на руках у отца. Галина Петровна провела пальцем по экрану телефона, пытаясь разглядеть черты лица. На кого похожа? На Олега? На Марину?
За стеной грохнула музыка, послышался пьяный смех Виктора и чьи-то чужие голоса. Опять гости. Опять грязь на полу, окурки, пустые бутылки.
Галина Петровна выключила телефон и медленно поднялась. Нужно было идти и снова просить сына сделать тише. Снова терпеть его грубость, его требования денег, его полное безразличие.
Квартира была большой. Ремонт был хорошим.
Но в ней было так пусто и так холодно, что никакие батареи не могли согреть эту ледяную тоску.
Она посмотрела на диван, который когда-то выбирали Олег и Марина. На шторы, которые Марина три дня подшивала вручную. На люстру, которую Олег повесил, стоя на шаткой стремянке.
«Что же я наделала», — подумала она. Но было слишком поздно.
А в маленькой студии на окраине трое людей спали спокойным сном. Они проиграли битву за квартиру, но выиграли войну за свою душу. И это было дороже любых квадратных метров.