Дзеновский Библиотекарь - Артур Васильев

За окном гудел сухой, порывистый ветер, гонял по асфальту пыль и прошлогодние листья, хотя на календаре уже была середина ноября. Погода стояла нервная, дерганая, под стать тому, что творилось в нашей квартире. В воздухе висел тяжелый запах валерьянки, смешанный с ароматом дорогих духов, от которых у меня всегда начинало першить в горле. Я сидела в своем старом кресле, укрытая пледом, и старалась быть незаметной. Ноги сегодня болели особенно сильно, словно чувствовали, что привычный уклад жизни рушится...

Тяжелая, свинцовая усталость навалилась на плечи еще в обед, но Лена продолжала крутиться по кухне, словно заведенная. Девятый месяц — это не болезнь, как любила повторять ее свекровь, Галина Петровна, поджимая тонкие, бесцветные губы во время своих еженедельных ревизий. Это особое состояние, при котором женщина обязана цвести, пахнуть сдобой и содержать дом в такой стерильной чистоте, чтобы в нем можно было проводить операции на открытом сердце. Лена остановилась, прислушиваясь к ощущениям внутри...

Автобус, натужно гудя старым мотором, полз сквозь плотное, дрожащее марево июльского полдня. Кондиционер в салоне давно сдался, и из открытых форточек врывался не свежий ветерок, а горячий, пахнущий пылью и плавящимся асфальтом воздух. Я прижалась виском к теплому стеклу, чувствуя, как по спине стекает липкая струйка пота. На коленях у меня лежала сумка — не чемодан, а именно дорожная сумка, в которую я побросала только самое необходимое: белье, легкие платья, паспорт и пухлый конверт с деньгами...

Стрелки старых настенных часов, висевших на кухне, показывали половину одиннадцатого вечера. Елена провела тряпкой по клеенке, стирая несуществующие крошки, и тяжело вздохнула. В открытую форточку не проникало ни малейшего ветерка, июльская ночь стояла душная, липкая, наполненная стрекотанием цикад и шумом редких машин. На плите остывала огромная, на пять литров, кастрюля борща, сваренная впрок, а в холодильнике уже не было места из-за контейнеров с котлетами и гарниром. — Лен, ну ты чего замерла? — на кухню заглянул Сергей...

В комнате стоял тяжёлый, застоявшийся воздух — смесь камфоры, спирта и едва уловимого запаха тревоги, который всегда поселяется в домах, где живут тяжелобольные. Лена поправила одеяло, стараясь не задеть трубки. Олег лежал неподвижно, глядя в одну точку на потолке. Его лицо, некогда загорелое и живое, теперь напоминало восковую маску: заострившиеся скулы, запавшие глаза, сероватый оттенок кожи. Монитор у изголовья тихо и ритмично попискивал, отмеряя удары сердца. Этот звук стал для Лены единственной музыкой за последние два месяца...

В квартире пахло лекарствами и той особой, пыльной духотой, которая появляется, когда в доме живут люди разных поколений, не умеющие найти общий язык. Настенные часы на кухне громко отсчитывали секунды, и каждый щелчок отдавался в голове Олега тупой, монотонной болью. Он сидел за столом, глядя в пустую чашку, на дне которой расплывалось темное чайное пятно, похожее на кляксу. За окном стояла сухая, морозная осень. Ветер гонял по асфальту сухие листья, поднимая пыль, и ни намека на спасительную влагу или снег — только серый бетон и пронизывающий холод...

Ветер за окном выл, словно голодный зверь, бросая горсти сухих листьев в стекло и дребезжа жестяным отливом. Погода стояла неуютная, пронизывающая, какая бывает только в конце ноября, когда снег еще не лег, а земля уже промерзла до звона. Но на кухне у Лидии было тепло и пахло ванилью. На столе возвышался «Наполеон» — настоящий, домашний, с двадцатью тончайшими коржами, пропитанными заварным кремом. Лидия потратила на него половину вчерашнего дня, раскатывая тесто до прозрачности. Она аккуратно отрезала большой кусок и положила его на блюдце перед сестрой...

В выписной комнате пахло лилиями и хлоркой. Этот приторный, удушливый запах Екатерина запомнила на всю жизнь. Она поправляла кружевной уголок конверта, в котором сопела дочь, и пыталась унять дрожь в коленях. Не от радости — от странного предчувствия. Внизу их ждали. Игорь прислал сообщение: «Мы поднялись». Почему «мы»? Они ведь договаривались, что он приедет один, без пышных церемоний. Дверь распахнулась. На пороге стоял Игорь с букетом роз, а рядом, монументальная, как ледокол, возвышалась Галина Петровна в своей неизменной норковой шубе...

Мороз в тот вечер стоял такой, что воздух казался густым и колючим. Яркое, холодное солнце уже скатилось за крыши многоэтажек, оставив после себя багровый, тревожный след на горизонте. Инна шла по тротуару, стараясь дышать через раз, чтобы ледяной воздух не обжигал легкие. Тонкое пальто, купленное еще в «прошлой» жизни, давно не грело, а подошвы сапог, которые она в третий раз относила в ремонт, безнадежно промерзли. В руках были тяжелые пакеты. Сегодня удалось купить курицу по акции и пару килограммов яблок — младшему, Ванюшке, очень хотелось витаминов...

Лена сидела на кухне, обхватив ладонями любимую большую кружку с давно остывшим чаем, и смотрела в темное окно. За стеклом, в свете уличных фонарей, кружили редкие снежинки — предвестники долгой зимы. Пятница. Конец тяжелой недели, выжавшей из нее все силы до последней капли. Квартальный отчет был сдан, цифры наконец-то сошлись, и теперь единственным желанием было принять горячую ванну, смыть с себя напряжение офисных будней и лечь спать пораньше. В зеркальном отражении окна она видела свое лицо: усталое, с тенями под глазами, которые уже не скрывал никакой консилер...

В духовке томилось мясо по-французски. Аромат сыра, лука и специй, который обычно вызывал аппетит и предвкушение уютного вечера, сегодня почему-то раздражал. Елена в третий раз протерла и без того идеально чистое зеркало в прихожей, поправила выбившуюся прядь волос и снова посмотрела на часы. Половина девятого. Олег никогда так не задерживался без предупреждения. Телефон абонента был выключен уже час. В голове, как назойливые мухи, кружили тревожные мысли: авария? Проверки на работе? Сердечный приступ? Ему ведь уже сорок два, работа нервная, в строительном бизнесе по-другому не бывает...

Духота в квартире стояла невыносимая. Казалось, воздух перед грозой можно резать ножом, таким плотным он был от напряжения. Чай в кружках давно остыл, покрывшись неприятной мутной плёнкой, но ни Сергей, ни Лена к нему не притронулись. В тесной двушке, доставшейся Лене от отца, всегда не хватало места, но сегодня вечером стены, казалось, сдвинулись вплотную. Нина Петровна, мама Лены, сидела в своей маленькой комнате. Оттуда не доносилось ни звука, даже скрипа старого дивана, но Сергей чувствовал её присутствие каждой клеткой...