Часть I. Бархатная удавка гостиной
Эльвира Павловна всегда считала себя женщиной тонкой душевной организации. Её квартира, расположенная в старом доме с высокими потолками и лепниной, напоминала музей, где экспонатами служили не столько вещи, сколько её собственные воспоминания о былом величии. Однако в последние три года этот музей превратился в коммунальную квартиру. Так, по крайней мере, казалось самой хозяйке.
Она сидела в глубоком бархатном кресле, нервно поглаживая подлокотник. Напротив, на диване, расположилась её дочь Зоя. Зоя была полной противоположностью брату: шумная, рыхлая, вечно требующая внимания и сочувствия.
— Мама, это просто невозможно, — ныла Зоя, отхлебывая чай из фарфоровой чашки. — Я хотела привезти близняшек на выходные, но куда? В ту каморку, где спит эта «ветеринарша»? Артём занял лучшую гостевую. Мы теперь как бедные родственники, должны ютиться на кухне, пока твоя невестка принимает ванну по часу!
Эльвира Павловна поджала губы. Её раздражение копилось давно. Когда Артём женился на Марине, Эльвира сама настояла, чтобы молодые жили у неё. «Зачем тратить деньги на съём? Квартира огромная, места всем хватит», — говорила она тогда. Ей казалось, что так будет правильно, а заодно получит благодарную слушательницу и помощницу в лице невестки.
Реальность оказалась иной. Марина, владелица ветеринарной клиники, уходила рано, приходила поздно, усталая, но всегда спокойная. Она не желала часами обсуждать сериалы или жаловаться на жизнь, что Эльвира Павловна расценивала как высокомерие.
— Вчера я пришла, а она сидит на кухне с ноутбуком, — продолжала накручивать мать Зоя. — Я говорю: «Марина, мне детей кормить надо, дай к плите подойти», а она смотрит на меня так, будто я пустое место, и говорит: «Зоя, я оплатила доставку еды для всех, не суетись». Представляешь? Унизила меня своей подачкой!
Книги автора на ЛитРес
Внутри Эльвиры Павловны закипала злость. Ей вспомнилось, как на прошлой неделе подруга, Лидия Сергеевна, язвительно заметила, что ремонт в прихожей давно не освежался. А ведь деньги на него должна была дать Марина, у неё же бизнес! Но невестка лишь заявила, сказав, что сейчас вкладывается в новое оборудование.
— Жадная, — прошипела Эльвира Павловна. — Жадная и неблагодарная. Живёт на всём готовом, в центре города, и ещё смеет смотреть на нас свысока.
— А Артём? — поддакнула Зоя. — Он же учитель, он мягкий. Мам, если ты не вмешаешься, она тебя в гроб загонит. У тебя давление вчера какое было?
— Сто сорок, — соврала Эльвира, хотя тонометр показывал норму.
— Вот! Она тебя доведёт! Гнать её надо. Пусть снимают, пусть ипотеку берут, но живут отдельно. А Артём пусть сам решает: или мать, или эта... кошатница.
В дверь позвонили. Это вернулся с работы Артём. Эльвира Павловна выпрямилась в кресле, придав лицу выражение трагической решимости.
Часть II. Коридор разбитых зеркал
Артём вошёл в квартиру, стряхивая капли осеннего дождя с плаща. Он выглядел уставшим. Работа в школе выматывала, но дома его ждал не покой, а натянутая струна напряжения, которая звенела всё громче с каждым днём.
Он не успел даже разуться, как мать возникла в проёме гостиной. За её плечом маячила торжествующая физиономия сестры.
— Нам надо поговорить, сын, — голос Эльвиры Павловны дрожал от наигранного драматизма. — Прямо сейчас.
В этот момент входная дверь снова открылась. Бесшумно вошла Марина. Она часто двигалась тихо, профессиональная привычка — не пугать животных. В руках у неё были пакеты с деликатесами, которые она покупала к ужину, зная любовь свекрови к дорогой рыбе.
Марина остановилась в тени вешалки, услышав голос свекрови, и замерла. Она не хотела подслушивать, но интонация Эльвиры Павловны пригвоздила её к месту.
— Я больше не могу это терпеть, Артём! — голос матери сорвался на крик. — Твоя жена ведёт себя так, словно она хозяйка в этом доме! Она не уважает меня, она презирает твою сестру!
— Мама, о чём ты? — Артём пытался говорить спокойно. — Марина оплачивает все счета, она покупает продукты...
— Не нужны мне её подачки! — взвизгнула Эльвира Павловна. — Она делает это, чтобы унизить нас! Чтобы показать, что мы нищие! Я требую, чтобы ты выкинул её из дома! Она меня чуть до инфаркта не довела своим ледяным спокойствием! Вчера она посмотрела на меня так, будто я её пациент, которого пора усыплять!
— Мама, перестань... — начал Артём.
— Нет, не перестану! — перебила она. — Или она убирается отсюда сегодня же, или я вызываю скорую, и моя смерть будет на твоей совести! Зоя подтвердит, как мне было плохо!
— Подтверждаю, — подала голос сестра. — Тёма, ты мужик или тряпка? Мать еле дышит из-за неё.
Марина, стоявшая в коридоре, вспомнила, сколько раз закрывала глаза на колкости, сколько денег вложила в комфорт этих людей, сколько раз лечила «блохастого принца» — шпица Зои — совершенно бесплатно.
Это было предательство. Чистое, незамутнённое.
Она вышла из тени. Лицо её было непроницаемым, как маска хирурга перед сложной операцией.
— Добрый вечер, — произнесла она ровным голосом.
Эльвира Павловна осеклась, но тут же, почувствовав поддержку дочери, вскинула подбородок.
— Ты всё слышала? Прекрасно.
Марина посмотрела на Артёма. В её глазах он увидел не мольбу о защите, а стальной блеск. Это был взгляд человека, который принял решение и больше не намерен отступать. Она не стала оправдываться, лишь слегка кивнула мужу, и в этом кивке содержался целый план боевых действий.
— Ты слышал мать, Артём? — спросила Марина, не сводя глаз с мужа. — Она требует, чтобы ты меня выкинул.
Артём посмотрел на перекошенное злобой лицо матери, на самодовольную ухмылку сестры, потом на жену.
— Слышал, — ответил он сухо. — Хорошо, мама. Я сделаю так, как ты хочешь.
Эльвира Павловна победно улыбнулась.
Часть III. Клиника «Вторая Жизнь»
Спустя час, пока Артём собирал вещи под пристальным надзором матери, Марина уехала в клинику.
Она сидела в своём кабинете, освещённом яркой лампой. На столе перед ней лежал блокнот. Она писала не список вещей, а список активов.
Ярость трансформировалась в чёткий план. Она не просто уйдёт. Она заберёт всё, что принадлежит ей. Свекровь привыкла к комфорту, который создавала Марина, но считала его само собой разумеющимся. Этим «семейным» паразитам казалось, что деньги берутся из тумбочки, а уют — из воздуха.
Дверь кабинета открылась, и вошёл Артём. Он не выглядел сломленным, скорее — решительным и злым.
— Я собрал свои книги, — сказал он, садясь напротив. — Мать думает, что я просто провожаю тебя. Она уже делит нашу комнату, планирует, как Зоя туда переедет с детьми.
— Артём, — Марина отложила ручку. — Ты понимаешь, что мы не просто съезжаем? Мы обрубаем концы. Я больше ни копейки не потрачу на эту квартиру.
— Понимаю, — кивнул он. — Я устал, Марин. Устал быть буфером. Она сегодня кричала... про инфаркт. А я ведь знаю, что она лжёт. Она здорова как бык. Это был спектакль.
— Спектакль окончен, — жестко сказала Марина. — Мы сыграем в её игру, но по моим правилам. Она хотела, чтобы ты меня «выкинул»? Ты это сделаешь. Публично. Громко. Чтобы она поверила в свою победу. Но мы заберём всё. Абсолютно всё, что купили за эти три года.
Артём удивленно поднял бровь.
— Всё? Даже шторы?
— Особенно шторы. Итальянский бархат, за который я платила. Новый холодильник. Стиральную машину с сушкой. Ортопедический матрас. Телевизор из гостиной. Мебельный гарнитур. Всё, Артём. Мы оставим только то, что было там до моего появления: продавленный диван и советскую стенку.
В глазах Артёма зажёгся злой огонек. Он тоже копил это годами. Неуважение к жене, потребительское отношение сестры, тиранию матери.
— Я закажу грузовую машину и грузчиков на завтра, на утро, — сказал он. — У меня есть пара крепких ребят из выпускного класса, которые подрабатывают мувингом, они помогут быстро.
— Отлично, — Марина улыбнулась, но улыбка эта была пугающей. — Пусть она насладится своим триумфом одну ночь. А завтра мы покажем ей, сколько стоит её «независимость».
Злость давала энергию. Марина знала, что свекровь и золовка ничего не понимают в документах и праве собственности. Они жили в иллюзиях. Пришло время разбить эти иллюзии кувалдой реальности.
Часть IV. Руины семейного гнезда
Утро началось с грохота.
Эльвира Павловна проснулась от звука передвигаемой мебели. Она вышла в коридор в халате, предвкушая, как увидит понурую Марину с чемоданчиком.
В квартире царил хаос. Двое дюжих парней выносили из гостиной огромный плазменный телевизор.
— Что происходит? — спросила свекровь. — Артём!
Артём вышел из комнаты, вытирая руки тряпкой. Лицо его было каменным.
— Ты просила выкинуть Марину из дома, мама. Я выполняю твою просьбу. Марина уезжает. И забирает свои вещи.
— Телевизор? Но мы же смотрим его! — возмутилась Эльвира Павловна.
— Это телевизор Марины. Чек на её имя, — отрезал Артём. — Ребята, диван тоже выносите.
— Диван?! — в коридоре появилась заспанная Зоя. — Вы с ума сошли? На чём я буду сидеть, когда приеду?
— На полу, Зоя, — спокойно ответила Марина, выходя из бывшей их спальни. В руках она несла стопку дорогих штор. Окно за её спиной сияло голой, неприглядной наготой. Комната мгновенно стала неуютной, чужой и гулкой.
Эльвира Павловна хватала ртом воздух.
— Выносите холодильник! — скомандовал Артём.
— Нет! Там продукты! — закричала мать.
— Продукты выложим на стол. Холодильник куплен Мариной полгода назад. Старый, «Саратов», стоит на балконе, можешь занести обратно, если он работает.
В течение часа квартира превращалась в пепелище. Исчезла микроволновка, кофемашина (гордость Эльвиры Павловны перед подругами), мягкий ковёр из персидской шерсти, даже дорогие смесители из ванной были демонтированы — Артём лично скрутил их, поставив обратно старые, ржавые краны, которые они хранили в кладовке «на всякий случай».
Это было не просто выселение. Это было потрошение. Квартира, лишённая лоска, который придавали ей деньги Марины, мгновенно постарела на двадцать лет. Обои казались грязными без правильного освещения (люстры тоже сняли), паркет скрипел без ковров.
— Артём, как ты можешь?! — кричала Эльвира Павловна, видя, как выносят её любимое ортопедическое кресло (подарок Марины на юбилей). — Ты оставляешь мать в руинах!
— Я оставляю тебя в твоей квартире, мама, — жестко сказал Артём. — Ты хотела жить одна? Живи. Ты хотела, чтобы здесь не было духа моей жены? Его здесь больше нет. Ни духа, ни вещей, ни денег.
— А ты? — прошептала мать, чувствуя, как страх ледяной рукой сжимает сердце.
— А я обещал тебе, что «выкину» её. Я ухожу с ней, чтобы проконтролировать, что она больше не вернётся, — Артём хмыкнул. Эта злая ирония прошла мимо сознания матери. — Я муж, мама. Я иду за своей женой. А ты оставайся с Зоей. Пусть она тебе покупает технику и продукты.
— Но у Зои нет денег! — вырвалось у Эльвиры Павловны.
— А вот это уже не наши проблемы, — Марина остановилась в дверях. Она выглядела великолепно: прямая спина, никакой жалости во взгляде. — Вы хотели избавиться от меня. Поздравляю, желание исполнено.
Дверь закрылась. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Эльвира Павловна и Зоя остались стоять посреди коридора, заваленного пакетами с размораживающимися продуктами из уехавшего холодильника.
Часть V. Пустота элитного уровня
Прошёл месяц.
Квартира Эльвиры Павловны погрузилась в тишину и полумрак. Лампочки в люстре перегорели, а заменить их было некому — Зоя говорила, что не достаёт, а вызывать электрика было дорого.
Эльвира Павловна сидела на старом, жестком стуле (кресла больше не было) и смотрела в окно. Тюль была старой, жёлтой, найденные на антресолях.
Ситуация оказалась катастрофической. Пенсии Эльвиры Павловны хватало только на оплату коммунальных услуг, которые, как выяснилось, были огромными. Раньше всё это платил Артём через онлайн-банк, и мать даже не знала сумм. Теперь каждая квитанция вызывала панику.
Зоя перестала приезжать через неделю.
— Мам, ну что у тебя делать? — заявила она по телефону. — Холодильник пустой, телек не работает, сидеть негде. И Артёма нет, чтобы денег подкинуть. Я лучше к свекрови поеду, там хоть кормят.
Подруги тоже исчезли. Раньше Эльвира Павловна заманивала их элитным чаем, дорогими конфетами и атмосферой благополучия. Теперь ей было стыдно пригласить кого-то в эту убогость.
Но самое страшное случилось сегодня.
Утром пришло письмо. Не просто счёт, а уведомление. Эльвира Павловна долго не могла понять смысл написанного казенным языком текста, но потом смысл дошел до неё, и ноги подкосились.
Она дрожащими руками набрала номер сына. Гудки шли долго.
— Да, — голос Артёма был бодрым, фоном слышался шум — похоже, аэропорт или вокзал.
— Тёма... — прошептала она. — Сынок, тут пришла бумага... Налог на имущество и какой-то долг за капитальный ремонт за пять лет. Огромная сумма! Они пишут, что подадут в суд!
— Ах, это, — голос Артёма был равнодушным. — Ну да. Квартира ведь в элитном доме, мама. Кадастровая стоимость высокая. Мы с Мариной платили всё это время. Я гасил долги, накопившиеся ещё до нашей свадьбы. Теперь мы не платим. Это твоя квартира, твоя собственность, твоя ответственность.
— Но у меня нет таких денег! — закричала она. — Тёма, помоги! Вернись! Я прощу Марину, пусть живёт!
— Простишь? — Артём рассмеялся, и от этого смеха Эльвире Павловне стало жутко. — Мама, ты ничего не поняла. Мы не вернемся. Мы купили дом. Большой, светлый дом за городом. А насчет долгов... Попроси Зою. Она же так хотела эту квартиру.
— Зоя не берёт трубку!
— Какая жаль. Ну, тогда продавай квартиру. Купишь однушку, долги закроешь. Зато будешь полновластной хозяйкой.
— Артём, как ты можешь?! — она перешла на крик. — Я твоя мать!
— Вот именно. Ты мать, которая хотела выгнать мою жену. Ты получила, что хотела: абсолютную власть на своей территории. Наслаждайся. Мне пора, у нас посадка на самолет. Мы летим в отпуск, Марина давно мечтала. Прощай, мам.
Связь оборвалась.
Эльвира Павловна опустила телефон. Она оглядела пустые стены, пятна на обоях, где раньше висели картины (которые, как оказалось, тоже принадлежали Марине). Тишина в квартире была не просто отсутствием звука — она была осязаемой, тяжелой, давящей на плечи.
Она вдруг поняла, что сама, своими руками, вырезала из своей жизни единственных людей, которым она была дорога или которые, по крайней мере, заботились о ней. Её спесь, жадность и желание властвовать оставили её королевой помойки.
Она подошла к зеркалу в прихожей — единственному предмету, который остался висеть, потому что был встроен в стену. Оттуда на неё смотрела не величественная дама, а испуганная, жалкая старуха в несвежем халате.
Неожиданно для самой себя Эльвира Павловна начала хохотать. Это был истеричный, злой смех. Она смеялась над своей глупостью, над предательством дочери, над "жестокостью" сына, который на самом деле просто позволил ей жить так, как она требовала.
В дверь позвонили. Сердце ёкнуло — неужели вернулись? Она бросилась открывать.
На пороге стояла соседка, вредная старуха снизу.
— Эльвира! У тебя что, трубы текут? У меня потолок мокрый!
Эльвира Павловна вспомнила про старые краны, которые поставил Артём. Сантехника не выдержала.
— У меня нет денег на ремонт... — прошептала она.
Она была одна. Совершенно одна. И винить было некого, кроме собственного отражения в зеркале.
Автор: Вика Трель ©
Рекомендуем Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»