Вечер за окном сгущался, превращаясь из серого сумеречного марева в густую чернильную тьму. Елена стояла у плиты, помешивая деревянной лопаткой рагу в глубокой сковороде. Ноги гудели так, словно к лодыжкам привязали по пудовой гире — сказывался годовой отчет на работе и бесконечные планерки, где начальство требовало невозможного. Ей хотелось только одного: упасть на диван, вытянуть ноги и хотя бы полчаса посидеть в тишине, тупо глядя в выключенный телевизор. Но инстинкт хранительницы очага, вбитый воспитанием, не позволял расслабиться, пока муж не будет накормлен.
Щелкнул замок входной двери. Елена встрепенулась, привычно поправила волосы, смахнула несуществующую пылинку с домашнего халата и крикнула в коридор:
— Сереж, ты? Мой руки, я уже накрываю!
В ответ донеслось лишь тяжелое сопение и звук падающих ключей на тумбочку. Сергей вошел на кухню, даже не переодевшись в домашнее. Вид у него был мрачный, брови сдвинуты к переносице, а взгляд блуждал по кухне, словно выискивая врагов.
— Устала сегодня, сил нет, — попыталась завязать разговор Лена, доставая тарелки. — Начальник совсем озверел, грозится всех премии лишить перед праздниками. Представляешь, Люську из бухгалтерии до слез довел…
Она говорила, чтобы заполнить тягостную тишину, накладывая в тарелку вчерашний борщ. Он настоялся, стал густым, рубиновым, с чесночным ароматом — именно таким, какой Сергей всегда нахваливал. На второе планировались разогретые котлеты с пюре.
Сергей сел за стол, грузно опершись локтями о столешницу. Он посмотрел в тарелку, потом на жену, потом снова в тарелку. Ложку он так и не взял.
— Что-то не так? — насторожилась Елена, уловив перемену в атмосфере. — Пересолила? Да вроде пробовала…
Муж медленно отодвинул от себя тарелку. Фарфор противно скрипнул по стеклу стола.
— Лен, ты издеваешься? — тихо, но с угрожающей вибрацией в голосе спросил он.
— В смысле? — она замерла с полотенцем в руках.
— В прямом. Это что?
— Борщ. Твой любимый. Вчера варила, он как раз настоялся, вкусный же…
Сергей резко встал, стул с грохотом отлетел назад.
— Вчера варила? Вчера?! — его голос сорвался на крик. — Я пашу как вол, приношу деньги в дом, а ты меня помоями кормишь? Я не собака, чтобы есть вчерашнее!
Елена отшатнулась, словно получила пощечину. Слова звенели в воздухе, абсурдные и жестокие.
— Сережа, ты чего? — прошептала она, не веря своим ушам. — Мы же всегда ели суп по два-три дня. Ты сам говорил, что на второй день вкуснее. Что случилось-то?
— Случилось то, что у меня открылись глаза! — он начал ходить по кухне, размахивая руками. — Я посмотрел, как живут нормальные люди. Как у Витьки жена встречает, как у мамы отец жил. А я? Прихожу в хлев, где меня кормят объедками!
Елена вспомнила, как последние пару месяцев Сергей все чаще задерживался после работы — то корпоратив, то встреча с одноклассниками, то с Витькой в баню. Возвращался задумчивый, сравнивал что-то про себя. Она списывала это на усталость, на возраст — сорок пять, кризис среднего возраста, бывает. А теперь все складывалось в картину.
— В какой хлев? — Елена обвела взглядом идеально чистую кухню. — Я тоже работаю, Сережа. До шести вечера, как и ты. И зарабатываю, между прочим, не меньше.
— Не смей прикрываться работой! — рявкнул он. — Ты женщина! Хранительница, так сказать, очага. Твоя прямая обязанность — обеспечить мужчине быт. А если ты не успеваешь, значит, плохо планируешь свое время. Или ленишься.
Он вылетел из кухни, хлопнув дверью так, что жалобно звякнули стаканы в серванте. Елена осталась стоять посреди комнаты, глядя на остывающий борщ. В груди разрастался холодный ком обиды. Пятнадцать лет они прожили вместе. Да, последние годы романтика выветрилась, заменившись бытом и усталостью. Да, они уже не смотрели друг на друга влюбленными глазами. Но она-то думала, что это нормально, что это и есть семья — надежность, привычка, взаимная поддержка. Бывали ссоры, бывало недопонимание, но вот так, на пустом месте, унизить из-за еды?
А ведь были хорошие времена. Она вспомнила, как они только съехались — Сергей готовил ей завтраки в постель, они вместе мыли посуду, хохоча над какой-нибудь ерундой. Когда это ушло? Когда он начал считать, что быт — это только ее территория?
Ночь прошла в тягостном молчании. Сергей спал, демонстративно отвернувшись к стене, и даже во сне умудрялся занимать большую часть кровати, оттесняя жену на самый край. Елена не спала почти до утра — голова раскалывалась, а в висках пульсировала тупая боль. Утром она надеялась, что муж остынет, извинится, скажет, что был не в духе, что проблемы на работе доконали.
Но, собираясь на работу, она заметила на кухонном столе листок бумаги. Сергей уже ушел — она слышала, как хлопнула входная дверь, когда сама еще была в ванной. Листок формата А4, похоже, напечатанный ночью или рано утром, лежал ровно посередине стола, придавленный солонкой. На нем жирным шрифтом красовался заголовок: «Обязательства жены для сохранения нормальной семьи».
Елена взяла листок дрожащими пальцами.
Питание. Еда должна быть только свежеприготовленной. Никаких разогревов, микроволновок и вчерашних супов. Ужин должен состоять из салата и горячего блюда.
Внешний вид мужа. Рубашки должны быть выглажены идеально, без заломов. Обувь почищена с вечера. Я лицо семьи, я не могу ходить мятым.
Атмосфера. Когда муж приходит с работы, дома должна быть тишина. Никаких сериалов, телефонных разговоров с подругами и жалоб на твою работу. Мне нужен отдых и позитив.
Порядок. В выходные — генеральная уборка. Пыль на шкафах, грязные окна или пятна на зеркале недопустимы. Квартира должна сиять.
Уважение. Слово мужа — закон. Споры и пререкания унижают мое достоинство.
Ниже была приписка: «Надеюсь на понимание. Иначе нам придется пересмотреть формат наших отношений».
Елена перечитала список трижды. Буквы плясали перед глазами. Первым порывом было скомкать эту бумажку и швырнуть ему в лицо. Рассмеяться, устроить скандал. Но где-то глубоко внутри зашевелился предательский червячок сомнения.
А вдруг он прав? Вдруг она действительно распустилась? Вон, Светка из соседнего отдела, всегда с укладкой, рассказывает, как мужу утку с яблоками запекает по вторникам. А она? Котлеты из полуфабрикатов, хвост на голове, вечные отчеты.
Но тут же всплыла другая мысль: а когда Сергей в последний раз дарил ей цветы просто так? Когда интересовался, как у нее дела, не для галочки, а по-настоящему? Когда помог по дому без напоминания?
Елена посмотрела на свое отражение в зеркале прихожей. Усталое лицо, первые морщинки в уголках глаз, которые раньше казались милыми, а теперь просто выдавали возраст. Сорок два года. Они познакомились, когда ей был двадцать один — она тогда работала администратором в спортклубе, а он приходил на тренировки. Красивый, уверенный, с букетом роз на третье свидание. Замуж вышла через год. И вот спустя два десятилетия — список обязательств.
Женская мудрость, или то, что Елена за нее приняла, подсказала: надо попробовать. Сохранить семью, сгладить углы. Пятнадцать лет — не кот чихнул. Может, это просто кризис. Переживем — станет лучше. Она сфотографировала список на телефон и отправилась на работу.
Весь день мысли возвращались к листку. В обеденный перерыв Елена зашла в крупный супермаркет, прикидывая, что купить на ужин. Свежую рыбу? Мясо для стейков? В корзину полетели продукты, а вместе с ними — последние крохи ее самоуважения, хотя она этого еще не понимала.
Вечером Елена летела домой, игнорируя боль в пояснице, которая начала ныть еще с обеда. Дома, даже не переодевшись, встала к плите. Готовила бефстроганов и сложный салат с руколой и креветками. Параллельно, зажав телефон плечом, отменяла встречу с сестрой, назначенную на субботу — по «списку» предстояла генеральная уборка.
Сергей пришел вовремя. Потянул носом воздух, удовлетворенно кивнул.
— Вот, другое дело. Пахнет домом.
Он ел молча, обстоятельно. Елена сидела напротив, не притрагиваясь к еде — аппетита не было от усталости. Она ждала похвалы. Ждала, что он скажет: «Прости за вчера, я был неправ».
— Неплохо, — наконец изрек он, отодвигая пустую тарелку. — Только мясо чуть жестковато. Надо было подольше протушить. И рубашку на завтра подготовь белую, у меня совещание.
Ни «спасибо», ни «было вкусно». Просто «неплохо». Елена проглотила комок в горле. «Ничего, привыкнет, оценит», — успокоила она себя.
Начался марафон. Елена вставала в пять тридцать, чтобы успеть погладить рубашку (с вечера сил уже не хватало) и приготовить мужу свежие сырники или омлет. Голова раскалывалась все чаще — таблетки помогали ненадолго. Потом бежала на работу, где клевала носом над документами. Коллеги начали спрашивать, все ли в порядке — она похудела, осунулась. Вечером — магазин, тяжелые сумки, плита, утюг. Спать ложилась за полночь, вставала на рассвете.
В субботу, вместо того чтобы погулять в парке или просто выспаться, она драила плитку в ванной, пока Сергей лежал на диване перед телевизором.
— Сереж, может, поможешь ковер выбить? — робко попросила она, проходя мимо с пылесосом.
— Лен, ты пункт четвертый читала? — лениво отозвался он, не отрывая взгляда от футбольного матча. — Выходные для отдыха. Я всю неделю работал головой, мне нужна перезагрузка. А быт — это твоя стихия, твое женское царство. Я же не лезу, когда ты... ну, не знаю, крестиком вышиваешь.
— Я не вышиваю крестиком, — тихо сказала Лена. — Я мою полы.
— Ну вот и мой. Не отвлекай.
Через месяц такой жизни Елена похудела на пять килограммов, но это была не здоровая стройность, а изможденная худоба. Под глазами залегли темные круги, которые не брал ни один консилер. Руки стали сухими и шершавыми от бесконечной возни с водой и чистящими средствами. Головные боли стали постоянными спутниками — она горстями глотала обезболивающие. По ночам не спалось, днем же валилась с ног.
Однажды вечером, когда она шинковала капусту для свежих щей (вчерашние Сергей демонстративно вылил в унитаз накануне), зазвонил телефон. На экране высветилось: «Тамара Петровна». Свекровь.
— Леночка, здравствуй, — голос свекрови был сладким, как переспелая патока. — Как у вас дела? Как Сереженька?
— Здравствуйте, Тамара Петровна. Нормально все. Сережа с работы пришел, отдыхает.
— Отдыхает, умница. Беречь мужчину надо. Я вот тут Сереже в прошлый его приезд говорила, недели три назад, помнишь, он к нам на выходные приезжал? Так вот, говорила ему, как важно, чтобы в доме был порядок. Вижу, он взялся за ум, требования стал выдвигать. Правильно. А то, знаешь ли, современные женщины совсем распустились. Хотят и рыбку съесть, и... ну ты понимаешь. Мы в свое время и на заводе работали, и стирали руками, и мужья у нас холеные ходили. А вы сейчас — машинка стирает, мультиварка варит, а вы все устали.
Елену словно током ударило. Так вот откуда ветер дует! Три недели назад. Как раз после той поездки Сергей и начал меняться — сначала мелкие придирки, потом тот скандал с борщом, потом список. «Взялся за ум», значит. Мамочка научила.
— Тамара Петровна, — Елена глубоко вдохнула, стараясь держать голос ровным. — Вы считаете правильным вмешиваться в чужую семью?
— Какую чужую? — свекровь сделала вид, что не понимает. — Сережа — мой сын, я за него отвечаю. И хочу, чтобы он был счастлив.
— А мое счастье вас не волнует?
— Леночка, ну что ты говоришь? Женское счастье — в семье, в доме, в муже довольном. Вот и создавай это счастье.
В горле встал ком. Елена понимала: спорить бесполезно. Тамара Петровна из того поколения женщин, которые терпели все — и алкоголизм мужей, и измены, и побои — потому что «так надо», потому что «семью нужно сохранять». Сама она всю жизнь прожила с мужем-деспотом, который пил, гулял и поднимал на нее руку. И теперь, видимо, решила, что сын должен быть таким же домашним тираном, а невестка — такой же покорной жертвой.
— Тамара Петровна, мне нужно идти. Ужин горит.
Елена нажала отбой и медленно опустила телефон на стол. Руки тряслись. Она посмотрела на недорезанную капусту. На часы — восемь вечера. На дверь в гостиную, откуда доносился смех мужа — он смотрел какое-то комедийное шоу.
Внезапно в глазах потемнело. Комната качнулась, пол ушел из-под ног. Елена попыталась ухватиться за столешницу, но пальцы соскользнули. Она осела на пол, больно ударившись бедром о ножку стола. Сердце колотилось где-то в горле, воздуха не хватало. Перед глазами поплыли черные пятна.
— Сережа... — позвала она, но голос вышел слабым, жалким.
Она полежала немного на прохладном кафеле, ожидая, что муж услышит шум падения. Но телевизор работал громко. Кое-как, цепляясь за мебель, она доползла до дивана на кухне и легла. Голова кружилась так, что казалось, будто она на карусели. Организм требовал остановки — месяц недосыпа, стресса и постоянного напряжения сделали свое дело.
Через двадцать минут дверь распахнулась.
— Лен, ну где ужин? Я уже есть хочу, сколько можно ждать? — Сергей вошел, почесывая живот.
Увидев жену, лежащую на диванчике, он не бросился к ней, не спросил, что случилось. Он скривился.
— Ну начинается. Опять спектакль? «Я так устала, у меня мигрень»? Лен, это уже не смешно. Пункт пятый помнишь? Никаких жалоб. Вставай, давай.
Елена открыла глаза. Пелена немного спала, и она увидела его лицо очень четко. Каждую пору, каждую морщинку, брезгливо поджатые губы. И в этот момент что-то внутри нее, натянутое как струна последний месяц, с громким звоном лопнуло.
Это была та самая точка невозврата, когда человек вдруг с абсолютной ясностью понимает: все. Достаточно. Хватит.
Она медленно села. Головокружение еще оставалось, но страха больше не было. Была только ледяная, кристальная ясность.
— Сережа, — сказала она. Голос был тихим, но твердым, как гранит. — Иди к черту.
— Что? — он опешил, вытаращив глаза. — Ты что сказала?
— Я сказала: иди к черту. Ты и твой список.
Она встала. Ноги еще дрожали, но она заставила себя выпрямиться во весь рост.
— Я больше не буду готовить тебе каждый день. Я не буду гладить твои рубашки. Я не буду слушать твои претензии. Я не прислуга, не робот и не собака. Я человек. И я тоже ем вчерашний суп, потому что ценю свое время и свой труд. А если тебя это не устраивает — ты знаешь, где выход.
Сергей побагровел.
— Да ты... да ты понимаешь, с кем говоришь? Кому ты еще нужна будешь в сорок два года? Разведенка! Да я завтра же найду себе молодую, которая будет мне ноги мыть и воду пить! А ты сгниешь тут одна со своими кошками!
— Вперед, — Елена спокойно указала на дверь. — Квартира эта моя. От бабушки досталась, ты это прекрасно знаешь. Твоя здесь только прописка. Вещи можешь собрать сейчас, а можешь завтра. Но спать ты будешь сегодня не здесь.
— Ты меня выгоняешь? — в его голосе прорезался испуг. Спесь начала спадать, как шелуха. — Лен, ты чего? Ну погорячился я, ну с кем не бывает. Мама просто накрутила... Давай поговорим нормально.
— Поздно, Сережа. Разговор окончен. Пункт третий твоего списка: когда я прихожу домой, должна быть тишина. Сейчас я хочу тишины. И чтобы тебя в ней не было.
Она прошла мимо него в спальню и закрыла дверь на замок. Слышала, как он еще что-то кричал, потом стучал, потом, видимо поняв, что она не выйдет, начал греметь ящиками в прихожей.
Через час хлопнула входная дверь.
Елена вышла из спальни. В квартире стояла звенящая тишина. На кухне на столе сиротливо лежала недорезанная капуста. Елена сгребла ее в мусорное ведро. Потом взяла тот самый листок со списком «обязательств», который все еще висел на холодильнике, прилепленный магнитом в виде сердечка. Медленно, с наслаждением разорвала его на мелкие клочки.
Затем достала телефон и набрала номер доставки.
— Здравствуйте, можно заказать пиццу? Да, большую. С четырьмя сырами. И колу. Нет, приборов не надо, я буду есть руками.
Впервые за месяц она спала, раскинувшись на кровати звездой. Ей никто не мешал, никто не храпел под ухом и не стягивал одеяло. Головная боль к утру прошла — впервые за много дней.
Прошла неделя. Сергей звонил — сначала с угрозами, потом с жалобами, потом с извинениями. Рассказывал, что у мамы жить невозможно, что там пахнет корвалолом и нафталином, и она не дает ему шагу ступить. Что он осознал, что он был дураком. Что ему не хватает ее борща и котлет. Что он готов извиниться.
Елена слушала, но внутри ничего не отзывалось. Ни жалости, ни любви, ни злости. Только огромное облегчение, будто она сняла тесный, натирающий ботинок, в котором ходила годами, сама того не замечая.
Она вспоминала хорошее — их первое свидание, его смех, совместные поездки на море. Но все это было так давно, что казалось историей про других людей. Последние годы брака она словно ходила по минному полю, угадывая, в каком настроении будет муж, что сказать можно, а о чем лучше промолчать. Она просто не замечала, как постепенно становилась меньше, тише, незаметнее. А тот список стал последней каплей, которая заставила ее наконец увидеть правду.
В один из вечеров она возвращалась с работы. Не бежала, сломя голову, в магазин, а просто шла, наслаждаясь падающим снегом. Зашла в кофейню, взяла стаканчик капучино и пирожное. Села у окна.
Напротив сидела пара — молодые ребята. Парень бережно вытирал салфеткой уголок губ девушки, испачканный кремом, и смотрел на нее так, словно она была центром вселенной. Девушка смеялась, и в ее глазах светилось счастье.
Елена улыбнулась. Она вспомнила слова мужа: «Кому ты нужна в сорок два года». И поняла одну простую истину. Прежде всего, она нужна самой себе. И пока она сама себя не ценила, позволяя обращаться с собой как с прислугой, никто другой этого тоже не делал.
Она достала телефон и заблокировала номер Сергея. Затем открыла приложение турагентства. Впереди были новогодние праздники. И она точно знала, что проведет их не у плиты с тряпкой в руках, выполняя безумные пункты из списка, а где-нибудь на море, где «вчерашнее» бывает только в воспоминаниях, а каждый новый день — свежий и вкусный, как тропический фрукт.
Еще она записалась в спортивный клуб — тот самый, где когда-то работала и где познакомилась с Сергеем. Но теперь она шла туда не ради кого-то, а ради себя.
Домой она вернулась поздно. Разогрела в микроволновке купленную в кулинарии лазанью. Села у телевизора, включила любимый сериал, вытянула ноги и с аппетитом съела первый кусочек.
— Божественно, — сказала она в тишину пустой, но такой уютной квартиры. — И абсолютно плевать, когда это приготовили.
Жизнь только начиналась. И в ее личном списке обязательств теперь был только один пункт: «Быть счастливой».
На холодильнике, там, где раньше висел злополучный список, теперь красовался магнит с морским пейзажем и надписью: «Я достойна уважения». Елена купила его сегодня по дороге домой, и каждый раз, проходя мимо, она повторяла эти слова. И с каждым днем верила в них все больше.