Запах свежего ремонта, смешанный с ароматом дорогого молотого кофе, всё еще казался Лене чем-то нереальным, почти сказочным. Она стояла посреди просторной кухни, держа в руках любимую керамическую кружку, и любовалась тем, как утреннее солнце играет на глянцевых фасадах гарнитура цвета «белый жемчуг». Три года жесткой экономии, ипотека, отказ от летнего отпуска и походов в рестораны — всё это стоило того, чтобы стоять здесь, в собственной двухкомнатной квартире, и знать: никто больше не попросит освободить комнату, потому что «приезжают троюродные племянники из Саратова».
Олег еще спал. Он был хорошим мужем — спокойным, надежным, из тех редких мужчин, кто может починить потекший кран и не устраивать сцен из-за неприготовленного ужина. Правда, его бесконфликтность иногда граничила с мягкотелостью, особенно когда дело касалось его родственников, но Лена давно привыкла брать руль управления семейной лодкой в свои руки. В конце концов, именно она нашла этот вариант квартиры в новом районе, она выбивала скидку у застройщика, указывая на недоделки, она же, надев старые джинсы, клеила обои вместе с мужем, чтобы сэкономить на бригаде.
Утренняя идиллия разрушилась звонком домофона. Резким, требовательным, долгим. Лена вздрогнула, чуть не расплескав кофе.
— Ленок, кто там? — сонно пробормотал Олег, выйдя из спальни и щурясь от яркого света. — Мы доставку не заказывали?
— Нет, — Лена подошла к трубке, посмотрела на черно-белый экран видеодомофона и почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел.
У подъезда стояла Галина Петровна. Рядом с ней громоздилась огромная клетчатая сумка, какие обычно используют рыночные торговцы, и несколько пухлых пакетов. Свекровь смотрела прямо в камеру, поправляя выбившуюся из прически прядь, и вид у неё был решительный, как у полководца перед генеральным сражением.
— Мама? — удивился Олег, заглядывая через плечо жены. — Она же не говорила, что приедет. Странно. Открой скорее, холодно же на улице.
Лена нажала кнопку, чувствуя, как хорошее настроение испаряется, уступая место тяжелому, липкому предчувствию. Галина Петровна была женщиной специфической. Она умела улыбаться так, что собеседнику становилось холодно, а её забота напоминала паутину: вроде бы мягко, а пошевелиться уже нельзя.
Через пять минут лифт звякнул на этаже, и в квартиру буквально вплыла свекровь.
— Ох, ну и забрались! — выдохнула она вместо приветствия, втаскивая баулы в узкий коридор. — Пока доедешь, состаришься. А воздух-то какой тяжелый, район новый, зелени нет, одни бетонные коробки. Ну, здравствуй, хозяюшка.
Она протянула Лене щеку для поцелуя, не выпуская из рук пакетов, заставляя невестку неловко тянуться к ней через порог.
— Здравствуйте, Галина Петровна. А вы… проездом? Или по делам? — осторожно спросила Лена, стараясь не смотреть на грязные разводы от ботинок на светлом ламинате, который она намывала вчера вечером.
— По делам, Леночка, по делам. И гостинцы привезла. Курник испекла, знатный, слоеный, горячий еще, в три полотенца закутала. Олег в детстве за него душу готов был продать. Правда, Олежек?
Олег, уже успевший натянуть футболку, счастливо закивал, забирая у матери тяжелую сумку.
— Мам, ну ты даешь! Предупредила бы, я б встретил у метро на машине. Зачем тяжести таскать?
— Да что я, безрукая или немощная? Дошла. Чайник ставьте, кормить вас буду. А то небось одними бутербродами питаетесь.
Завтрак прошел в странном напряжении. Галина Петровна хозяйничала на кухне так, словно жила здесь всегда: сама достала тарелки, безошибочно угадав нужный шкафчик, переставила сахарницу на подоконник, заявив, что на столе она мешает, раскритиковала новые шторы за их прозрачность («соседи всё видят, как в аквариуме живете»). Лена молчала, пережевывая кусок действительно вкусного курника. Она ждала. Галина Петровна никогда ничего не делала просто так, и этот визит с пирогом был лишь артподготовкой.
Свекровь отставила чашку, аккуратно промокнула губы салфеткой и окинула кухню оценивающим взглядом, задержавшись на дорогих настенных часах.
— Хорошо у вас. Просторно. Не то что в моей конуре, — тяжко вздохнула она. — Дует у меня страшно, окна старые, рассохлись, управляющая компания ничего делать не хочет. Вчера проснулась — горло дерет, ноги ледяные. Так и до пневмонии недалеко, а в моем возрасте это приговор.
— Мы можем помочь с заменой окон, мам, — тут же предложил Олег. — Вызовем замерщика, поставим хороший пластик.
— Ой, да какие мастера! — отмахнулась Галина Петровна с выражением мученицы на лице. — Там стены труха, одно тронешь — другое посыплется, пыль, грязь, я этого не переживу. Дом-то старый, под снос давно просится, да всё никак. Я вот что подумала, дети…
Она сделала паузу, взяла еще одну салфетку и начала медленно складывать её уголком, разглаживая сгибы пухлыми пальцами с массивным золотым кольцом. Лена напряглась, выпрямив спину.
— А я у вас пропишусь. Чтобы по закону всё было правильно, — свекровь произнесла это так буднично, будто просила передать соль.
В кухне повисла звенящая тишина, нарушаемая только мерным гудением холодильника.
— В смысле… пропишетесь? — переспросил Олег, перестав жевать. — Зачем, мам? У тебя же есть квартира.
— Ну как зачем? — искренне удивилась Галина Петровна, округлив глаза. — Квартиру свою я выставила на продажу. Клиент уже есть, задаток внес, очень приличные люди, молодая пара, торопятся с ипотекой. А мне, чтобы московские надбавки к пенсии не терять и к поликлинике хорошей прикрепиться, нужна регистрация. Ну и жить мне где-то надо, пока я себе вариант подыскиваю. Не на вокзале же матери ночевать.
Лена медленно опустила вилку на тарелку. Звон металла о фарфор прозвучал пугающе громко в тишине.
— Вы продаете квартиру? — переспросила она, глядя свекрови прямо в глаза. — И где же вы планируете жить, пока ищете новый вариант? Это может занять месяцы.
— Как где? — Галина Петровна улыбнулась, но глаза её оставались холодными и колючими, как льдинки. — У вас. Комната вторая пустует, вы ее пока под кабинет используете, но диван-то там стоит. Я вам мешать не буду. Я тихая. Готовить буду, убирать, пока вы на работе. Тебе, Леночка, помощь не помешает, я видела, у тебя на зеркале в ванной разводы, да и на вытяжке пыль.
Укол достиг цели, но Лена даже бровью не повела, хотя внутри всё кипело.
— Галина Петровна, это невозможно. Мы купили эту квартиру для себя. Мы планируем ребенка. Нам нужно личное пространство, мы только закончили ремонт.
— Ребенка? — свекровь фыркнула, не скрывая скепсиса. — Когда он еще будет, тот ребенок. А мать у мужа одна. И ей помощь нужна сейчас. Олег, ты что молчишь? Матери на лавочке в парке ночевать прикажешь?
Олег выглядел растерянным и несчастным. Он переводил взгляд с жены, чье лицо превратилось в каменную маску, на мать, которая смотрела на него с немым укором.
— Мам, ну… Лен… Может, временно? Пока мама сделку не закроет и новое не купит? Не чужие же люди.
— Временно — это сколько? — жестко спросила Лена, не глядя на мужа. — Неделя? Месяц? Год? Нет ничего более постоянного, чем временное.
— Да что ты торгуешься, как на рынке! — вдруг возвысила голос Галина Петровна, и её лицо пошло некрасивыми красными пятнами. — Я сына вырастила, ночей не спала, во всем себе отказывала, а теперь мне стакан воды пожалели? Квартира эта, между прочим, в браке нажита. Значит, половина — Олега. И он имеет полное право мать приютить! Ох…
Она схватилась за сердце, картинно закатила глаза и начала медленно заваливаться набок, прямо на мягкий уголок кухонного дивана.
— Мама! — Олег вскочил, опрокинув стул. — Лен, воды! Валидол где?!
Спектакль был разыгран по нотам, достойным большой сцены. Скорую вызывать не пришлось — «чудесные» капли корвалола и открытая форточка привели Галину Петровну в чувство за десять минут. Но вопрос с отъездом отпал сам собой. Свекровь, бледная и слабая, перекочевала на диван в гостиной.
Так началась холодная война в отдельно взятой квартире.
Первые три дня Галина Петровна вела себя тише воды, ниже травы, изображая умирающего лебедя. Она лежала под пледом, пила чай с малиной и тяжело, с надрывом вздыхала каждый раз, когда Лена проходила мимо. Но как только Лена уходила на работу, «больная» чудесным образом исцелялась и развивала бурную деятельность.
Вечером Лена возвращалась домой и не узнавала свою квартиру. Пространство, которое она так тщательно выстраивала, заполнялось чужими вещами, запахами и порядками.
В среду она обнаружила, что все её кастрюли переставлены.
— Я по размеру расставила, матрешкой, так удобнее, места больше, — заявила свекровь, помешивая что-то жирное и остро пахнущее жареным луком на плите. — И сковородку твою, эту дорогущую, почистила. А то нагар был, смотреть страшно.
Лена с ужасом увидела свою любимую сковороду с каменным покрытием, которую она берегла как зеницу ока, безжалостно исцарапанную железной мочалкой. Антипригарного слоя там больше не было, зияли серые царапины.
— Вы её испортили! — вырвалось у Лены, голос предательски дрогнул. — На ней нельзя железом тереть! Я же просила ничего не трогать!
— Не выдумывай, — пренебрежительно отмахнулась Галина Петровна. — Вечно ты покупаешь какую-то ерунду нежную, к которой не притронься. Вещи должны служить человеку, а не наоборот. Садитесь ужинать, я котлет нажарила. Жирноваты вышли, на сале, но Олег такие любит, мужская еда.
В пятницу Лена обнаружила, что из ванной исчезли её баночки с дорогими масками и кремами, которые стояли на открытой полке. Они нашлись в картонной коробке, запихнутой под раковину, рядом с бытовой химией.
— Загромождают всё, пыль собирают, — пояснила свекровь, не отрываясь от телевизора. — И запах от них химический, у меня аллергия начинается. Я свои поставила, на травах, натуральные.
Олег старался задерживаться на работе. Он видел, что назревает взрыв, чувствовал напряжение, висящее в воздухе, но предпочитал тактику страуса. Когда Лена пыталась с ним поговорить, он устало тер переносицу и просил потерпеть.
— Лен, ну не начинай. Мама ищет квартиру. Она звонит риелторам, я слышал.
— Я не слышала ни одного звонка, Олег! Она смотрит сериалы, портит мои вещи и обсуждает меня по телефону со своими подругами. Она не собирается уезжать! Ты понимаешь, что она захватывает территорию?
Ситуация накалилась до предела через две недели. У Лены на работе был годовой отчет, аврал, нервы на пределе. Ей нужно было сосредоточиться, цифры плыли перед глазами, она взяла работу на дом. Но из гостиной на полную громкость орал телевизор — шло очередное ток-шоу, где участники выясняли, кто отец ребенка.
— Галина Петровна, можно потише? — попросила Лена, заглянув в комнату. — Я работаю, мне очень нужно сосредоточиться.
— А я новости смотрю, имею право отдохнуть на старости лет, — огрызнулась свекровь, не поворачивая головы. — И вообще, нормальные жены по вечерам мужу внимание уделяют, ужин разогревают, а не в ноутбук пялятся. Олег пришел, а тебя не дозовешься.
Лена стиснула зубы и плотно закрыла дверь. Она понимала: это не просто бытовые неурядицы. Это методичное выживание хозяйки из собственного дома.
Развязка наступила во вторник. Лена пришла домой раньше обычного — у неё раскалывалась голова, и она отпросилась с последних двух часов. Она тихо открыла дверь своим ключом, мечтая только о тишине, таблетке обезболивающего и темной комнате. В квартире было подозрительно тихо, телевизор не работал, но из кухни доносился приглушенный, возбужденный голос свекрови. Она с кем-то разговаривала по телефону.
Лена не любила подслушивать. Но услышав свое имя, произнесенное с ядовитой интонацией, невольно замерла в коридоре, не снимая ботинок.
— …Да, Виталик, всё идет как по маслу. Не переживай ты так. Она уже на грани, я же вижу. Истерит каждый день, срывается. Олег ходит мрачнее тучи, я ему капаю потихоньку, аккуратно так, что она нервная стала, что хозяйка плохая, за собой не следит. Котлеты мои нахваливает, а её стряпню из пароварки не ест.
Лена зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Виталик — младший брат Олега, вечный неудачник, «творческая личность» и любимчик матери, погрязший в долгах, микрозаймах и сомнительных проектах.
— …Деньги за квартиру я на вклад положила, на твое имя, как мы и договаривались, — продолжала ворковать Галина Петровна, и в голосе её было столько нежности, сколько Олегу и не снилось. — Тебе на закрытие кредитов хватит, и еще на машину останется. А я тут поживу. Олег мягкий, телок, он меня не выгонит. А эта фифа… Ну, разведем их, если совсем невмоготу станет. Квартиру поделят, Олег свою долю заберет, мы добавим и купим что-нибудь поприличнее, трешку. Главное сейчас — прописаться. Как только штамп в паспорте будет, меня отсюда никакая полиция не выставит, я пенсионерка, инвалидность себе оформлю.
Лена почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод, сменившийся жаром. Головная боль исчезла, растворилась в адреналине. Это был не просто скверный характер свекрови. Это был план. Хладнокровный, циничный рейдерский захват. Её семьи, её дома, её жизни.
Она медленно выдохнула, стараясь унять дрожь в руках. Страх исчез, уступив место ледяной, спокойной ярости. Она сняла пальто, повесила его на крючок, поправила прическу перед зеркалом и уверенным шагом вошла в кухню.
Галина Петровна сидела за столом, ковыряя ложкой в банке с вареньем — тем самым, из айвы, которое Лена привезла из командировки и берегла для особого случая. Увидев невестку, свекровь дернулась, банка звякнула, и она поспешно сбросила вызов, пряча телефон в карман халата.
— Ой, Леночка… Ты чего так крадешься, как вор? Напугала до смерти старуху.
— Приятного аппетита, Галина Петровна, — голос Лены звучал ровно, пугающе спокойно. — Вкусное варенье? Или с привкусом предательства оно еще слаще?
— Ты о чем? — глаза свекрови забегали, она попыталась изобразить непонимание. — Какого предательства? Заболела что ли?
— Я всё слышала. Про Виталика. Про вклад на его имя. И про то, как вы собираетесь нас с Олегом развести ради трешки.
Лицо Галины Петровны изменилось. Маска доброй бабушки сползла, обнажив хищный, злой оскал. Она поняла, что отпираться бессмысленно.
— Ну и слышала, — процедила она, отставляя банку в сторону. — И что ты сделаешь? Побежишь Олегу жаловаться? Он тебе не поверит. Он мать любит. А ты кто? Сегодня одна жена, завтра другая. Квартира эта общая. И я здесь буду жить столько, сколько посчитаю нужным. И пропишусь.
— Ошибаетесь, — Лена достала свой телефон из кармана. — Олег приедет через двадцать минут. Я ему написала сообщение, что мне плохо с сердцем. Он уже в пути. А пока мы его ждем, вы начинаете собирать вещи.
— Щас же, разбежалась! — фыркнула свекровь, скрестив руки на груди. — Я никуда не поеду. У меня давление! И вообще, я тут хозяйка наравне с сыном.
— Давление у вас будет, когда я покажу Олегу запись вашего разговора с Виталиком. Да-да, у нас в прихожей камера стоит, с датчиком движения и записью звука. Умный дом, знаете ли. Я только что скинула файл Олегу.
Это была ложь. Никакой камеры не было, только муляж датчика сигнализации. Но Галина Петровна была из того поколения, которое верит в тотальную слежку и всемогущество технологий. Она побледнела так, что стала сливаться с белым кухонным гарнитуром.
Когда Олег ворвался в квартиру, запыхавшийся, с расстегнутой курткой и испуганными глазами, он застал странную картину. Лена сидела на стуле у окна, прямая как струна, а Галина Петровна хаотично, трясущимися руками запихивала вещи в свои баулы, бормоча проклятия.
— Что случилось?! — рявкнул Олег, оглядываясь. — Лен, тебе плохо? Мама, ты куда собралась?
— Спроси у мамы, Олег, — тихо, но твердо сказала Лена. — Спроси, как поживает Виталик и его просроченные кредиты. И спроси, почему деньги от проданной квартиры лежат на вкладе на его имя, а не пошли на покупку жилья для неё, как она тебе пела.
Олег замер. Он перевел взгляд на мать, которая пыталась застегнуть молнию на сумке, но та расходилась.
— Мам? Это правда? Ты продала квартиру и отдала деньги Виталику? Всё до копейки?
Галина Петровна выпрямилась, прижимая к груди стопку полотенец, которые она, видимо, решила прихватить с собой. Терять ей было нечего.
— Да! Отдала! — взвизгнула она, срываясь на фальцет. — А что мне было делать? Брата твоего коллекторы на счетчик поставили! Убили бы парня! А у тебя всё хорошо, ты устроился, жируешь тут в хоромах, жена фифа! Мог бы и потерпеть мать родную! Тебе что, жалко угла для матери и брата? Эгоист! Весь в отца покойного, только о себе думаешь!
Олег отшатнулся, словно получил пощечину. Он смотрел на мать широко открытыми глазами, и в этих глазах рушился целый мир. Мир, где мама была святой женщиной, где она любила его, а не использовала как ресурс для спасения непутевого младшенького.
— То есть ты… ты всё это спланировала? — голос Олега сел, стал хриплым. — Приехала, наврала про обмен, про здоровье… Чтобы жить здесь за наш счет, разрушать мою семью, пока Виталик гуляет на твои деньги?
— Не гуляет, а долги раздает! — поправила Галина Петровна. — И ты, как старший брат, обязан помочь!
Олег медленно подошел к мягкому пуфику в прихожей и тяжело сел на него, закрыв лицо ладонями. Он сидел так минуту, и в квартире стояла мертвая тишина, только тикали часы на кухне. Две женщины смотрели на него. Одна — с надеждой на прощение и продолжение паразитирования, другая — с ожиданием приговора их браку.
Наконец он поднял голову. Лицо его было серым, постаревшим на десять лет, но взгляд стал жестким.
— Уходи, — сказал он тихо.
— Что? — не поняла Галина Петровна, моргнув. — Сынок, ты что…
— Вон пошла! — вдруг заорал он так, что задребезжали стекла в серванте. — Забирай свои сумки, свои банки, свои интриги и проваливай к любимому Виталику! Пусть он тебе стакан воды подает! Вон из моего дома!
Галина Петровна схватила сумку, испуганно ойкнула и, не сказав больше ни слова, выскочила за дверь, забыв даже попрощаться. Только слышно было, как грохочут колесики её чемодана по плитке в подъезде и как гудит вызванный лифт.
В квартире наступила тишина. Но это была уже не та напряженная тишина, что висела здесь последние недели, а чистая, звенящая тишина освобождения.
Олег так и сидел на пуфике, глядя в одну точку на полу. Лена подошла к нему, опустилась на корточки и положила голову ему на колени, обняв его ноги.
— Прости меня, — прошептал он, накрыв её голову своей тяжелой ладонью. — Я идиот. Я должен был сразу её остановить. Сковородку эту… Я же видел, как ты расстроилась. Я просто не хотел верить.
— Ничего, — тихо ответила Лена. — Главное, что теперь мы одни. И ты всё понял сам.
— Замки надо сменить, — вдруг сказал Олег деловито, вытирая глаза рукавом. — Завтра же вызову мастера. Ключи у неё остались. И номер её в черный список занесу. Хватит. Наелся родственной любви.
Лена улыбнулась, чувствуя, как уходит напряжение последних недель. Она знала, что будет непросто. Что Галина Петровна еще попытается вернуться, когда деньги у Виталика закончатся, будет давить на жалость, звонить с чужих номеров, рассказывать родственникам гадости про невестку. Но самое главное уже случилось: Олег сделал выбор. И этот выбор был в пользу своей жены и своей семьи.
Через месяц они сидели на кухне, пили чай из любимых кружек. Испорченную сковороду Лена выбросила, купив новую, еще лучше. А запах чужих духов и жареного лука окончательно выветрился, уступая место аромату свежего кофе и спокойствия. Теперь в этой квартире действительно всё было по закону. По их собственному закону, где нет места предательству.