Найти в Дзене

— Мам, она же всё узнает! Квартиру перепишем позже, — услышала я шёпот мужа, доносящийся из кухни

В подъезде пахло жареным луком и старой штукатуркой. Июльская жара, накрывшая город плотным душным одеялом, пробиралась даже сюда, в прохладу бетонных стен. Я перехватила поудобнее тяжелые сумки, ручки которых, казалось, вот-вот перережут пальцы, и остановилась перед дверью, чтобы перевести дух. Лифт не работал вторую неделю, и подъем на пятый этаж после двенадцатичасовой смены в отделении реанимации давался нелегко. Ноги гудели, в висках стучала кровь, а единственным желанием было скинуть туфли и выпить стакан ледяной воды. Я тихонько повернула ключ в замке. Смазала петли сама ещё в прошлом месяце, потому что Олег всё время забывал, а слушать этот скрип сил больше не было. Я уже набрала воздуха в грудь, чтобы привычно крикнуть «Я дома!», но замерла. Из кухни, расположенной в конце длинного коридора, доносились приглушённые голоса. Это было странно. Свекровь, Галина Петровна, обычно наведывалась к нам по выходным, чтобы провести ревизию в холодильнике и дать ценные указания по ведению

В подъезде пахло жареным луком и старой штукатуркой. Июльская жара, накрывшая город плотным душным одеялом, пробиралась даже сюда, в прохладу бетонных стен. Я перехватила поудобнее тяжелые сумки, ручки которых, казалось, вот-вот перережут пальцы, и остановилась перед дверью, чтобы перевести дух. Лифт не работал вторую неделю, и подъем на пятый этаж после двенадцатичасовой смены в отделении реанимации давался нелегко. Ноги гудели, в висках стучала кровь, а единственным желанием было скинуть туфли и выпить стакан ледяной воды.

Я тихонько повернула ключ в замке. Смазала петли сама ещё в прошлом месяце, потому что Олег всё время забывал, а слушать этот скрип сил больше не было. Я уже набрала воздуха в грудь, чтобы привычно крикнуть «Я дома!», но замерла. Из кухни, расположенной в конце длинного коридора, доносились приглушённые голоса. Это было странно. Свекровь, Галина Петровна, обычно наведывалась к нам по выходным, чтобы провести ревизию в холодильнике и дать ценные указания по ведению хозяйства, а сегодня была среда.

Интуиция, отточенная годами работы со сложными пациентами, тревожно дёрнулась где-то внутри. Тон разговора был не обычным, бытовым, а каким-то тягучим, заговорщическим. Я прикрыла входную дверь, стараясь не звякнуть ключами, и опустила пакеты на коврик. Сделала пару шагов по коридору, ступая мягко, как кошка.

— ...Олежек, ну ты включи голову, наконец, — голос свекрови звучал настойчиво, с теми самыми интонациями, которыми она обычно отчитывала продавцов на рынке. — Светочке сейчас нужнее. У неё двое, муж, прости господи, опять работу потерял, ютятся в той «хрущевке» с тараканами. А у вас с Леной всё есть. Лена баба двужильная, она себе ещё заработает, а сестра твоя пропадёт без помощи.

— Мам, ну как я ей в глаза смотреть буду? Это же её наследство, она эти деньги от тётки берегла, мы пять лет копили, чтобы добавить, — голос мужа был жалким, оправдывающимся, таким, какой бывает у школьника, не выучившего урок.

Я прижалась плечом к обоям, чувствуя, как по спине, несмотря на духоту, ползёт холод. Речь шла о деньгах. О тех самых миллионах, вырученных от продажи квартиры моей покойной тёти Вали. Мы планировали добавить их к нашим общим накоплениям и, наконец, расшириться — купить просторную «трёшку». Я мечтала о своей спальне, где не будет стоять сушилка для белья, и о нормальном кабинете для Олега, чтобы он не сидел с ноутбуком на кухне по ночам, мешая мне спать клацаньем клавиш.

— Ой, да что ты заладил «её, её», — перебила Галина Петровна. — Вы семья или кто? Бюджет общий, штамп в паспорте стоит. Купим квартиру, оформим на меня, чтобы налоги меньше платить, я же пенсионерка, ветеран труда, у меня льготы. А Светочку пустим пожить, пока у неё жизнь не наладится. Лене скажем, что ремонт затянулся или с документами проволочки какие. А потом... стерпится-слюбится. Куда она денется?

— Мам, она же всё узнает! Квартиру перепишем позже, — услышала я шёпот мужа, доносящийся из кухни. — Если сейчас оформим на тебя, а Лена увидит документы... Скандал будет до небес. Давай я её сначала уломаю, что так выгоднее, про льготы эти твои наплету, про субсидии.

— Позже, позже... — передразнила свекровь. — Куй железо, пока горячо. Деньги у тебя на счету?

— На моём. Она перевела на прошлой неделе, чтобы сделку готовить. У меня же премиальный пакет в банке, процент на остаток выше, да и переводы без комиссии.

— Вот и славно. Завтра же пойдём и оформим покупку на меня. Вариант тот, на Набережной, уйдёт ведь! А жене скажешь... ну, придумаешь что-нибудь. Скажешь, риелтор позвонил, срочно надо было брать, а её с работы не отпустили, у неё же вечно авралы. Ты мужик или тряпка?

В глазах у меня потемнело. Пол под ногами стал ватным. Пятнадцать лет брака. Пятнадцать лет я лечила его гастрит, поддерживала, когда его сокращали, когда он искал себя в фотографии, потом в логистике, потом ещё бог знает где. Тётя Валя, умирая, держала меня за руку и шептала: «Ленка, береги квартиру, это твой тыл, мужики приходят и уходят, а крыша над головой должна быть своя». А я, наивная душа, продала, поверила, решила — всё в семью, всё для нас.

Хотелось ворваться на кухню, швырнуть в лицо Олегу эти предательские слова, вытолкать свекровь взашей. Но профессиональная выдержка сработала быстрее эмоций. Нет. Истерика сейчас только всё испортит. Они поймут, что я знаю, и Олег, подстрекаемый матерью, может успеть перевести деньги прямо сейчас, в телефоне, пока я буду кричать.

Я медленно, на цыпочках, вернулась к входной двери. Взяла пакеты, вышла на площадку и с силой, громко хлопнула тяжёлой металлической дверью, будто только что вошла.

— Лена! — испуганный вскрик Олега.

Зашуршали стулья. Я вошла в квартиру, нарочито громко вздыхая.

— Фух, ну и пекло на улице, асфальт плавится! — крикнула я в глубину коридора, скидывая туфли. — Думала, не дойду!

На кухню я зашла с вымученной улыбкой, стараясь не смотреть мужу в глаза, чтобы не выдать себя. Олег стоял у открытого окна, нервно теребя край тюля, а Галина Петровна сидела за столом, сложив руки на груди, как примерная ученица. На столе стояли две пустые чашки.

— Ой, Леночка, а ты рано сегодня, — пропела свекровь, цепко сканируя моё лицо. — А я вот мимо пробегала, дай, думаю, зайду, сыночка проведаю, пирожков вам принесла с мясом.

— Привет, мам, — я чмокнула её в щёку, чувствуя приторно-сладкий запах её пудры и старых духов. — Олег, налей воды, пожалуйста, умираю от жажды.

Муж метнулся к фильтру с такой скоростью, будто за ним гнались. Руки у него мелко подрагивали, вода плеснула мимо стакана.

— Как смена? — спросил он, не оборачиваясь.

— Тяжёлая, — я села на табурет напротив свекрови. — А вы чего такие тихие? Секретничаете?

Галина Петровна даже не моргнула. Глаза у неё были ясные, честные-честные.

— Да какие секреты, деточка. Про дачу говорили. Жара такая, огурцы гореть начали, надо бы поливать ездить чаще.

— Это да, — кивнула я, принимая стакан из рук мужа. — Кстати, Олег, насчёт квартиры. Риелтор звонила? Завтра просмотр того варианта на Ленинском, помнишь? Мы договаривались на десять утра.

Спина Олега стала каменной. Он медленно повернулся, вытирая руки полотенцем.

— Лен... тут такое дело. Звонил риелтор, там сорвалось. Хозяева передумали продавать, решили сыну оставить.

Врёт. И как бездарно врёт. Капельки пота на лбу выступили, взгляд бегает по кухне, только бы не встретиться с моим.

— Жаль, — искренне вздохнула я. — Хорошая была планировка. Ну ничего, найдём другую. Деньги-то лежат, есть-пить не просят. Главное, не спешить, чтобы на мошенников не нарваться. Правда, милый?

Он выдавил кривую улыбку:
— Да, конечно. Не будем спешить.

— Вот именно! — оживилась свекровь. — Деньги любят тишину. Леночка, ты кушай пирожок, кушай. Тебе силы нужны.

Я смотрела на пирожок и думала: «А не подавлюсь ли я вашей заботой, Галина Петровна?».

Вечер тянулся бесконечно долго. Я слушала пустую болтовню свекрови о соседях, о дороговизне лекарств, о том, как тяжело живётся бедной Светочке. Я кивала, поддакивала, а в голове лихорадочно созревал план.

Когда Галина Петровна наконец ушла, Олег сразу засобирался спать, сославшись на мигрень от жары. Я же осталась на кухне, якобы приготовить обед на завтра. Как только из спальни донеслось ровное дыхание мужа, я на цыпочках прошла в комнату. Его телефон лежал на тумбочке.

Я знала, что перевести деньги себе сейчас не смогу — для подтверждения операций нужны коды из смс, а звук сообщения может его разбудить. Рисковать было нельзя. Но мне нужно было убедиться, что деньги всё ещё там. Я аккуратно нажала на кнопку. Экран загорелся. Пароль был прост — дата нашей свадьбы.

Банковское приложение открылось сразу. Цифры на месте. Слава богу. Он ещё не успел перевести их матери. Но лимиты на переводы были большие, а у Галины Петровны хватка бульдога. Завтра утром они пойдут в банк.

Я положила телефон на место и вернулась на кухню. Села на табурет, глядя на темное окно. Вспомнила, как мы с Олегом мечтали о детях, но не получилось, как строили планы. Всё это теперь казалось декорацией к дешёвому спектаклю. Мне нужно было действовать на опережение. Просто устроить скандал — плохая идея. Он может назло перевести деньги, или они придумают схему похитрее, скажут, что деньги украли мошенники.

Вдруг меня осенило. В папке с документами, где лежали наши дипломы и свидетельство о браке, хранился один важный документ. Три года назад, когда Олег попал в аварию и лежал в больнице два месяца, мы оформили на меня генеральную доверенность на управление всеми его счетами и имуществом. Срок действия был пять лет. Он про неё, скорее всего, забыл, как забывал про всё, что не касалось его сиюминутных проблем. А я, как человек порядка, ничего не выбрасывала.

Утром я встала раньше обычного, хотя спала от силы часа два. Олег ещё спал, раскинувшись на кровати. Лицо его во сне было безмятежным, почти детским. Глядя на него, я почувствовала не злость, а пустоту. Будто внутри выключили свет.

— Олежек, — я не стала его будить, просто оставила записку на столе: «Убежала пораньше, срочный вызов, буду поздно».

Я выскочила из дома в семь утра. В восемь я уже стояла у дверей отделения банка, которое открывалось раньше других. Жара уже начинала набирать обороты, асфальт парил.

В банке было прохладно и пусто. Я взяла талончик и сразу прошла к освободившемуся операционисту — молодой девушке с усталыми глазами.

— Доброе утро. Мне нужно перевести все средства со счёта моего мужа на мой личный счёт. И открыть новый вклад, на моё имя. Вот доверенность, вот паспорт.

Девушка взяла бумаги, долго их изучала, что-то проверяла в компьютере.
— Сумма крупная, — заметила она. — Операция потребует подтверждения. Владелец счёта в курсе?

Сердце пропустило удар.
— Разумеется, — я постаралась, чтобы голос звучал твердо и уверенно. — Муж сейчас в командировке, в тайге, связи там нет. А нам срочно нужно внести плату за квартиру, сделка горит. Сами понимаете, недвижимость не ждёт.

Девушка кивнула, но всё же взяла трубку телефона.
— Я должна согласовать с руководителем отделения. Доверенность в порядке, но таковы правила безопасности.

Эти пять минут, пока она ходила в стеклянный кабинет управляющего, показались мне вечностью. Я сжимала в кармане телефон, боясь, что Олег проснётся, увидит уведомление о входе в онлайн-банк (если вдруг система отправила) и всё заблокирует.

Девушка вернулась.
— Всё хорошо. Мы можем провести перевод внутри банка. Открываем счёт на ваше имя?

— Да. И, пожалуйста, сделайте так, чтобы уведомления об этом новом счёте не приходили на телефон мужа. Это же теперь мой счёт.

— Конечно, это будет отдельный договор.

Когда она протянула мне приходный ордер и выписку с нового счёта, где красовалась вся сумма, у меня задрожали колени. Я сделала это. Деньги были у меня.

Но это было ещё не всё. Я попросила заблокировать карту мужа и доступ к его онлайн-банку в связи с «компрометацией данных» — сказала, что он потерял телефон где-то в лесу. Это даст мне фору в сутки, пока он доберётся до банка с паспортом восстанавливать доступ.

Выйдя из банка, я почувствовала себя опустошенной, но свободной. Телефон в сумке завибрировал — звонил Олег. Я сбросила.

Я поехала не на работу, а к брату. Дима жил на другом конце города, работал автомехаником и был человеком немногословным, но надежным, как скала.
— Ленка? — он открыл дверь, вытирая руки промасленной тряпкой. — Ты чего с утра? Случилось чего? На тебе лица нет.

Я прошла на кухню, села на старый диванчик и, наконец, дала волю слезам.
Дима слушал молча, наливая мне крепкий чай. Когда я закончила рассказ, пересказывая тот разговор на кухне слово в слово, он только покачал головой и сжал кулаки так, что побелели костяшки.
— Вот подлец. А ведь я тебе говорил, Лен, гнилой он человек. Мягкий, но гнилой. Мамаша им вертит, как хочет. Ну, что делать думаешь? Вещи забирать надо.

— Надо, Дим. Я сегодня туда не вернусь. Переночую у тебя? А завтра, пока он на работе будет, заберу одежду и документы. Квартира его, добрачная, тут я прав не имею.

— Живи сколько надо. Комната малая свободна. Я сейчас на смену, а ты отдыхай.

Следующие два дня прошли как в тумане. Олег обрывал телефон. Я написала ему короткое сообщение: «Я всё знаю. Нам надо поговорить. Буду в пятницу вечером». Больше на звонки не отвечала.

В пятницу я приехала в квартиру, которая пятнадцать лет была моим домом. Я знала, что меня ждут. Под окнами стояла не только машина Олега, но и старенький «Форд» мужа Светы. Значит, собрался весь семейный совет.

Я поднялась на этаж, глубоко вдохнула спертый подъездный воздух и открыла дверь своим ключом.

В прихожей было тесно от обуви. Я вошла в гостиную. Картина маслом: Олег сидит на диване, обхватив голову руками, Галина Петровна меряет шагами комнату, обмахиваясь веером, а Света с мужем сидят в креслах с видом оскорблённой добродетели.

— Явилась! — взвизгнула свекровь, как только увидела меня. — Ты что устроила? Почему счета заблокированы? Где деньги?! Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Мы сделку упустили!

Я спокойно прошла в центр комнаты, поставила сумку на пол. Страха не было. Была ледяная ясность.

— Добрый вечер. И вам, Света, здравствуйте. Смотрю, вы уже чемоданы пакуете, готовитесь к переезду?

— Не ёрничай! — Олег поднял голову. Лицо у него было серое, осунувшееся. — Лена, верни деньги. Это воровство. Мама уже хотела в полицию звонить.

— В полицию? — я усмехнулась. — Звоните. Расскажите им, как вы планировали украсть мои личные средства, полученные от продажи наследства, и оформить квартиру на маму, чтобы при разводе оставить меня на улице. Я думаю, участковому будет очень интересно послушать.

— Это были общие деньги! — встряла Света. — Мой брат тоже вкладывался!

— Вкладывался? — я повернулась к золовке. — Света, твой брат последние пять лет зарабатывал ровно столько, чтобы хватало на бензин и сигареты. Весь быт, отпуск, лечение, ремонт — всё было на мне. А те миллионы, что лежали на счете — это прямая продажа квартиры моей тёти. У меня все документы на руках. Выписки, договоры. В суде доказать происхождение средств — дело одного запроса.

— Ты... ты подслушивала! — задохнулась от возмущения Галина Петровна. — Как не стыдно! В собственном доме шпионить!

— В доме, который вы хотели у меня отобрать, — поправила я. — Олег, я подала на развод сегодня утром. И на раздел имущества. Те деньги, что я перевела — они у меня. Половину того, что мы накопили совместно, я честно оставлю тебе. Но наследные деньги — мои. И ни копейки из них не пойдёт на улучшение жилищных условий твоей сестры.

— Лена, давай поговорим спокойно, — Олег встал, попытался взять меня за руку. — Ну бес попутал, мама надавила... Ты же знаешь, я бы никогда тебя не выгнал.

Я отдернула руку, как от горячего утюга.
— Не выгнал бы? Ты стоял и кивал, когда она предлагала оформить всё на себя. Ты сказал: «Перепишем позже». Ты предал меня, Олег. Не просто изменил с какой-то бабой, ты предал наше будущее. Пятнадцать лет жизни.

— Да пошла ты! — вдруг заорала Галина Петровна. — Жадная, мелочная! У Светочки дети, им жить негде, а ты в деньгах купаешься! Чтоб тебе эти деньги поперек горла встали!

— Галина Петровна, у Светочки есть муж, руки и ноги. Пусть идут работать. А я вам не благотворительный фонд.

Я прошла в спальню, достала заранее приготовленные большие сумки и начала скидывать туда свои вещи. Олег стоял в дверях, наблюдая.
— Ты правда уходишь? Вот так, из-за денег?

Я посмотрела на него и удивилась, как я могла столько лет не замечать этой слабой, безвольной складки у губ, этого бегающего взгляда.
— Не из-за денег, Олег. Из-за того, что ты меня продал. Дёшево продал.

Сборы заняли полчаса. Я забрала одежду, ноутбук, шкатулку с украшениями. Остальное пусть делят, как хотят. Когда я выходила в коридор с сумками, Света преградила мне путь.
— Ты нам жизнь сломала! Мы уже задаток внесли за ту квартиру, заняли у знакомых! Чем отдавать будем?

— Это ваши проблемы, — я отодвинула её плечом. — Пусть мама ваша отдаёт. У неё же льготы.

Выйдя из подъезда в душный вечер, я увидела машину брата. Дима стоял у капота, курил. Увидев меня, он бросил сигарету и пошел навстречу, чтобы забрать сумки.
— Всё? — коротко спросил он.
— Всё, Дим. Поехали.

Развод был долгим и неприятным. Галина Петровна писала жалобы мне на работу, пыталась очернить меня перед общими знакомыми, рассказывая небылицы про то, что я обокрала её бедного сына. Но факты — вещь упрямая. Суд признал, что средства от продажи наследной квартиры являются моей личной собственностью и разделу не подлежат. Олегу досталась старая машина и половина наших скромных совместных накоплений — как раз хватило раздать долги за тот задаток, который они по глупости внесли и потеряли.

Прошло полгода. Жара сменилась осенними дождями, потом снегом. Я купила себе небольшую, но уютную «двушку» в тихом районе, недалеко от парка. Сделала ремонт, о котором мечтала — светлые стены, никакой лишней мебели, много воздуха.

От знакомых я узнала, что Олег так и живёт один. С матерью и сестрой они разругались в пух и прах — Галина Петровна обвинила сына в том, что он «упустил» такую жену и деньги, а Света обиделась на всех сразу. Теперь они не общаются.

Иногда, возвращаясь домой после смены, я вспоминаю тот душный июльский вечер и шёпот на кухне. И знаете, я благодарна. Если бы не та случайность, если бы не их жадность, я бы так и жила в иллюзии, тратя свою жизнь на людей, для которых я была просто удобным ресурсом. Они хотели забрать у меня всё, а в итоге подарили мне самое главное — свободу и уважение к самой себе. И это, пожалуй, стоило тех нервов.