Что-то в Василии Петровиче тихо щелкнуло: не громко, не драматично, как ломается спичка. Тихий, сухой щелчок где-то за грудиной. И вместе с этим щелчком ушло все: и терпение, и культурность, и романтика, и благоговение перед Востоком, осталась только дикая, пронзительная, простая ярость советского человека, у которого отняли его законные восемнадцать квадратных метров.
Он отступил от двери, вошел в гостиную, шум не утихал. Гуля, увидев его бледное, перекошенное лицо, сделала шаг навстречу:
– Вася, что с тобой?
– Всё, – тихо, но так, что внезапно стало слышно всем, даже детям, сказал Василий Петрович. – Всё, конец. Финал.
Он поднял голову, и голос его зазвучал как заводской гудок:
– Внимание! Общее собрание! Все в сборе? Отлично, слушайте приказ. К завтрашнему утру, то есть к восьми часам, вся посторонняя живность, включая детей, собак и прочих кизяков, должна быть эвакуирована с территории моего дома.
Наступила мертвая тишина, даже дети притихли.
– Вася, ты с ума сошел? – первая опомнилась Зухра. – Это как это – эвакуирована? Мы же родня!
– Вы мне не родня, – закричал Василий, и голос его сорвался в фальцет. – Вы – оккупационный корпус, десант. Вы все здесь временно, а временное, как известно, имеет свойство становиться постоянным, но не в этом случае! Сагдык- езжай на Урал, Рустам – к своим абрикосам, Зухра – ищи другой шалаш, а старший состав, – он трясущейся рукой показал на спальню, – немедленно поднимать с постелей! Комендантский час в спальне объявляю с восемнадцати ноль-ноль!
Поднялся невообразимый гвалт, заплакали дети, затараторила тетушка Халима, Сагдык встал в грозную позу, но Василий Петрович был неумолим. Он, бледный как смерть, ходил по квартире и указывал пальцем:
– Это мой стул, моя тумбочка, моя жизнь, в конце концов! Я женился на Гуле, а не на всём колхозе «Восточное гостеприимство» из-под Ферганы! Вон! Все вон!
И тут подошла к нему Гуля, глаза ее были полны ужаса и слез.
– Вася, как ты можешь? Это же моя семья, моя кровь, я не могу их выгнать на улицу, это же стыд, позор на весь род!
– Знаешь, что, Гуля, – сказал Василий, и его голос вдруг стал страшно спокойным. – У меня твоей родни, прости за выражение, уже выше крыши. Выбирай: или они, или я. Если они – то я ухожу. Если я – то, чтобы через час здесь пахло только твоими духами и моим табаком. Решай.
Гуля посмотрела на него, на свою рыдающую сестру, на выходящих из спальни сонных и возмущенных родителей, и в ее взгляде Василий увидел не выбор, а приговор.
– Я не могу их бросить, – прошептала она. – Ты не понимаешь… Восток, Вася…
– Да пропади он пропадом, твой Восток, – выдохнул Василий. – Всё, я понял.
И он, не глядя больше ни на кого, прошел в спальню, стал из нее выносить чужие вещи. Родня, видя его решимость, засуетилась, начался великий исход. Всю ночь квартира гудела, как растревоженный улей, а под утро, когда последний узел был вынесен за дверь, за ним, не оглядываясь, вышла и Гуля: в простом пальто, с маленьким чемоданчиком. Она даже не посмотрела на Василия.
Он остался один в опустевшем, изгаженном, но тихом доме: стоял среди пустых бутылок от графина-кал.ьяна, оку.рков и следов детских ног на потолке (это они, оказывается, и до потолка добрались). И чувствовал себя не победителем, а так, будто из него вынули все внутренности и набили ватой, сказка кончилась. И началась, как водится, суровая, одинокая реальность, но об этом как-нибудь в другой раз.
Ну, вот и остался наш Василий Петрович один-одинешенек в своем доме, как говорится, в полной изоляции и при полном параде пустых квадратных метров.
Стоит он посреди гостиной, граждане, и слушает эту самую тишину, а тишина-то, надо сказать, после всех этих событий была не простая, не умиротворяющая. Она была звонкая, настороженная и как бы приправленная легким эхом от недавнего гвалта: то ли в ушах еще звенело, то ли стены сами по себе гудели, освободившись.
Первым делом, по привычке, он напряг слух: не плачет ли где ребенок? Не спорит ли Сагдык с Рустамом о хлопке? Не зовет ли тетушка Халима кого-нибудь помочь по хозяйству? Но нет. Только скрип паркета под ногами, да гулкое тиканье настенных часов, которые он, оказывается, совсем отвык слышать.
- Вот она, – подумал Василий с горькой иронией, –идиллия: тишина, безлюдье, покой.
И пошел он осматривать свои владения. Кухня – пусто, никого, только на столе стоит забытая кем-то пиала с недоеденным пловом из котрого торчит одинокая ложка. Гостиная- диван стоит на своем месте, но на нем четко видны вмятины от многочисленных тел. На ковре – несколько конфетных фантиков и след от колесика игрушечного трактора. Спальня- здесь, на своей половине кровати, он сел, сгорбившись. Воздух еще хранил густой, пряный запах чужих людей – смесь пота и каких-то трав.
Именно здесь, в этой тишине, до него начало медленно и неумолимо доходить самое главное. Неожиданный для него самого поворот был не в том, что он выгнал родню, а в том, что сердобольная Гуля, его восточный цветок, ушла вслед за ними, вместе со своим маленьким чемоданчиком.
Он представил себе эту картину: вот она, на улице, в простеньком пальто, оборачивается, чтобы в последний раз взглянуть на дом. Но не на его окно, нет. Для нее, оказывается, долг перед семьей оказался выше долга перед мужем, выше тихой жизни сначала вдвоем, а потом с детьми, которую он ей когда-то предлагал.
- Так вот она какая, подлинная-то сказка, – думал Василий, уставившись в стену. – Не томный взгляд из-под покрывала, а вот этот самый твердый, несгибаемый стержень. Не молчаливое послушание, а громовая, безапелляционная верность своему клану. Я-то думал, она – гранат, который буду я сам очищать, а она оказалась корнем, который тянется на километры, и который всю родную почву с собой тащит.
Он получил свою восточную сказку в ее подлинном, не книжном виде, и не смог с ней справиться: не потому, что плохой, а потому что мечтал-то он о картинке. А ему подсунули живую, сложную, многоголосую реальность с ее законами, которые он не знал и принять не мог.
Василий встал, подошел к книжному шкафу. Там, на верхней полке, пылилась та самая книжка Пушкина. Он достал ее, бережно, как святыню, стер пыль рукавом. Раскрыл на знакомой иллюстрации. Шамаханская царица по-прежнему смотрела на него тем же загадочным взором, но теперь в этом взгляде Василий увидел не тайну, а холодную, отстраненную насмешку. Мол, думал, что я для тебя одна такая? Ан нет, братец, я со всем двором, с евнухами, с родней, с послами и купцами отправилась к царю Дадону.
Он захлопнул книгу и отнес ее в самый дальний угол кладовки. Мечта, столкнувшись с реальностью, не просто рассыпалась. Она тихо и безвозвратно убралась на антресоли, уступив место горькому, но трезвому пониманию.
Он вернулся в гостиную, сел на тот самый диван, который теперь был только его. И впервые за много месяцев зак.ур.ил спокойно, не опасаясь, что кто-то войдет, закашляется или начнет читать мораль о вреде та.ба.ка. Дым кольцами уплывал в тишину.
Василий остался один, но одиночество это было уже другого свойства: не романтическая грусть мечтателя, а пустота после бури после того, как вынесли весь скарб, всех людей, весь тот чужой, но такой живой мир. Остался только он, его квартира и осадок на душе, похожий на тот, что остается после очень крепкого, очень горького и очень ненужного чая.
Сказка кончилась не хеппи-эндом, а титрами на фоне пустого зала. И началась, как водится, обычная жизнь без восточных красавиц, но и без неожиданных гостей, оккупирующих спальню.
А теперь, граждане, позвольте вам доложить о дальнейшей судьбе нашего страдальца, Василия Петровича. Как вы помните, остался он в полном одиночестве, в тишине, нарушаемой лишь скрипом паркета. Но жизнь, как водится, требует не только моральных итогов, но и документального оформления.
И вот, значит, обратился гражданин Василий Петрович в районный суд с требованием, заявленным к гражданке Гуле, о расторжении брака. Указывал при этом, что состояли они в зарегистрированном браке с такого-то числа, а зарегистрирован оный брак была Администрацией сельского поселения, актовая запись номер такой-то. И просил, соответственно, брак расторгнуть, ибо брачные отношения, по его мнению, прекратились еще с осени 2023 года, когда из квартиры вынесли последний узел и последнюю троюродную тетушку.
Судебное заседание, надо сказать, прошло в отсутствие сторон. Ни истец, ни ответчик не соизволили явиться. Василий Петрович, видимо, решил, что наглядно все уже выяснено в ходе той памятной ночной эвакуации, а Гуля, надо полагать, была занята более важными делами – размещением прибывшего десанта на новом месте. Ходатайств об отложении заседания они тоже не подавали, предоставив суду разбираться в их семейных делах самостоятельно.
Суд, будучи учреждением основательным, выслушал (кого – непонятно, если никто не явился), изучил материалы дела и пришел к следующим выводам.
Установил суд непреложный факт: брак был зарегистрирован, актовая запись имеется.
Истец, то бишь Василий, утверждал, что всё кончилось осенью 2023 года. Ответчица, Гуля, в своем письменном отзыве, соглашаясь, что семья распалась, оспаривала лишь дату. Мол, нет, дорогой суд, это случилось годом ранее. Видимо, когда в спальню вселилась она, или когда брат Рустам заиграл на гармошке. Точку зрения, что семья кончилась в момент приезда первой сестры с детьми, суд, по скромности своей, рассматривать не стал.
Далее суд принялся цитировать Семейный кодекс. Статья 21: расторгаем в суде, если дети есть или согласия нет. Детей общих, к счастью Василия Петровича, не обнаружилось, но согласия на мирный развод, как выяснилось, тоже не имелось. Статья 12: брак требует взаимного добровольного согласия. Согласие, как метко подметил суд, куда-то испарилось. И сохранение семьи, дескать, более не представляется возможным.
И, основательно поразмыслив, руководствуясь статьями 198-199 Гражданского процессуального кодекса, суд, наконец, решил:
Требования иска – удовлетворить.
Брак, заключенный между Василием Петровичем и Гулей, – расторгнуть.
Так официально и закончилась, граждане, восточная сказка нашего героя. Не томным взглядом, не ароматом граната, а сухой строкой судебного решения. Василий Петрович теперь свободен, может снова взять с полки томик Пушкина, но вряд ли станет, ибо убедился на практике: сказка – она, конечно, вещь занимательная, но как документальное основание для совместного проживания категорически не годится.
*имена взяты произвольно, совпадения событий случайны. Юридическая часть взята из:
Решение от 17 февраля 2025 г. по делу № 2-613/2025, Куйбышевский районный суд