Роман стремительно вошел в избу. С яркого весеннего солнышка ему показалось, что в избе сумрачно. На даже в этом сумраке он сразу увидел сына, возмужавшего, раздавшегося в плечах. Совсем уже не мальчишка стоял перед ним.
Саня по мужской привычке протянул отцу руку, тот ответил крепким рукопожатием, но потом не выдержал, притянул сына к себе и обнял, как обнимал его в детстве.
У Сани защемило сердце. Рукопожатие отца было не таким крепким, как раньше, да и объятия тоже. Стареет отец. Но он прогнал от себя эту мысль. Нет, нет. Это он раньше был хлюпиком, мальчишкой. А теперь окреп, служба в армии не прошла даром. Поэтому и кажется ему, что отец слабее. Ничего не слабее. Есть еще силушка у бати.
Анна уже хлопотала на кухне и ворчала.
- Чё это вы парню то не дадите оклематься в доме родном. Как теленка неразумного оглаживаете. Дайте хоть ему вздохнуть то. Исти, чай, с дороги хочет. А то одна обнимала, теперь другой.
Она вроде и забыла, как сама перед приходом Марьи с Романом не могла выпустить племянника из своих рук.
Лида, которая уже забыла брата, стояла прижавшись к кровати. Но не ревела, не пряталась за материнский подол, а глядела на все происходящее с интересом и ждала, что же будет дальше.
Наконец волнение от встречи улеглось. Теперь уже все могли спокойно разговаривать, не пускаясь а слезы. А то, чего уж греха таить, даже по щеке Романа скатилась скупая непрошенная слеза. Только он скорее вытер ее рукавом рубахи, чтоб никто не заметил.
Анна уже поставила блюдо с похлебкой на стол, нарезала ломти хлеба потолще. Марья с гордостью сообщила, что в хлеб то они теперь только кашку добавляют, да и то немного.
- Бог даст, скоро из одной муки хлеб от стряпать будем. Только бы год хорошим был, хлеба выросли да вызрели во время.
От этих слов опять защипало у Сани где то там внутри. До сих пор они едят хлеб с травой. А мать еще и радуется этому и надеется, что скоро муки будет вдосталь.
Отец тоже что то говорил о том, что жить стало получше. В том году даже на трудодни выдали зерном, и деньгами немного давали. И чем больше они хвалили свою жизнь, тем горче становилось у Сани внутри. Ведь это говорили победители, Это они, своим героическим трудом глубоко в тылу ковали победу на фронте
Прошел почти год, как победили фашистов, а они до сих пор едят пустую похлебку да хлеб с травой. А там, в Германии, побежденные жалуются, что живут плохо, что голодают Да разве сравнить их жизнь и жизнь этих тружеников. Хлеб с клевером им за радость. А немцы и не едали в жизни такой.
Так ему стало обидно за мать, за отца, за Анну и эту маленькую, еще ничего не понимающую Лидочку. Даже отвечать на вопросы, как там в Германии то живется, ему расхотелось.
- Да ну ее эту Германию, потом расскажу. Лучше вы давайте говорите о себе. Как Нина? Не получилось у меня в город то заехать к ней.
- Отец, Саня то у нас как большой начальник, на подводе приехал. Нанял и деньги заплатил. - вставила Марья свое слово.
Саня даже не понял, с осуждением она это сказала или с гордостью. Но про себя решил, что некоторые моменты из своей жизни им лучше не рассказывать. Не так могут истолковать.
Мать уже с гордостью за дочку рассказывала.
- Нинушка то чё, учится слава Богу. Хорошо учится, говорит, что учителя ее хвалят. Экзаменты вот через месяц сдавать будет. И все. Школу кончит. А там уж как надумает. В Йошкар-Олу хочет. Пусть учится. Выучим, чай, как-нибудь.
Саня удивился рассуждениям матери. Раньше она всегда была против учебы, а сейчас вон как заговорила. Может отец заставил передумать, а может и до самой дошло, что время такое приходит. Грамотному человеку легче жить.
После еды Саня взял в руки один из чемоданов, положил его на лавку, раскрыл. Начал выкладывать на стол подарки. Марья с Анной подошли поближе, чтоб все рассмотреть, глядели да охали. Роман, хоть и ему было интересно посмотреть, что там сын привез из дальней страны, сдерживал себя, сидел за столом, делал вид, что его эти цацки и не касаются, а сам оценивал каждый подарочек.
Они удивились, когда Саня вытащил вилки. Женщины хоть и видывали , что есть такие вилки, но в доме у них таких никогда не бывало. Длинные зубья, интересные ручки. Но удивило не это. Саня повернул одну из вилок обратной стороной, а там немецкий знак выбит. Тут уж даже Роман не утерпел.
- Дай ко, дай ко я погляжу.
Он вертел эту вилку в рука и так и этак, а потом спросил.
- А как тебя через границу то с этим пропустили.
Саня честно ответил, что тоже побаивался. Решил, что если кто то заметит, то оставит их там да и все. К его счастью офицерские вещи досматривали не так досконально. Так что удалось провезти.
- А чё, такие прямо в магазинах продают сейчас? - Не унимался Роман.
Пришлось вспомнить, как попали эти предметы ему в руки. Вспомнился сорок пятый год. Мародерство, которое приходилось сдерживать всеми способами. Хотя бы не грабить тех людей, которые оставались в советской зоне. Но ведь было множество пустующих домов. Этакий колондайк для освободителей.
Взламывать замки и заходить в такие дома без особой нужды и разрешения было запрещено. Но никто не запрещал прогуливаться по пустующим землям. Тогда то и смекнули, что убегающие от русских фрицы не могли все забрать с собой. Закапывали в землю, в надежде, что потом вернутся за своими богатствами.
Саня вспомнил, как они с Фатиевым вбивали в тросточки гвозди и разгуливали с ними по немецким дворам. Идешь, идешь, палочкой постукиваешь. Что то подозрительное в земле, порыхлее она или копано не так давно. Обстукаешь тут уж основательно. Гвоздик ударился о что то железное, значит может и схрон закопан.
- Порой целые клады находили. Чаще всего в жестяных ящиках. И где только немцы эти ящики брали! Из этих схронов и шли посылки потом на Родину. Вот и вилки эти я так нашел и разные украшения для Нины. Случались и тряпки разные, где то побогаче, где то не очень. Все вам посылал. Деньги на магазины не тратил.
Саня рассказывал это и иногда улыбался.
- Знаете, другой раз смех прямо. Гуляют офицеры вечером после службы и все с такими тросточками. Я то что, деревенский, ничего не понимал. А городские то все подряд не брали. Золото искали. И тряпки разные на него меняли.
- Ты чё, Саня. И так посылкам то как мы рады были. А золото то твое, куда оно нам в деревне. Жили без него и дальше так жить будем. - успокоила Марья Саню. - Нина то вон какая нарядная у нас ходит. Только любоваться на девку.
Вспомнив эти истории, Саня продолжил доставать подарки. Один чемодан опустел. На столе уже лежала горка из тряпок, стояли банки с разными консервами, американская тушенка, рыбные консервы, сгущенное молоко в литровых банках, сухое молоко для Лиды. В деревне таких продуктов и не видывали.
- Консервы то я в военторге заказывал. Даже у немцев менять на что то боялся. Был случай, что отравили немцы консервами то наших солдат. Ох, тогда дел то было из-за этого. После того раза строго стало, особенно с продуктами.
Из другого чемодана Саня достал свой фотоаппарат, завернутый в рубаху для отца, чтоб не разбился нечаянно. Увидели свет увеличитель, запакованная бумага, разные баночки, только одному Сане понятные.
- Вот, - торжественно объявил он, - фотоаппарат. Буду на карточки вас снимать.
В этом же чемодане были разные хозяйственные предметы, кое-какие инструменты для отца из качественной стали, ножи. Вот тут уж Роман оживился. Он рассматривал каждый предмет, брал в руки, ощупывал и цокал языком от удовольствия, словно ребенок над игрушкой.
- Ну, Саня, тут то ты мне угодил так угодил. Благодарствую тебе.
Тут же были пакеты с конфетами, сахар, несколько плиток шоколада и печенье. Саня взял плитку шоколада и протянул Лиде.
- На, Лидочка, ешь досыта.
Но тут Марья опередила Лиду, забрала шоколадку и выдала ей пару конфеток.
- Ты чё, Саня, объестся сразу то, обнесет всю да и живот заболит. Я ей понемножку давать буду.
Второй чемодан тоже опустел. Только в уголке скромно лежали Санины пожитки.
Женщины принялись раскладывать подарки по местам, распределяя, кому что, с удовольствием разглядывали каждую вещичку, удивлялись качеству. Они бы еще долго любовались на эту гору, наваленную на стол, да не хотели, чтоб кто то пришел и увидел это богатство, не хотели, чтоб люди им позавидовали. И без этого сколько еще разговоров будет.