Женщины, как всегда, чувствовали заранее. Они успели только банки да продукты на кухню перетащить, да тряпки убрать в чулан под замок, как в сенях затопали чьи то шаги, да не одни, а несколько.
В избу ввалилось сразу пять человек. Бабы, с которыми Марья работала в хранилище да бригадир во главе. Все почтительно поклонились, поздоровались. Видно было, что женщины стесняются, но любопытства все же было сильнее.
- Уж не взыщите, хозяева,- начал пафосно бригадир. - Вот, пришли поглядеть на Саню. Помним ведь, как маленький без штанов по улице с ребятней бегал, а теперь вон, начальником в армии заделался.
- Проходите, проходите, - засуетилась Марья, радушно приглашая своих товарок по работе и бригадира вперед. - Вот он, сыночек то мой, ненаглядный. В отпуск приехал. Соскучился по нам.
Саня подошел к нежданным гостям. Обнял каждую женщину, пожал руку Петровичу. Женщины тут же засыпали его вопросами. Уж больно интересно им было из первых уст услышать, как там люди живут, как работают что в магазинах у них. Даже что немцы едят, и то им было интересно.
Саня хотел было сказать, что как немцы то живут, они и во сне не видывали, но вовремя осекся. Вспомнились глаза старого железнодорожника, который испугался, не сказал ли чего лишнего офицеру. Пришлось старательно подбирать слова, чтоб ненароком не похвалить жизнь в побежденной стране. Но в то же время и врать ему не хотелось.
- Вот затараторили, бабье, - шикнул на женщин бригадир. Дайте хоть мужику слово сказать.
Бабы обиженно замолчали. А Петрович начал расспрашивать совсем о другом. Его интересовало, как там все устроено на границе, какие порядки. Что приходится делать солдатам на службе. На эти вопросы Сане отвечать было легче. Он рассказывал все обстоятельно, по порядочку. Лишь бы женщины снова не стали его донимать.
Когда Саня удовлетворил любопытства бригадира и замолчал, тот неожиданно спросил.
-- А ты шнапс пробовал. Немцы его уж больно любят.
- Доводилось. Только ничего в нем хорошего нет. Наша водка лучше. И немцы ее больше любят, чем свой шнапс.
Он не стал говорить, что привез домой бутылку шнапса на пробу отцу, да бутылку красного вина для матери с Анной. Ведь только стопочку налей сейчас бригадиру, потом от гостей, желающих хоть граммулечку попробовать, отбоя не будет. А на нет и суда нет.
Марья сходила на кухню, пришла обратно и выдала каждой женщине по конфете, а Петровичу протянула аж три папиросы. Их ей совсем не жалко было. Ведь в доме никто не курил. Видно и привез их Саня, чтоб угостить деревенских мужиков. С конфетами ей жалко было расставаться, да как без подарочка то. Решила, что вот их угостит, а больше никого не будет. На всех ведь не напасешься.
Довольный, что и его потешили, бригадир разрешил Марье два дня не ходить на работу. А там уж видно будет. Наконец гости собрались и ушли. Видно дошло до них, что в первый день приезда родным хочется одним побыть, поговорить обо всем, о чем с чужими говорить не станешь. Не дело тут им толкаться.
На другой день Роман, как всегда с утра пошел в правление. Сказал, что глядельщики все равно покоя не дадут. Так он лучше поработает.
- Да что ты, Роман. Хоть день то дома побудь. Тебя ведь никто на работу то не неволит. Сделаешь чё надо попозже. Бумаги то твои никуда не денутся. - рассердилась на мужа Марья.
Обидно даже ей стало, что работу наперед поставил, а потом уж семью.
- Да ладно, ладно, будет тебе ворчать то. Приду к обеду. А Саня то пусть отсыпается с дороги то. Вы не топчитесь больно то. А то как медведи топаете.
А Саня и вправду отсыпался в тишине родного дома. Хоть Роман и сказал, что женщины топают, как медведи, они на самом деле ходили на цыпочках по избе. Боялись лишний раз ложкой брякнуть. Матрас, набитый свежей соломой, казался мягче пуховых немецких перин. Пахло домом и от этого так хорошо спалось , что вставать совсем не хотелось. Саня почувствовал себя маленьким мальчиком, а не человеком, прошедшим по военным дорогам.
Он открыл глаза, когда маленькая Лида, проснувшаяся раньше, притопала к нему и начала теребить за одеяло. Она еще плохо говорила, некоторые слова Саня и вовсе не понимал. Но догадался, что малышке не нравится, что брат так долго спит. Может от того, что мать ей без конца шикала, чтоб не шумела, может от того, что ей было скучно и она надеялась, что Саня с ней поиграет.
За вчерашний день она к нему уже немного привыкла и поняла, что это хороший дяденька, не сердитый и не ругается. Хотя откуда ей было знать, как ругаются, как сердятся взрослые. В избе у них всегда было тихо. Отец голоса ни на мать, ни на Анну никогда не поднимал. А уж ее, последышка, все любили, несмотря на то, что она была не совсем обычным ребенком. А может наоборот, поэтому и любили еще больше.
Саня открыл глаза. Он уже не спал, лежал, нежился , отдыхал от воинской службы. Сел, взял Лиду на руки. К его удивлению девочка доверчиво прижалась к нему, уже не дичилась, как вчера. Видно приняла брата в свой маленький мир.
Мать, увидев такую картину, всплеснула руками.
- Лида, ты пошто Саню то разбудила. Еще и на руки залезла.
Брат улыбнулся счастливой улыбкой. Наконец то он слышит лисинский говор, от которого отвык уже за это время. Буквы “о” покатились, как колесики. Вчера он на это как то внимания не обратил, очень уж много эмоций и без того было.
- Давай, вставай да умывайся, раз не спишь. Исти будем. Мы с Анной не садимся, тебя ждем. Роман от на работу до обеда ушел. И ты Лида с рук то слезай. Ишь, уселась невеста.
- Ох, мама, как хорошо дома! Ты уж не сердись, что я спал так долго. И вы из за меня не ели. Сейчас я быстро. схожу на двор, там умоюсь. Та мне потом скажи, чего делать надо. Землю то копать еще рано, наверное, сырая еще.
Саня поставил Лиду на пол, поднялся сам. Как был в кальсонах да рубахе нательной, так и хотел идти на улицу. Тут уж и Анна присоединилась. Запричитали в два голоса.
- Ты сдурел, что ли. На воле то холод какой. Солнышко то еще не обогрело. Вода то ледяная. Рукомойник то полный. Умывайся сколь хошь. Чё на холоде то.
Так и пришлось офицеру отступить под натиском двух женщин. Умылся в печном заулке. Отметил про себя, что воды то для него теплой налили, не из кадушки, а из печи, что в чугуне ночь стояла. Так приятны ему были эти ненавязчивые знаки любви и заботы. Только дома тебя могут любить, как маленького даже когда ты уже мужик.
Когда сели за стол и начали есть, Марья вдруг рассмеялась. Колокольчиком рассыпался ее смех по избе.
- Ой, Саня, покуда ты спал, девки то мимо окошек дорогу протоптали. Всем приспичило с утра по воду на колодец ходить. Так и сновали одна за другой. Думали, чай, что тебя увидят. А ты все спишь, да спишь.
И опять Марья счастливо рассмеялась. Ведь это ее Санюшку девки увидеть хотели.
- Ты вечером в клуб сходи. А то ведь так и будут мимо окошек бегать.
А Сане было совсем не до деревенских девок. Эльза снилась ему сегодня. Глядела на него своими глазищами, словно прощалась и слезы текли по ее щекам. Он даже хотел мать спросить, к чему такой сон приснился, да вовремя остановился. Ведь не отступится, всю душу вымотает, но вынудит рассказать, что за девушка ему снилась. А рассказывать об Эльзе совсем не входило в его планы.
- Мам, а давай я воды натаскаю, - предложил Саня после того, как поели.
Марья сперва даже растерялась. Воду в деревне всегда таскали бабы да девки. Это была их работа. Но в то же время хотелось, чтоб увидели люди ее сыночка. Приехал, не загулял, как другие, а сразу же матери помогать взялся.
Желание похвастаться сыном все же взяло верх.
- Иди, сынок, сходи раза два. Кадушку долей.
Марья подала сыну ведра
- Коромысло то, чай, помнишь, где висит.
Но Сане ни к чему было коромысло. Он и так принесет воду, без него. Сане просто необходимо было выйти на улицу. Как то душно ему вдруг стало в избе. Тоска напала при упоминании Эльзы. Он злился на себя. Вот, сам себе душу разбередил. И дернуло его эту немку вспомнить. Правильно мать сказала. Надо в клуб сегодня сходить. Закрутить с кем-нибудь. Может и затмит деревенская девушка эту Эльзу.