Ночь снова была бессонной. На рассвете я услышала, как подъехала машина. Не та, что у Алексея. Я выглянула в окно. Из черного внедорожника вышел тот самый мужчина, которого я видела в доме свекрови — «исполнитель» с холодными глазами. Он что-то негромко сказал Павлу Сергеевичу, который вышел к нему на крыльцо. Они о чем-то говорили. Потом мужчина уехал.
Павел вернулся в дом, лицо его было озабоченным.
— Новости. Дмитрий согласился на встречу. Но не здесь. На нейтральной территории. Сегодня в полдень. Это может быть ловушка.
— Вы пойдете?
— Нет. Пойдешь ты.
Я онемела.
— Я? Но он...
— Он хочет видеть тебя. Говорит, что будет говорить только с тобой. Видимо, хочет оценить, насколько ты серьезный игрок, или... убедиться, что ты жива, чтобы доложить Виктории. Это риск. Но если ты не появишься, мы теряем шанс. Алексей и его люди будут прикрывать тебя. Дистанционно. Но в здании ты будешь одна.
Место встречи было выбрано в публичном, но нелюдном месте: читальный зал старой, почти заброшенной библиотеки в соседнем городке.
Ровно в полдень я вошла в здание. Пахло пылью и старыми книгами. За одним из столов в дальнем углу сидел Дмитрий. Он выглядел именно так, как я его помнила с редких визитов: дорогой, но не кричащий костюм, острые черты лица, внимательные глаза за очками в тонкой металлической оправе. Он напоминал профессора или хирурга.
— Алиса, — он указал на стул. — Садитесь. Вы выглядите... собранной. Учитывая обстоятельства.
— Где гарантии, что это не ловушка? — спросила я, оставаясь стоять.
— Вы живы и дошли до стула. Уже некоторая гарантия. Если бы я хотел вас устранить, вас бы уже не было. Виктория Павловна этого хочет. Я... рассматриваю варианты.
— Какие варианты?
— Ваш покровитель, Ростов, сделал мне предложение. Оно... заманчиво. Но рискованно. Предать Викторию — все равно что играть с тигрицей, защищающей детеныша. Она сожрет и меня, и вас, и Ростова со всеми его бумажками.
— Но если она падет первой?
— «Если» — большое слово. У нее длинные руки. И «Новая Эра» — это не только я. Это система. Даже если вы вытащите меня, останутся врачи, полицейские, судьи. Они замнут дело. А потом отомстят.
— Значит, вы отказываетесь? — в моем голосе прозвучало разочарование.
— Я не сказал, что отказываюсь. Я сказал, что это риск. Мне нужно нечто большее, чем обещание Ростова. Мне нужны железные гарантии иммунитета. Не местного, а федерального. И защита для моей... второй семьи. За границей. И новое начало.
— А что вы даете взамен?
— Все. Полную структуру «Новой Эры». Имена, должности, схемы оплаты. Место, где хранятся финансовые архивы (не все, но ключевые). И... аудиозапись.
Он достал из внутреннего кармана маленькую флешку и положил на стол.
— Здесь разговор Виктории Павловны со мной три дня назад. Где она отдает приказ «устранить проблему» — то есть вас. И где обсуждается «версия для полиции» с подброшенным флаконом. И еще кое-что... о планах на Марка, если он выживет. Она не хочет, чтобы он говорил. Вообще.
Кровь отхлынула от моего лица.
— Что вы хотите, чтобы я сделала с этим?
— Передайте Ростову. Пусть его люди в правоохранительных органах проверят запись на подлинность. Когда у них будет подтверждение, мы встретимся снова. Чтобы обсудить детали моего... перехода. Но помните: если вы попытаетесь использовать это без меня, или если я почувствую двойную игру — записи исчезнут, а я исчезну. И тогда вам с Ростовым не справиться.
Он встал.
— И последнее, Алиса. Будьте осторожны с Ростовым. Он не святой. У него свои счеты с Викторией. И он использует вас, как таран. Убедитесь, что после штурма крепости таран не выбросят на свалку.
Он кивнул и вышел из зала, оставив меня одну с флешкой, горящей в моей ладони, как уголек.
Я вернулась в дом к Ростову. Он прослушал запись на мощном компьютере с помощью своего специалиста. Голоса были узнаваемы: холодные, расчетливые интонации Виктории и спокойный, деловитый тон Дмитрия. Они обсуждали мою ликвидацию, как плановое совещание.
— Это оно, — сказал специалист. — Монтаж исключен. Фон чистый.
Павел Сергеевич выглядел удовлетворенным, но настороженным.
— Дмитрий прав насчет одного: нужен выход на федеральный уровень. И нужен сценарий, при котором Виктория не успеет среагировать. Массовая, синхронная атака по всем фронтам: СМИ, правоохранители, финансовая разведка. И все это — завтра. Пока она думает, что ты в подполье, а Дмитрий верен ей.
— Завтра? — я не поверила своим ушам. — Но как все организовать?
— Все уже организовано. Ждал только последнего козыря. Эта запись — он. Завтра утром материалы уйдут в три федеральных канала и два крупных интернет-издания. Одновременно — пакет документов и расшифровка записи в Главное следственное управление и в ФСБ. Параллельно мой человек инициирует внезапную проверку банков, через которые шли платежи «Новой Эры». Мы создадим информационный шторм, который она не сможет игнорировать. А Дмитрию... мы пошлем сигнал. Что пора.
Это напоминало подготовку к военной операции. Я чувствовала себя солдатом перед битвой, от исхода которой зависело все.
Вечером я снова не могла спать. Я вышла на маленький балкончик своей комнаты. В лесу было тихо, пахло хвоей и сыростью. Где-то там, в городе, в стерильной палате, боролся за жизнь человек, которого я любила и из-за которого, по иронии судьбы, все это началось. Что он подумал бы, увидев меня сейчас? Увидев свою мать такой?
Со мной связалась сестра. Через защищенный мессенджер, который мне дал Алексей.
«Ась, тут были какие-то люди. Спрашивали о тебе. Говорили, что из полиции, но удостоверений не показали. Я испугалась, сказала, что не общалась. Они ушли, но, кажется, следят за домом. Что происходит?»
«Ничего, Лен. Скоро все закончится. Будь осторожна. Не открывай никому»
Они добрались и до нее. Виктория раскидывала сеть.
Я вернулась в комнату, взяла флакон с ядом. Рассматривала его на свет. Крошечный стеклянный цилиндр, способный оборвать жизнь. Сколько таких уже было использовано? Сколько «несчастных случаев» и «самоубийств» он устроил?
Утром меня разбудил Алексей. Он выглядел напряженным.
— Началось. Первые публикации вышли. Пока без прямых обвинений, но с намеками на «систему заказных смертей в бизнес-среде». Уже звонки. Виктория Павловна, по данным, в бешенстве. Собирает своих юристов. Но важнее другое: Дмитрий вышел на связь. Он готов. Но просит встречи с тобой. Снова. Говорит, есть еще кое-что, что можно передать только лично. И... он хочет видеть, что ты на свободе, прежде чем сдаваться.
— Где?
— Плохое место. Ее загородный клуб. «Зеленый мыс». Там сегодня якобы совещание топ-менеджеров холдинга. Он будет там. Может передать документы из ее личного сейфа в кабинете. Риск запредельный. Но если мы получим эти бумаги...
«Зеленый мыс» — укрепленная резиденция Виктории Павловны, где она проводила самые важные и самые темные встречи. Проникнуть туда было все равно что войти в пасть льва.
— Это ловушка, — сказала я. — Очевидная.
— Возможно. Но если это не ловушка, и мы получим доступ к ее внутренним документам... это будет конец для нее. Ростов считает, что игра стоит свеч. Прикрытие будет максимальным. Но решение за тобой, Алиса. Ты уже не пешка. Ты королева в этой игре. Решай.
Я посмотрела на экран телефона, где одна за другой появлялись новости с тревожными заголовками. Шторм начинался. Теперь нужно было нанести решающий удар в самое сердце бури.
Я глубоко вдохнула.
— Хорошо. Я иду.
---
Дорога до «Зеленого мыса» была похожа на дорогу на эшафот. Алексей вел машину молча, его пальцы белыми костяшками сжимали руль. В салоне, кроме нас, был еще один человек — сурового вида мужчина, которого представили как «Евгения». Он проверял оборудование: миниатюрную камеру-пуговицу на моей блузке, микрофон-петличку и трекер, спрятанный в подкладке сумки.
— Сигнал будет прерывистым внутри, — сказал Евгений. — Толстые стены, вероятно, глушилки. Но мы установим периметр. Как только что-то пойдет не так, мы ворвемся. У нас есть ордер? Нет. Но есть решимость.
Ордер. Слово из другого мира, мира правил, который здесь, похоже, кончился.
— Ваша задача — встретиться с Дмитрием, получить документы и выйти. Не задерживаться. Не вступать в диалоги. Если увидишь ее — уходи немедленно. Поняла? — Алексей посмотрел на меня в зеркало заднего вида. В его глазах была не просто профессиональная концентрация. Была тень чего-то похожего на уважение. Или сожаление.
— Поняла.
Клуб «Зеленый мыс» предстал перед нами как крепость из стекла и бетона, вписанная в сосновый лес на берегу озера. Высокий забор, КПП, камеры повсюду. Мы остановились в полукилометре, в глухой лесной просеке.
— Дальше пешком, через лес, — сказал Евгений. — Там есть лазейка — старая канализационная труба, выходящая в озеро. Она ведет в технические помещения под главным корпусом. Дмитрий должен отключить датчики на этом участке на полчаса. У тебя есть двадцать минут с момента входа в здание.
Он вручил мне маленький, но мощный фонарик и схему, нарисованную от руки.
— Удачи.
Я вышла из машины. Холодный воздух пах хвоей и болотом. Я углубилась в лес, продираясь через кусты, стараясь не шуметь. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно за версту.
Труба оказалась именно там, где указали. Запах был соответствующий. Я, скрепя сердце, залезла внутрь. Темнота, сырость, скользкие стенки. Я ползла, отчаянно борясь с паникой и рвотными позывами. Казалось, это длилось вечность. Наконец, впереди показался свет решетки. Я подползла, оттолкнула ее — она, как и обещал Дмитрий, не была закреплена.
Я вывалилась в бетонный технический тоннель с трубами и кабелями. По схеме нужно было подняться по лестнице на два уровня, выйти в служебный коридор и пройти к лифту для персонала, который вел прямо на этаж с кабинетами руководства.
В служебных коридорах было пусто. Гул вентиляции, запах моющих средств. Я двигалась быстро, стараясь не выглядеть подозрительно. На мне была темная униформа горничной, которую дал Алексей. С паспортом на бейджике «Ирина». Камера-пуговица была почти незаметна.
Лифт поднял меня без приключений. Дверь открылась в роскошный, тихий коридор с мягким ковром и приглушенным светом. Здесь пахло дорогим деревом и свежими цветами в напольных вазах. Я знала, куда идти: кабинет Виктории Павловны был в конце, за двойными дубовыми дверьми. Дмитрий должен был ждать меня в смежном с ним кабинете — в своем собственном.
Я постучала. Тишина. Потом щелчок замка. Дверь приоткрылась.
— Быстро, — прошептал Дмитрий. Он был бледнее, чем в библиотеке. На столе перед ним лежала толстая папка и маленький, плоский ноутбук.
— Это все? — спросила я, переступая порог.
— Все, что смог скопировать и вынести за последний год. Финансовые отчеты «Новой Эры» с расшифровками плательщиков и получателей. Списки «исполнителей» с кличками и контактами. Переписка с коррумпированными чиновниками. И... личный дневник Виктории Павловны за последние пять лет. Тот, что ты взяла, — для посторонних глаз. Этот — для себя. Здесь нет цензуры.
Он потянулся к папке, но вдруг замер. Его взгляд упал на мою блузку, на едва заметную камеру.
— Ты... ведешь трансляцию?
— Страховка, — честно сказала я.
Он кивнул, как будто ожидал этого.
— Хорошо. Пусть видят. — Он открыл папку, начал быстро листать, показывая документы перед камерой. — Вот. Платежное поручение в швейцарский банк на имя врача, который подписал заключение о «самоубийстве» судьи Ларина. Вот — распечатка переписки с начальником отдела полиции об «утерянных» материалах дела по Петрову. Вот скан договора с частной клиникой «Новая Эра» о «реабилитации» неудобных людей... включая Игоря Сергеевича. Там есть и его медицинская карта. Ему вводили препараты, вызывающие депрессию и апатию.
Он говорил быстро, четко, как на докладе. Это был не предатель, спасающий шкуру. Это был архивариус зла, выносящий его на свет.
— Почему вы делаете это? — не удержалась я. — После всех этих лет?
Он на мгновение закрыл глаза.
— Потому что Марк... был почти как сын. Потому что я видел, как она сломала Игоря. И теперь она сломала и Марка. И хотела сломать тебя. Есть грань... за которой даже прагматик не может оставаться в стороне. Она перешла ее, когда приказала убрать тебя за ужином, на котором мог быть он. Она играет в божество. А я... я не хочу быть ангелом-хранителем у такого божества.
Он сунул папку и ноутбук в обычную хозяйственную сумку на колесиках.
— Бери. Выход через кухню. Грузовой лифт. Я отвлеку охрану. У тебя есть...
Он не договорил. Дверь в кабинет распахнулась.
В дверном проеме стояла Виктория Павловна.
Она была не в идеальном костюме, как обычно. На ней был темный трикотажный комплект, волосы были слегка растрепаны. Но глаза... глаза горели холодным, абсолютным безумием. В них не было ни страха, ни ярости. Была лишь ледяная, нечеловеческая решимость.
— Дмитрий, — произнесла она мягко. — Я всегда знала, что у крысы инстинкт самосохранения сильнее чувства долга. Но чтобы ты привел ее сюда... в самое сердце. Это даже не предательство. Это... искусство.
Дмитрий отпрянул к столу, побледнев до зеленоватого оттенка.
— Виктория Павловна... это можно объяснить...
— Объяснить? — она вошла в комнату, дверь закрылась за ней с тихим щелчком. — Ты будешь объяснять это судьям. Если доживешь. А ты, милая... — ее взгляд перешел на меня, и в нем что-то дрогнуло. Что-то похожее на почтительное удивление. — Ты оказалась живее, чем я думала. И опаснее. Жаль.
Она не кричала, не угрожала. Ее спокойствие было страшнее любой истерики.
— Папка. Ноутбук. И то, что спрятано у тебя на груди. Оставь здесь. И я позволю тебе уйти. Ты исчезнешь. Начнешь новую жизнь где-нибудь далеко. Марк... Марк, возможно, даже выживет. И все забудется.
— Вы убили людей, — сказала я, и голос мой, к моему удивлению, звучал твердо. — Вы убили в них души, а некоторых — и тела. Вы пытались убить меня. Вы отравили собственного сына. Забудется? Никогда.
Она чуть склонила голову, как будто рассматривала интересный экспонат.
— Сентиментальность. Твой главный порок. Мир — это система. Одни — шестеренки, другие — инженеры. Шестеренки изнашиваются, их меняют. Инженеры проектируют. Я — инженер. И я создала совершенную систему. Ты — брак. Случайный сбой. И я этот сбой устраняю.
Она сделала шаг вперед. В ее руке не было оружия. Но от нее исходила такая сила воли, такая концентрация зла, что я отступила к стене.
— Охрана уже в пути, — сказал Дмитрий, но в его голосе не было веры.
— Охрана получила приказ не беспокоить, — не отводя от меня глаз, ответила Виктория. — У нас приватная беседа. Как семейная.
Я сжала ручку сумки. Камера работала. Где же Алексей? Где штурм?
— Ваша система трещит по швам, Виктория Павловна, — сказала я. — Новости уже вышли. Документы уже у федералов. Дмитрий дал показания. Все кончено.
Впервые на ее лице промелькнула тень сомнения. Микро-трещина в гранитной маске.
— Блеф. Дмитрий ничего не давал. Он здесь. А документы... документы можно оспорить. Подделать. У меня есть лучшие юристы.
— А есть ли у вас лучшие врачи, чтобы вытащить Марка из комы? — ударила я в самое больное место. — Или вы уже смирились с потерей «шедевра»?
Ее лицо исказилось. На секунду показалось настоящее лицо — измученное, искаженное болью и ненавистью.
— Не смей... не смей говорить о нем! Ты его погубила! Твоим присутствием! Твоей... любовью! Я делала его сильным! А ты сделала его слабым! Уязвимым! И он поплатился!
Она почти кричала. И в этом крике была вся ее трагедия. Не монстр, а изуродованная, извращенная материнская любовь, превратившаяся в яд.
— Он поплатился за вашу идею силы, — прошептала я. — Вы отравили его. Физически и духовно.
В этот момент вдалеке, сквозь толстые стены, донесся звук сирены. Не одной. Многих. Приглушенный гул голосов, топот.
Виктория Павловна насторожилась, прислушалась. Трещина в ее уверенности расширилась.
— Что это?
Дмитрий рискнул подойти к окну, отодвинуть жалюзи.
— Полиция. Много. И... машины с операторами новостей.
Она метнулась к окну, оттолкнула его. Внизу, у главного входа, клубились синие огни мигалок. Фигурки в форме оцепляли здание. Среди них мелькали люди с камерами.
Информационный шторм, обещанный Ростовым, достиг берега.
— Как они... — она обернулась ко мне, и в ее глазах впервые появился настоящий, животный страх. Не страх разоблачения. Страх потери контроля. — Ты... что ты наделала?
— Я вынесла мусор на свет, — сказала я.
Она стояла, судорожно сжимая и разжимая кулаки, ее мозг лихорадочно работал, ища выход. Потом ее взгляд упал на папку в моих руках.
— Отдай. Отдай, и я скажу им, что это все — твоя провокация. Что ты и Дмитрий в сговоре, чтобы опорочить меня. У меня есть доказательства твоей «нестабильности». Отдай!
Она бросилась ко мне. Не для того чтобы ударить — чтобы вырвать сумку. Я отпрянула, споткнулась о ножку стула. Сумка выпала из рук, документы рассыпались по полу.
Виктория Павловна с жадностью набросилась на них, стала сгребать в охапку, рвать некоторые листы, пытаясь уничтожить хотя бы часть.
Дмитрий замер у окна, парализованный.
И тут дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Не охрана. Алексей и Евгений, с пистолетами в руках, а за ними — люди в бронежилетах с надписью «СОБР».
— Всем не двигаться! Руки за голову!
Виктория Павловна замерла на полу среди бумаг. Она медленно подняла голову. Увидела стволы, направленные на нее. И... камеру оператора, который шел за бойцами. Прямой эфир. Ее самый страшный кошмар.
Ее лицо стало абсолютно пустым. Маска рухнула, и под ней не оказалось ничего. Ничего, кроме дряхлой, испуганной старухи.
— Вы... не имеете права... — начала она, но голос ее, всегда такой властный, сорвался на фальцет.
— Виктория Павловна Соколова, вы задержаны по подозрению в организации убийств, покушении на убийство, отравлении... — начал зачитывать ей права офицер, но его слова тонули в гуле.
Меня подхватил под руку Алексей.
— Все в порядке? Трансляция прервалась, мы видели, как она вошла...
— Все... все в порядке, — выдохнула я, чувствуя, как ноги подкашиваются. — Документы... они тут.
Евгений уже собирал бумаги, аккуратно упаковывая в специальные пакеты.
Меня вывели из кабинета. В роскошном коридоре уже было полно людей: полиция, следователи в штатском, медики. И камеры. Так много камер. Я закрыла лицо руками, но кто-то из офицеров мягко отвел мою руку.
— Не прячьтесь. Пусть видят. Вы — жертва. И свидетель.
Меня провели через главный холл, где еще утром решались судьбы корпораций, а теперь царил хаос. Викторию Павловну выводили другой дорогой, прикрывая от камер курткой. Но один кадр все же успели поймать: она шла, ссутулившись, под конвоем, и смотрела прямо перед собой тем самым пустым взглядом.
На улице меня ждала не машина Алексея, а карета скорой помощи.
— Для осмотра, — пояснил медик. — По протоколу.
Я не сопротивлялась. Внутри было тихо и стерильно. Меня повезли не в ближайшую больницу, а в ту самую, где лежал Марк. По особому распоряжению.
---
Прошла неделя.
Виктория Павловна находилась в СИЗО. Ей предъявили обвинения по двенадцати статьям. Дело обещало стать процессом века. Дмитрий, как и договаривались, дал подробные показания в обмен на иммунитет и защиту программы. Он уже вылетел с семьей в неизвестном направлении. Система «Новая Эра» рушилась как карточный домик: аресты врачей, отставки полицейских чинов, паника среди «исполнителей».
Ростов вышел из тени, дав несколько интервью. Он стал героем-разоблачителем, хотя в его глазах я читала ту же усталость и ту же осторожность. Игра была выиграна, но цена...
Марк... Марк вышел из комы три дня назад. Отек мозга удалось снять. Но последствия были тяжелыми. Поражение центральной нервной системы. Он был в сознании, но говорить не мог. Правая половина тела парализована. Врачи говорили о долгой реабилитации, о том, что полное восстановление маловероятно.
Мне разрешили навестить его.
Он лежал в палате, залитой солнцем. Трубки и датчики уже убрали. Осталась только капельница. Он смотрел в окно, и когда я вошла, медленно, с огромным усилием, повернул голову.
Его глаза... в них не было прежнего блеска, уверенности, усталой покорности. В них была пустота, похожая на ту, что была у его матери в момент краха. Но не злая. Бездонно печальная.
Я села рядом, взяла его холодную, неподвижную руку.
— Марк... — голос мой сорвался. — Прости меня. Я не хотела... Я просто...
Он медленно моргнул. Потом его взгляд скользнул по моему лицу, и в глубине глаз что-то дрогнуло. Слеза? Осознание? Я не знала.
Он попытался что-то сказать. Из его горла вырвался только хрип, булькающий, бессмысленный звук. Отчаяние отразилось на его лице. Он закрыл глаза.
Врач, дежуривший у палаты, сказал мне позже: «Он все понимает. Понимает, что произошло, кто виноват. И это для него самое страшное. Его мир, его опора, его создательница оказалась монстром. А он... оказался ее творением. И чуть не погиб от ее руки. Ему нужно время. Много времени».
Я вышла из больницы. На ступенях меня ждал Павел Сергеевич Ростов.
— Что теперь будешь делать? — спросил он.
Я посмотрела на серое небо. Зима приближалась.
— Не знаю. Жить, наверное. Впервые за долгое время — просто жить. Не боясь, не оправдываясь, не играя роль.
— Останешься с ним? — он кивнул в сторону больницы.
Я долго молчала.
— Я буду помогать. Пока он нуждается. Потому что я тоже виновата. Не в том, в чем она меня обвиняла. А в том, что слишком долго закрывала глаза. Что не увидела пропасти, в которую мы катились. Но быть его женой... тенью того, что осталось... Я не могу. У меня тоже должна быть жизнь. После всего.
Он кивнул, как будто понимая.
— У тебя есть деньги. Твоя доля, доля Марка... все будет разобрано в судах, но ты не останешься ни с чем. И у тебя есть опыт. Страшный, но бесценный. Умение видеть яд за безупречным фасадом.
Я улыбнулась без радости.
— Да. Я думаю, я никогда больше не буду пить вино из чужих бокалов.
Он протянул мне конверт.
— Это адрес и контакты. Хороший реабилитационный центр в Германии. Для Марка. И... для тебя, если захочешь. Там умеют лечить не только тела, но и души, исковерканные семейными тайнами.
Я взяла конверт.
— Спасибо. За все.
— Не благодари. Я очищал свою совесть. И свой баланс. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановился. — Алиса. Она просила... Виктория. Просила передать тебе.
— Что?
— Она сказала: «Скажи ей, что она была достойным противником. И что я ошиблась. Не в том, что хотела ее устранить. А в том, что недооценила. У нее была тихая решимость. Как у меня в молодости. Жаль.»
Я стояла, сжимая конверт, и смотрела, как его машина исчезает в потоке. Это не было прощением. Это было признание. От одного монстра другому, выросшему из жертвы. Горькая, отравленная пилюля правды.
Я пошла пешком. Без цели. Просто шла по улицам того самого города, который когда-то казался мне чужим и враждебным. Теперь он был просто городом. С людьми, машинами, своей жизнью.
В кармане пальто я нащупала тот самый флакон. Тот, что когда-то должен был стать моей смертью, а затем — уликой против меня. Я достала его. Крошечный стеклянный цилиндр. Я подошла к мосту через реку, остановилась у парапета.
И выбросила его в темную, холодную воду.
Яд утонул бесшумно. Не оставив следа.
Я обернулась и пошла прочь от реки. Навстречу той жизни, которая у меня теперь была. Страшной, разбитой, но **моей**. И в этой свободе, отвоеванной такой страшной ценой, была своя, горькая и тихая, правда
Конец!
Понравился рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ! Для этого нажмите на черный баннер ниже:
Первая часть, если пропустили, здесь:
Читайте и другие наши рассказы:
Пожалуйста, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)