Наш старенький холодильник гудел, как взлетающий бомбардировщик, но менять его мы не собирались. У нас была Цель. Именно так, с большой буквы. Мы копили на свою квартиру. Съемная «двушка» с коврами на стенах и запахом чужой жизни уже сидела в печенках, хотелось своих стен, где можно вбить гвоздь, не спрашивая разрешения у хозяйки.
Я работал на износ. Две смены на складе, по выходным таксовал на отцовской «Ладе». Лена, моя жена, тоже старалась: брала подработки в бухгалтерии, по вечерам сводя чьи-то балансы. Мы жили в режиме жесткой экономии уже три года. В магазин ходили со списком, одежду покупали только на распродажах. «Потерпим, Андрюша, зато потом заживем», — говорила Лена, штопая мои носки. Я смотрел на её склоненную голову, на отросшие корни волос, и сердце сжималось от нежности. У меня золотая жена, думал я. Надежный тыл.
Первый звоночек прозвенел в пятницу. Лена ушла в душ, оставив телефон на столе. Экран загорелся от сообщения из банка. Я машинально скосил глаза.
«Зачисление 15 000 руб. Баланс: 450 000 руб.».
Я замер с бутербродом в руке. Четыреста пятьдесят тысяч? Откуда? На нашем общем счете лежало полтора миллиона. Я знал эту цифру наизусть. А это что за счет? Личный? Тайный?
В голове закрутились шестеренки. Почти полмиллиона — это огромные деньги. Откуда у Лены такие суммы, если она отчитывается мне за каждый поход в «Пятерочку»? «Ой, Андрюш, молоко подорожало, пришлось взять другую марку», — звенел в ушах её голос.
Когда она вышла из ванны, я промолчал. Решил понаблюдать. Но червяк сомнения уже начал грызть меня изнутри.
Всю неделю я жил как в аду. Я стал замечать странности. Лена задерживалась с работы. «Отчетный период», — говорила она, отводя глаза. Перестала обедать дома по выходным. А однажды я нашел в мусорном ведре чек из аптеки на пять тысяч рублей, залитый чаем.
«Витамины» за пять тысяч? Я перестал спать. Мысли лезли одна чернее другой. Она готовит «подушку безопасности», чтобы уйти? Или у неё кто-то есть? Жена-«шпионка», которая живет двойной жизнью. Эта мысль отравляла всё. Я смотрел на неё и видел расчетливую, хитрую бабу, которая смеется надо мной.
Развязка наступила через две недели. Я решил встретить её с работы. Сделать сюрприз. Или проверку.
Она вышла ровно в шесть. Но пошла не к остановке, а к парковке, где в черной иномарке сидел мужчина. Сердце ухнуло в желудок. Лена села к нему. Они о чем-то серьезно говорили. Мужчина передал ей папку. Лена кивнула, вытерла лицо рукой — мне показалось, она плачет — и вышла.
Я стоял за углом, сжимая кулаки. Значит, любовник. Обеспеченный, на машине. А я — ломовая лошадь для ипотеки. Ярость застелила глаза. Я пошел домой, чеканя шаг. Сегодня всё закончится.
Когда Лена вернулась, я сидел на кухне в темноте. На столе лежала распечатка — я подобрал пароль к её ноутбуку (дата нашей свадьбы, как банально).
— Андрей? Почему свет не включил?
— Садись, — сказал я чужим голосом.
Она села, испуганно глядя на бумагу.
— Рассказывай. На какую квартиру ты копишь? Или это на красивую жизнь с тем хмырем на черной тачке?
Лена побледнела.
— Ты следил за мной?
— А ты мне выбор оставила? Мы жрем пустые макароны, я хожу в рваных штанах, а у тебя полмиллиона в заначке! Ты крысятничаешь, Лена. Ты воруешь у семьи. У нашей мечты!
Я кричал. Я выплескивал на неё всю обиду. Я ждал оправданий, но она сидела молча.
— Замолчал! — вдруг твердо сказала она.
Лена встала, принесла ту самую папку, которую ей передали в машине, и швырнула на стол.
— Читай.
— Что это? Договор дарения? Путевки на Мальдивы?
— Читай, Андрей! — крикнула она с болью.
Я открыл папку. Медицинские заключения. Анализы. Иванова Н.П. Моя мама.
Буквы заплясали перед глазами. «Карцинома... Требуется операция... Квоты отсутствуют...»
— Что это? — прошептал я, чувствуя, как ноги становятся ватными.
— Это рак, Андрей. У твоей мамы рак. Она узнала год назад.
— Год? Почему она молчала?!
— Потому что она тебя любит больше жизни! — Лена расплакалась. — Она запретила говорить. Сказала: «У Андрюши мечта, квартира. Если узнает, все деньги на меня спустит, а я старая. Не смей ему говорить, Лена».
Я сидел, раздавленный правдой. Мама... Которая похудела, но шутила про диету. Которая кашляла, ссылаясь на бронхит. Я был слеп, потому что смотрел только на ценники.
— А деньги? — спросил я. — Откуда?
— Я взяла кредит на свое имя три месяца назад. И подработки брала, мыла полы в офисе по утрам. Тот мужчина — сын профессора-онколога, я через знакомых на него вышла. Деньги нужны на операцию и реабилитацию. Я не могла позволить ей умереть, Андрей. И не могла позволить тебе лишиться мечты. Думала, сама справлюсь...
Тишина в кухне стала оглушительной. Я смотрел на жену — уставшую, в старом халате. Я видел не предательницу, а святую. Женщину, которая несла этот груз лжи во спасение, разрываясь между любовью и долгом. Она экономила на себе, терпела упреки, чтобы спасти мою мать.
А я? Я следил, подозревал, унижал.
Стыд, жгучий, невыносимый, затопил меня. Я рухнул перед ней на колени и уткнулся лицом в её ладони. Они пахли хозяйственным мылом.
— Прости меня... — я рыдал, не стыдясь слез. — Лена, прости меня, идиота... Какая квартира, к черту? Зачем мне стены, если мамы не будет?
Она гладила меня по голове, и её слезы капали мне на шею.
— Мы успеем, Андрюш. Прогнозы хорошие. Денег с твоей помощью точно хватит.
— Хватит, — я вскочил и побежал к своему тайнику под плинтусом. Достал жестяную коробку. Там было триста тысяч — моя «заначка» на ремонт. Высыпал деньги на стол поверх диагнозов.
— Вот. Бери. Это всё в общий фонд.
Лена посмотрела на меня.
— А как же ремонт? Ты же так хотел итальянскую плитку...
— Плевать на плитку. Стены мы купим. Потом. Главное, чтобы мама жила.
В ту ночь мы не спали. Мы считали деньги, планировали поездку. Зло было наказано моим собственным раскаянием.
Утром мы поехали к маме. Она пыталась ругаться, кричать, что не возьмет ни копейки.
— А мы не спрашиваем, мам, — сказал я, обнимая её. — Наше будущее — это ты.
Операция прошла успешно. Все накопленные деньги — и Ленины кредитные, и мои, и наш общий счет на квартиру — улетели в трубу борьбы за жизнь. Мы остались в той же съемной «двушке» с гудящим холодильником.
Но знаете что? Я никогда не был так счастлив, как в день, когда маму выписали.
Сейчас мы снова начали копить. Медленно. Но теперь мы не экономим на радостях. Мы поняли, что жизнь — это не то, что будет потом, в новой квартире, а то, что происходит сейчас. И что семья — это когда больно одному, а лечат его все вместе.
Юлия Вернер ©