Часть 10. Глава 60
Первые предрассветные лучи лишь намечали контуры кирпичных корпусов клиники имени Земского, когда «Газель» с потухшими проблесковыми огнями вернулась с ночного вызова. Климент, шагая на работу, проводил её долгим взглядом. Стало интересно: на ней сегодня придётся мотаться по Питеру? Потом вспомнил, что нет, конечно. Сперва техника пройдёт проверку, ее тщательно вымоют, наведут порядок, пополнят всем необходимым, и лишь потом снова выпустят на линию.
Студент поспешил внутрь и вскоре переступал порог, встречая утро своей двенадцатой по счёту смены. В воздухе витал запах дезинфекции и крепкого чая из ординаторской, как привычно называли комнату, в которой члены бригад, когда выдавалось время, успевали перекусить. Климент едва успел натянуть синюю форму, ещё тёплую от сушилки, когда в дверь просунулась голова диспетчера.
– Четвёртая бригада, на выезд. Машина уже заправлена.
Рация хрипло затрещала, едва они уселись по местам в кабине. Диспетчерский голос, лишённый эмоций, обозначил адрес в частном секторе на окраине города. Водитель Костик, чьё молчание было порой красноречивее любых слов, лишь кивнул, повернул ключ зажигания, и «Газель» с привычным подрагиванием выкатила из ворот.
Климент смотрел в окно на мелькающие во тьме дворы, пытаясь предугадать, какими новыми открытиями будет богата новая смена. Что ждёт сегодня? Его внутренний голос, как заевшая пластинка, перебирал заученные по учебникам варианты: обширный инфаркт миокарда. ДТП с политравмой. Внезапные роды в неподготовленных условиях. Он мысленно пробегал по алгоритмам действий, и от этого становилось немного страшнее.
Рядом Анна Сергеевна, фельдшер с пятнадцатилетним стажем, методично, почти медитативно проверяла укладки в большом оранжевом боксе. Её пальцы с коротко подстриженными ногтями, без колец, щупали упаковки с катетерами, бутылочки с растворами. Эти точные, выверенные движения действовали на Климента умиротворяюще, как камертон, настраивая на рабочий лад. В её присутствии паника казалась не только неуместной, но и как-то неприличной.
– Анна Сергеевна, детали вызова есть? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Как ни старался студент привыкнуть, да всё никак не получалось. «Может, перестану дёргаться спустя пару лет?» – подумал он.
– «Травма, застревание», – ответила Анна Сергеевна, не отрываясь от аптечки. – Диспетчер уточнил, что состояние стабильное, угрозы жизни нет.
– Интересно, в каком таком месте надо было застрять, чтобы «Скорую» вызвать? – пробормотал Климент, пытаясь представить себе картину и вдруг улыбнулся. Вспомнился некогда популярный сюжет фильмов для взрослых: девушка полезла внутрь стиральной машины за какой-то вещью, застряла, тут пришёл сосед…
Анна Сергеевна бросила на Климента короткий взгляд, и в её глазах мелькнула едва уловимая искорка. Это было фирменное выражение медика – смесь терпения, иронии и готовности ко всему.
– Чему ты так улыбаешься, Климент? – спросила она.
– Да так просто… – ответил он, смутившись.
С первыми лучами солнца они въехали в частный сектор. Домишки тут были разномастные: покосившиеся избушки соседствовали с новыми кирпичными коттеджами в два-три этажа. Нужный дом оказался как раз из числа крепких середнячков: двухметровый забор из профнастила, но ворота – распахнуты настежь, будто в спешке. Их уже ждала женщина лет пятидесяти в клетчатом халате, накинутом на пижаму. Её лицо выражало не столько ужас, сколько озадаченную досаду. И тут из глубины двора донёсся громкий, густой бас, полный немыслимой обиды на весь белый свет:
– Да ну вас всех, я сам! Ай-ай-ай! Чтоб те... Не выходит!
Женщина замахала руками, приглашая следовать за собой. Климент шагнул за ней во двор – и замер. Утреннее солнце, пробиваясь сквозь ветви яблони, освещало сюрреалистическую картину. На краю ухоженного участка, рядом с аккуратной поленницей, высилась добротная, основательно сколоченная собачья будка. Дерево было старательно остругано, крыша из мягкого кровельного материала прибита на совесть, а в прямоугольном входе красовалась… человеческая фигура, застрявшая по пояс. Точнее, то, что от неё было видно: мощные ягодицы в трениках, испачканных чем-то бурым (позже выяснилось – морилкой), и дальше – ноги в грубых рабочих ботинках, отчаянно упирающиеся в землю, словно пловец, делающий последний рывок к берегу. Только в данном случае двигаться надо было в противоположную сторону.
Но самым замечательным в этой сцене был не сам пострадавший, а аудитория. Рядом, свернувшись калачиком на газоне, лежал крупный дворовый пёс рыжего окраса. Увидев бригаду, он уселся и стал по-дружески вилять пушистым хвостом, будто наблюдал за самым увлекательным в мире спектаклем, который его хозяин затеял исключительно для развлечения публики.
– Мужик мой, Виктор, – всхлипнула хозяйка, снова обретая дар речи. – Решил Мухтару, псу нашему, будку на зиму утеплить. Говорит, холода обещают лютые. Полез внутрь пенопласт приклеивать... А назад, бедненький, выбраться не может. Уже полчаса там орёт! Я было соседку позвала, но он весит сто двадцать кило, мы его вдвоём не вытянули. Крепко сидит.
Мухтар, услышав свою кличку, лениво поднял голову, подошёл и с явным одобрением ткнулся влажным носом в торчащую пятку хозяина. Из будки раздался новый недовольный вопль, и нога дёрнулась, отгоняя собаку прочь. Пёс поспешил отодвинуться, чтобы не лягнули.
Анна Сергеевна не моргнув глазом и нисколько не обращая внимания на пса, который продолжил радостно вилять хвостом, подошла к будке и присела на корточки, оценивая ситуацию.
– Виктор, с вами говорит фельдшер «Скорой помощи», меня зовут Анна Сергеевна. Вы можете пошевелить руками? Онемения где-нибудь нет? Боли в спине, в шее?
Из тёмного прямоугольника входа, пахнущего свежей древесиной и псом, донёсся заглушённый стон.
– Руками-то шевелю! Я хорошо, с собой телефон захватил, а иначе бы торчал тут дальше. Позвонил жене, она уже вас вызвала. Доктор, вызволяйте, пожалуйста, а то я тут осрамлюсь на весь посёлок! Сейчас набегут свои видео для интернета снимать.
– Сейчас, сейчас. Главное – без резких движений, чтобы не травмироваться. Климент, Костик, подойдите, будем думать.
Так началась операция «Освобождение». Костик, чья молчаливая мощь всегда казалась Клименту неотъемлемой частью автомобиля, отправился к «Газели» и вернулся с домкратом и двумя короткими, но крепкими досками. Анна Сергеевна взяла на себя роль главного стратега.
– Механическое вытягивание не вариант – можно повредить рёбра или сорвать спину. Надо расширить пространство. Костик, аккуратно, сантиметр за сантиметром, приподнимай будку с этой стороны. Климент, твоя задача – придерживать Виктора, чтобы он не делал хаотичных рывков.
Климент опустился на колени на сырую землю и протянул руки в тёмный проём, положив их на середину мощной спины.
– Держитесь, – сдавленно сказал Климент, чувствуя, как наливаются свинцом его собственные мышцы: он слабо представлял себе, как будет удерживать этого громилу, да еще в изогнутом положении, но куда денешься?
Костик, действуя с чисто инженерной точностью, начал приподнимать будку. Дерево заскрипело, но конструкция оказалась очень прочной. Подкладывая доски, он создал небольшой, но критически важный зазор. Пёс Мухтар, наконец встав на все четыре лапы, с серьёзным видом наблюдал за процессом, изредка издавая короткие, одобрительные взвизгивания, будто комментируя: «Так, так, правильно, ещё чуть-чуть!»
– Так, Виктор, слушайте меня, – голос Анны Сергеевны был спокоен и властен. – Сейчас я буду считать до трёх. На «три» вам нужно плавно, но сильно оттолкнуться руками и двинуться назад. Только делайте всё без рывков, плавно. Климент, в этот момент придерживай его, чтобы резко не поднимался, помогая, но не доминируя. Понятно?
Из будки послышался не очень уверенный звук согласия.
– Раз... Два... ТРИ!
На «три» Виктор издал низкий рык, в котором смешались боль, отчаяние и ярость. Его ноги напряглись, мышцы на икрах выступили буграми. На мгновение показалось, что будка, этот деревянный монолит, победит – она лишь качнулась на досках. Но затем, с противным звуком рвущейся ткани (это лопнул шов на трениках), мужчина, красный как варёный рак, начал медленно выбираться назад, словно пробка из бутылки. Ещё движение, и он полностью вывалился наружу, тяжело и шумно рухнув на бок. Мухтар тут же бросился к нему и принялся усердно вылизывать щёку, ухо и шею, мотая хвостом-метёлкой.
Виктор лежал, тяжело и прерывисто дыша, уставившись в зимнее небо. Пот стекал с его лба и висков крупными каплями.
– Уф... Господи... Жив... – простонал он наконец.
Осмотр, проведённый Анной Сергеевной прямо на земле, показал, что кроме испачканной в пыли, собачьей шерсти и морилке одежды, впечатляющих багровых синяков на боках (отпечатались доски будки) и несокрушимо, на годы, ушибленной мужской гордости, с Виктором всё было в порядке. Ни переломов, ни вывихов, ни признаков компрессии.
– Холодное к гематомам, покой, – выписала она рекомендацию на бланке, сидя на крылечке. – И, Виктор, в следующий раз утепляйте снаружи.
– Спасибо, товарищи... – бормотал Виктор, с трудом поднимаясь и отряхиваясь. Потом помахал наблюдавшим у калитки соседям-зрителям: мол, всё в порядке, бесплатный спектакль окончен. – Позорище на весь посёлок. Надо будет теперь Мухтару не будку, а дворец строить. С распашными дверями, чтоб я туда на внедорожнике мог заехать.
– И с окнами, – невозмутимо, глядя куда-то в сторону поленницы, добавил Костик, собирая свой домкрат.
Все, включая окончательно раскрасневшегося Виктора и его супругу, которая наконец расслабилась, засмеялись. Даже Мухтар весело тявкнул.
Уже в кабине «Газели», отъезжая от этого двора, Климент не мог сдержать широкой улыбки. Смех бил изнутри пузырями, смывая остатки напряжения. Он смотрел, как в боковое зеркало уменьшается фигура Виктора, обнимающего свою жену за плечи, и пса, крутящегося у их ног.
Анна Сергеевна, заполняя журнал вызовов поспешным, но вполне разборчивым почерком, краем глаза заметила выражение лица студента.
– Запомни, Климент, – сказала она, не отрываясь от бумаги. – Наша работа – это на девяносто процентов не медицина, а человеческое общение. Иногда – абсолютно абсурдное. Но именно из таких вот «будок», из этих маленьких, нелепых, но очень человечных драм и складывается настоящий день. Расслабляться рано. Всё только начинается.
Она произнесла это не как предупреждение, а как констатацию факта, и Климент почувствовал, как по спине пробежал лёгкий, уже не такой пугающий холодок. За окном проносились другие дворы, заборы, жизни. Где-то там уже звонили по номеру 103, и диспетчер так же бесстрастно, как и десять минут назад, выводил на экран новый адрес. Но сейчас Климент смотрел на это уже иначе. Не как на поток безликих «случаев», а как на бесконечную вереницу дверей, за каждой из которых – своя история.
Фельдшер оказалась права. Следующий вызов отбросил их из мира простых человеческих нелепостей в другую реальность – гладкую, холодную и тревожную. Рация передала адрес в элитном районе у реки: «Мужчина, 40 лет, паническая атака».
Костик молча свернул с грунтовой колеи на идеально ровный асфальт. Ландшафт за окном начал меняться с поразительной точностью. Исчезли простенькие домишки, деревянные заборы, огороды и сады. Их сменили сначала невысокие ограды из камня или металла, затем – ухоженные живые изгороди, подстриженные с геометрической точностью. Климент заметил, как по углам участков на изящных столбиках замерли чёрные полусферы камер. Мир будто притих и натянулся, как струна. Даже воздух, ворвавшийся в приоткрытое окно, пах иначе – не дымом печей и прелой листвой, а какой-то стерильной смесью хвои и далёкой речной сырости.