Часть 10. Глава 59
– … решение. Ты говори, не стесняйся.
– Спасибо за доверие, товарищ капитан. Но я лучше вернусь туда, где привыкла работать.
– Что ж, пусть будет так. Кстати, а вот и твои новые коллеги, – сказал Док, кивнув в сторону угла, где спиной сидела женщина, возившаяся в медицинской сумке, и рядом чистил автомат высокий, широкоплечий мужчина в замасленной куртке. Товарищи! – позвал их капитан. – Подойдите.
Медсестра отложила автомат и поднялась. Валя сразу узнала её.
– Лира! – воскликнула, и впервые за долгое время в её голосе прозвучала искренняя радость.
Медсестра из соседнего подразделения, с которой Валя не раз работала, ухаживая за «трёхсотыми» (только совместных поездок на передовую не случалось), с улыбкой подошла к ней, женщины крепко обнялись.
– Валюша! Я думала, ты не вернешься. Но мы всё равно тебя очень ждали. Вот товарищ капитан, к примеру, нам все уши прожужжал. Мол, Парфёнова – лучшая, всем в пример ставил.
– Да хватит тебе, – смутился капитан.
– Виновата, – усмехнулась Лира. – В общем, это замечательно, что ты здесь снова с нами. И да, хотела тебе лично сказать, тогда не успела, – её лицо стало серьёзным. – Прими мои искренние соболезнования. Так жаль Деда и Студента…
– Пусть земля им будет пухом, – отозвалась Парфёнова и перевела взгляд на незнакомца, который молча стоял рядом. Он был лет сорока, с густой, коротко стриженой бородой и пронзительными, внимательными серыми глазами. От него пахло бензином и машинным маслом. – А это кто?
– Это новый водитель вашей бригады, – представил его Док. – Позывной Скат. Перевёлся к нам из ремонтной роты. Мастер на все руки. И, что самое главное, не боится лезть туда, куда нормальные люди не сунутся.
Скат вытер ладонь об кусок ткани и протянул Вале правую руку. Его рукопожатие было крепким и надежным.
– Скат, – коротко представился он. – В миру Егор Миролюбов.
– Насколько? – поинтересовалась Парфёнова, и в ее глазах заблестели искорки иронии.
– Что насколько? – не понял водитель.
– Ну, миролюбивый?
– Ах, это, – он коротко хохотнул. – В меру. Мне главное не пить. Зверею. В общем, буду возить. И чинить. И прикрывать, если что.
– Валентина Парфёнова, – ответила медсестра.
– Знаю. Док много о вас рассказывал. Вы – легенда, – в его взгляде она заметила неподдельное уважение.
Капитан откашлялся.
– Ладно, легенды. Шутки в сторону. С завтрашнего дня сержант Парфёнова включается в работу. Валя, ты готова?
Медсестра посмотрела на Лиру, на Ската, на Дока. Она чувствовала, как тяжесть в груди немного ослабила хватку. Страх остался, но теперь он был не одиноким, а разделённым на несколько человек.
– Так точно, готова, товарищ капитан, – твердо ответила она.
– Валя, пойдём, тебе надо отдохнуть с дороги, – сказала Лира и повела коллегу за собой. Они прошли через бывший тир, где стояли ряды коек.
– Прямо над нами был кабинет физики, – тихо сказала медсестра, указывая на остатки стенда с формулами, едва различимыми под слоем копоти, который неизвестно зачем принесли сюда. – Док сказал, что это иронично. Мы тут законы физики нарушаем каждый день.
– Еще и биологии, – добавила Валя.
– Точно.
Койка Парфёновой, которую она выбрала, когда пришла сюда, оказалась рядом со спальным местом Лиры.
– Как ты здесь? – спросила Валя, присаживаясь на жесткий матрас.
Коллега пожала плечами.
– Как все. Жива. Работаю. После того, как… ну, ты знаешь… – она не договорила, но Валя поняла. После гибели Деда и Студента.
– Ходили слухи, что ты после родного Воронежа поехала еще куда-то? Я подумала: может, на море? Так вроде на Чёрном не сезон, а насчёт заграницы даже не подумалось как-то. Ощущение такое, что там вообще словно другая планета.
– Я ездила в Астрахань навестить доктора Екатерину Прошину. Ты её не знаешь.
Лира отрицательно помотала головой.
– Она тебе кто? Родня?
– Нет, служили вместе в прифронтовом госпитале. Я пока была там на реабилитации, ей стало плохо, увезли в Москву, сделали операцию. Но буквально перед этим она из-за сильного стресса потеряла малыша. Впала в депрессию, поехала домой и написала рапорт, чтобы насовсем уйти из армии, – рассказала Валя.
– Не пойму, если честно. А ты здесь при чём?
– Притом, что доктор Прошина – гражданская жена военврача Соболева.
– Вот про него слышала, говорят, хирург от Бога.
– Именно так. Он всегда очень хорошо ко мне относился, ну я и подумала, что надо бы помочь Прошиной. Поехать, навестить, поговорить. Она после лечения мало того, что рапорт написала, так еще и Соболеву сообщила, мол, между нами всё кончено.
– Разлюбила, что ли?
– Нет, говорю же: сильный стресс, потеря маленького. Тяжёлое психологическое состояние.
– И как результат?
– Мне кажется, получилось, – призналась Валя. – Я, честно говоря, особо ни на что не рассчитывала, просто… Это было нужно и самой в том числе. После гибели Деда и Кости была не в себе. Со мной в госпитале психолог работал, но не скажу, чтобы у него как-то очень получилось. Хотя, может, то обстоятельство, что я взяла и поехала Прошину поддержать, и стало результатом его стараний.
– Может быть, – согласилась Лира.
Помолчали, она добавила:
– Ты молодец, Валюша, что вернулась. Такие люди, как ты, здесь очень нужны.
Они сидели так несколько минут, две медсестры, две женщины, разделяющие одно горе и одну судьбу. Вокруг них спали или бодрствовали другие медики эвакуационного взвода, и их тихий разговор был лишь частью общего, монотонного гула.
– Лира, какой он, Скат? – спросила Валя. – Что о нём знаешь?
– Скат… он хороший. Молчаливый. Водитель классный. Он из бывших дальнобойщиков, кажется. Пришёл к нам месяц назад. Сам напросился, хотя мог и дальше служить в тыловом подразделении. Технику ценит и уважает, заботится о ней. Прямо как Дед… Такой же надёжный. Ты прости, что вспоминаю. Тебе больно, наверное.
– Ничего, привыкаю понемногу.
Валя кивнула. Надежность. Сейчас это было самое важное слово, самый прочный якорь в этом хаосе, который совсем немного отметит… она задумалась. Сколько лет уже всё это продолжается? Одиннадцать лет, весной следующего года будет двенадцать. Когда всё вокруг рушится и горит, когда земля содрогается от взрывов, а воздух пропитан гарью и болью, цепляться можно только за надежность людей и техники.
Когда медсёстры наговорились, перебросившись парой коротких, но таких важных для душевного равновесия фраз, к ним подошел Скат. Его массивная фигура на миг перекрыла тусклый свет от коптилки.
– Валя… простите, товарищ сержант, можно вас так называть? – спросил он, слегка смущённо потирая одну ладонь об другую.
– Давай по-простому, – ответила она, и в её голосе прозвучало облегчение. Чинопочитание сейчас было лишним.
– Лады. Короче, – его голос, низкий и немного хриплый от постоянного напряжения и вечной пыли, заполнил тишину подвального угла. – Машина стоит в гараже. Гараж – это бывшая школьная мастерская. Там есть яма. Я уже начал проверять ходовую. Завтра утром будем готовы. Масло поменял, фильтры почистил.
– Спасибо, Скат, – ответила Валя, и в её словах была неподдельная благодарность. Этот человек жил машиной, знал её каждый винтик. – Только почему ты всё это мне докладываешь?
– Ну, как… – он покосился в сторону Дока, который что-то писал у импровизированного стола. – Капитан сказал, что ты теперь старшая бригады, командир группы. Так что, выходит, по уставу.
– Поняла, – немного удивлённо ответила Парфёнова. – Не ожидала просто.
– Нормально. А насчёт тачки… – Скат сделал паузу, его взгляд стал сосредоточенным и твёрдым. – Не люблю, когда что-то не в порядке. Особенно машина. Наша жизнь от нее зависит. Больше, чем от автомата, пожалуй. – В его словах не было пафоса, только суровая, выстраданная констатация факта. Он был профессионалом, человеком дела, чьи руки пахли соляркой и машинным маслом. Это знание успокаивало сильнее, чем любые слова.
– А как тут с водой и светом? – спросила Валя, переводя разговор на практические нужды.
– Вода – колодец за школой, Док организовал. Чистая, проверяли. Свет – генератор. Включаем по расписанию, два часа вечером. Сейчас выключен, чтобы не привлекать внимание, уж громко тарахтит. Только свечи и фонари. Экономим бензин. И… – он понизил голос почти до шёпота, и его глаза сузились. – Тут тихо. Слишком тихо. Мы в десяти километрах от старого места, но тут другая атмосфера. Там было шумно, а тут… призраки.
Парфёнова вздрогнула, Лира усмехнулась, но усмешка вышла напряжённой.
– Призраки?
– Школа же была, – Скат посмотрел на низкий бетонный потолок. – Дети. Учителя. Родители. Всё это не просто так… Я иногда слышу, как будто кто-то шепчет на первом этаже. Или смеется за дверью. Не обращайте внимания. Это у меня, наверное, от усталости, – Скат пожал могучими плечами, стараясь отмахнуться, но в его глазах было что-то настороженное, что заставило Валю поверить: он говорит не просто так, не для красного словца.
– Ладно, Скат. Спасибо за информацию. Отдыхай, – сказала Валя, стараясь говорить твёрдо.
Он кивнул и молча вернулся к своему месту.
Вечер прошел в полумраке, наполненном приглушёнными голосами и скрипом коек. Ближе к ночи Док провел краткий инструктаж, собрав всех в своём помещении. Он говорил тихо, но чётко, каждое слово отчеканивая:
– Итак, старший сержант Парфёнова – командир группы. Я, как и прежде, буду координировать ваши действия и при необходимости обеспечивать поддержку по связи. Всё как всегда. Только место другое. Не расслабляемся. Задача та же: работаем на передовой, вытаскиваем «трёхсотых».
Валя слушала, и её руки, которые ещё сутки назад начинали предательски дрожать при воспоминании о грохочущем аде передовой, теперь были твёрдыми. Она знала, что делать. Это было единственное, что она знала хорошо в этом мире. Спасать. Вытаскивать. Бороться за каждую жизнь.
Когда все улеглись, Парфёнова долго не могла заснуть. Она лежала на жесткой, скрипучей койке, прислушиваясь к звукам ночи: скрипу досок, порывам ветра в щелях, размеренному дыханию спящих. Тишина вокруг была действительно странной, давящей, звенящей. Не фронтовой, с отдалёнными раскатами, а пустой.
Она закрыла глаза, и перед ней проплывали лица. Дед, ворчащий на Костю за то, что тот читает при свете фонарика и тратит батарейки. Студент, старательно бреющийся по утрам, глядя в крошечное зеркальце, а потом щедро поливающий себя тройным одеколоном, чтобы «пахнуть человеком», как он говорил.
Но сквозь эти тёплые воспоминания, как лезвие, пробивался холодный страх. Не за себя – к собственному страху она почти привыкла. А за то, что она снова увидит. Смерть, безжалостную и случайную, забирающую лучших. Страдания бойцов, их перекошенные болью лица. Она снова услышит этот жуткий хор: крики и стоны, пронзительный свист пуль и визг осколков, навязчивое жужжание «фепивишек» над головой и бесконечный, оглушающий душу грохот, ощутит на коже знакомое, упругое давление взрывной волны.
Валя глубоко, почти судорожно вздохнула, пытаясь прогнать образы. Она не могла спасти Деда и Костю. Они ушли навсегда, оставшись в том клочке искорёженной земли. Но завтра она сможет вытащить из-под огня, из кровавой грязи кого-то другого. Дать кому-то шанс. И это – этот крошечный шанс, который она могла подарить, – было сейчас всем, что имело смысл и значение.
Она закрыла глаза ещё плотнее. Тишину нарушал только стук её собственного сердца. Ровный, настойчивый. Фронтовой ритм. Отбивающий отсчёт времени до следующего рассвета, до следующего рейса в ад.