Татьяна пришла домой мрачная, как тень. Растревожил этот мужик с рынка ее душу. На работе все думала об этом, и вот всю дорогу, пока ехала. Успела поругаться с теткой в автобусе, послала ее далеко за то, что медленно та шевелилась. Получила в спину "Корова старая!"
Так и есть. Не поспоришь.
Она глянула на себя в зеркало прихожей, повернулась боком. Одежд на ней было много, но ведь не только в них дело. Пристрастилась как-то к пирожкам этим в ларьке, ими, считай, и питалась. Вот и результат. Потом, вроде, бросила их в таких количествах есть, но вес не уходил.
Вечерами, приехав с рынка, тоже ела много. Показывал телевизор у нее пару каналов, садилась перед ним, ела, пила чай и пялилась. А чем ещё заниматься -то? А утра – опять на рынок.
Она разделась, сняла с себя свитера, жилеты, шали, прошла в ванную, и там посмотрела на себя в зеркало снова – седина, волос потрепан, наспех убран в пучок, зуба сбоку нет, нос красный с холода, щеки повисли, а под глазами мешки.
Невеста!
И куда мужики смотрят?
Но она покосилась на ванну. В ней стоит таз, лежат прищепки, моющее средство. Не ванна, а резервуар для хранения. Это потому что не моется она давно. Чего-то нет желания. А ведь раньше любила полежать-понежится. А теперь – так, кое-где, да и ладно.
А может помыться сейчас?
Мысль лишь скользнула, но она ее быстро прогнала. Ещё чего! Интересно, зачем звал? Просто на разок, захотелося? Так разве она уж способна такое желание вызвать?
Вот уж... Не собирается она прихорашивается ради этого алкаша, подбирающего ящики. Впрочем, для дела он, наверное. Мастеровой. Но ведь видно, что не из богатых. Запущенный мужичок ищет себе в дом хозяйку. И все равно ему, какая она будет.
А потом она самой себе в укор – "Вот дура!" – да какой же богатый -то на нее глянет. Аж смешно стало.
Она уж давно привыкла к мысли, что мужики – это зло. Одни козлы, скоты да пьяницы. Хорошие может и есть где, да не про их, рыночных бабенок, честь. Вон Верка из булочной сколько лет хорохорится. Уж немолодая, а и прическа, и ногти. Живёт с дочерью, зятем и внуками в двушке, мечтает мужичка найти с жильем, а все никак.
И тут пришла идея Татьяне. А ведь вариант! Если мужик себе бабенку ищет на хозяйство, так вот и свести их – пусть себе живут. А ей уж поздно что-то менять. С горы жизнь идет. Так и будет в этой маленькой темной комнатке доживать одна. Только б поработать подольше. Ноги б выдержали. Не для денег, просто, чтоб старость одинокую отодвинуть.
Нет, каким бы противным не был ее характер, друзья у Татьяны были. Бабы на рынке отходчивые, сами, как и она, жизнью битые. Да и пара подруг есть. Чай, не оставят одну помирать.
И всё же была она очень одинока.
А стул -то ведь как выручил сегодня. Ногам намного легче. Высокий, и вскакивать не нужно к покупателям каждый раз. Ты сидишь, а вроде как стоишь. И крутиться на нем легко, все под рукой. Только заберёт, наверное, завтра – обидела мужика.
И чего она так перед ним разоткровенничалась. Это, наверное, потому что давно свою жизнь никому не рассказывала. Да и сама не вспоминала. Чего вспоминать -то? Кумушки-соседки по рынку ее историю знали. А больше кому рассказать?
Ну, да и ладно! Поздно что-то менять. Уж даже страшно думать о том, что с кем-то бок о бок жить придется. Какое там! Здоровье уж не то. До себя только.
И всё же ночь она практически не спала.
***
Татьяна из какого-то дурацкого принципа натянула наутро старую свалявшуюся пуховую шаль, чтоб показать ему, что ничего не будет, что не собирается она красоваться да глазки строить.
Пошли они все! Сволочи!
– Верка, тут мужичок крутится один. Думаю, хозяйку себе ищет. Вдовец одинокий.
– Мужичок? А старый? – живо заинтересовалась Вера.
– Да за шестьдесят уж. Так и тебе не тридцать.
– Это факт! Честь уж и рада б отдать, да никто не берёт, – смеялась она, – Зови, поглядим, что за экземпляр.
– Нормальный. С лица не воду пить. Зато мастеровой. Зайди глянь, какой стул нам сделал и скамейку. Не налюбуюсь.
– Ох, чего уж. Хоть бы кого найти. А то осталась некондиция всяко-разная: тот за воротник закладывает, этот по чужим спальням шныряет. Глупо кобениться – что Бог послал, тому и будь радёхонька.
Но увы, "экземпляр" в этот день не пришел. Не пришел и на следующий. Татьяна выглядывала, подольше засиживались на скамейке, глядела в сторону чайной-пивной, но он не шел.
А вечером оглядела свою квартирку и захотелось поубраться. Что-то подзапустила она ее. Теперь уж не сидела у телевизора с бутербродами, убиралась.
В пятницу прихватила домой фартук – постирать. А после того, как отмыла ванну, полезла Татьяна купаться. Нечего распускаться. Ведь обратил же внимание мужик – обратил. А значит она всё-таки женщина. Она уставала, тяжело дышала, злилась на себя, но больше – на него.
Жила ведь спокойно, а теперь вот ... Ясно – мужик! А от них все зло.
Правда спала в эти дни крепко.
А в субботу неожиданно он вдруг показался в окошке.
– Шоколадку вот эту большую, пожалуйста, – спиртным пахнуло.
Татьяна взяла деньги, протянула шоколадку. Но он не взял.
– Это тебе, Тань, – развернулся и пошел.
– Да погодь ты. Вернись! – окликнула.
И он послушно вернулся. Она высунулась из окошка.
– Вот чего скажу. Про стул наврала. Отличный стул. Отблагодарить тебя за него хочу. Вон там в булочной работает Вера. Брюнетка такая, а имя на бейджике у нее – Вера. Так ты ей шоколадку-то отнеси. Хорошая женщина, красивая. Ну, и поговори там. В гости позови, – сказала загадочно.
– Зачем?
– Ну-у, уж не знаю. Как пойдет. Меня-то зачем-то звал.
– Так чаем хотел угостить, поговорить просто, дом показать.
– Так вот и ей покажи. Она пойдет, вот увидишь.
Он смотрел на нее ошарашенно.
– Вот ведь! – сказал сокрушенно, – Дура ты, Тань, – развернулся и пошел мимо булочной.
Татьяна смотрела ему вслед и сокрушалась. Да, вот теперь обидела его очень. Но подошли покупатели, пришлось из виду его упустить. А когда осталась одна, начала рассматривать его стул – все желобочки, выемки, извилины по дереву с таким старанием сделаны.
Это ж сколько возился он! Для нее старался...
И она вдруг расплакалась. Ну, что она и правда такая за дура! Ясно, что никто уж ей не нужен, но получается хорошего мужика зря обидела. И вот где его искать, чтоб прощения попросить? Чай, больше сюда и не покажется.
***
И теперь везде высматривала Татьяна его. Искала чёрное пальто, шапку. Иногда ошибалась, окликала других мужиков. Начала подкрашивать губы и ресницы, села на диету.
И вот в последнее рабочее воскресенье перед сменой бабы сказали ей, что какой-то мужичок уж не первый раз провожает ее на автобус. Пальто черное. Высмотрели в окно. В воскресенье сдавала она товар и деньги хозяину, завтра – не ее уж смена, Дилара выйдет. Чуть задержалась.
А когда вышла, осмотрелась повнимательней. Он стоял на входе в рынок, курил. Татьяна разволновалась, как девочка. Уж давно так не волновалась, не хватил бы инсульт опять!
Взяла себя в руки и направилась к нему. Он не убегал, но смотрел на неё исподлобья. Готов был принять бой.
– Ты чего за мной ходишь-то? – вместо "Здравствуй" по привычке сразу наехала Татьяна.
– Хожу? Ничего и не хожу. Погулять что ль нельзя?
– Так гуляй в другом месте, – уже мягче.
Как теперь перейти к извинениям, она не знала. Не привыкла просить прощения.
– Да уж сам выберу, где мне гулять. В советах не нуждаюсь.
– Ну вот и гуляй! – сказала и пошла к остановке.
А на душе – сумбур. Совсем ведь не то сказать собиралась. Потихоньку оглянулась, перейдя дорогу. Он уходил в другую сторону.
Всё! Это всё! Это уж окончательно всё. Отшила мужика. Знала точно про себя: придёт сейчас домой – реветь будет белугой.
Эх! Была не была!
Она развернулась и засеменила назад. Он уходил, шагал широко, был уж далеко. Но вот беда – не знала она даже, как его зовут.
– Эй! Эй, да стой ты! – запыхалась, кричала уж не первый раз, и, казалось ей, что это очень важно – его догнать.
А он, как назло, шёл быстро, отдалялся. И такой испуг накатил на неё, что помчалась она бегом. Телеса её тряслись, давно уж она не бегала, думала уж разучилась. Но бежала что было сил. Крикнула.
Наконец, он обернулся – услышал, пошел навстречу.
– Чего ты? – спросил, видя ее такую разгоряченную, расстроенную...
А она забыла – чего? Как ответить ему? Зачем-то очень надо было его остановить, а вот зачем?
– Так и не знаю зачем, – дыхание сбилось, ответила честно.
– А я знаю, – ответил просто, – Пошли ко мне жить, Тань.
– Жить? – она приходила в себя от бега, – Так ведь старая я уж. Еле дышу вон.
– Так и я не молодой. Шестьдесят семь мне. А тебе и того меньше. Вижу.
Он взял у нее сумку.
– Пошли, пошли.
– Так куда мы?
– Ну, для начала – хоть на чай. Остыть тебе надо.
Сначала прошли в сарай, показал ей свои поделки. Она подошла к горшкам с сухими цветами.
– Монстера, Иван да Марья, традесканция..., – перебирала цветы, узнавая их по засохшим листьям, – Заморозил?
– Засушил, скорее. Забыл, что их поливать надо.
Как-то непривычно тихо и растерянно сидела она на его кухне. А он суетился, что-то объяснял ей, рассказывал про свое холостяцкое житье-бытье. А она смотрела на его дом, и казалось ей, что вернулось прошлое.
Старый дом ее, тот самый проданный дом, стоял совсем неподалеку, на соседней улице. И он был очень похож на этот. Те же три комнаты, в ту же сторону кухня, палисадник. Мебель и та похожа.
Как в тумане слушала она его. Услышала лишь конец фразы.
– ... А вот чем там женщины окна моют, не знаю. Так и не мыл ни разу с тех пор.
– Я помою весной, – ответила просто.
И он услышал это и упал на им же сделанный табурет.
– Весной?
Она поняла, что выдала себя с головой. Да, она хотела остаться с ним, тут, в этом доме.
– Не знаю чего со мной. Все думала-думала. А вот сейчас так покойно мне с тобой. Здесь покойно. Коли нравлюсь вот такая, толстая грубая базарная баба, – она развела руками, – Так останусь. Ты мне ведь тоже понравился. Гнала от себя эту мысль просто. Только...только ведь я даже имени твоего не знаю. Разве можно вот так-то? Считай, жить-то позвал, а я...
Он смотрел на нее радостно, он был такой счастливый.
– А я знаю, почему тебе со мной спокойно.
– Почему ж?
Он встал, подошёл к шкафу, достал паспорт и, раскрыв, показал ей.
" Валерьян Тихонович Мирный" – прочитала она.
– Видишь, у меня и в фио сплошной покой. Я ведь не просто так тебя выбрал. Видать – судьба.
***
Утром привычно Валера выходил на крыльцо, курил и смотрел из-под ладони. Он лучше любых метеорологов определял погоду.
– Ну, чего там сегодня? – спрашивала его Татьяна уже в доме, накрывая чай.
– Весна! Скоро и Первомай. Тепло будет сегодня.
Вымытые окна играли лучами солнца. Новый телевизор ждал вечерних просмотров. Квартиру Татьяны они сдали квартирантам.
Теперь вместе каждую субботу ходили они на рынок за продуктами. В чайную он уже не заходил. Зачем? Теперь было ему с кем поговорить.
Но неизменно заворачивали они к её ларьку. Татьяна разговаривала с кумушками, узнавала последние новости. Работу эту она оставила. Теперь и дома дел хватало: завели курей, прибрали огород.
А Валерьян брал свою скамейку и сидел покуривал в стороне.
– Ты смотри какая пара! Мужичок такой славный. И Татьяна преобразилась. Всхуднула, похорошела, а главное – до чего спокойной стала, – говорили вслед им продавщицы, – Кто б мог подумать!
– Ну, если уж Татьяна нашла свою судьбу, то я то уж точно найду, – оптимистично мечтала Вера.
***
🙏🙏🙏
Женщине необходимо чувствовать, что она дорога мужчине, что она — самое ценное, что есть у него в жизни.
/Д. Ванлир /