Поздняя осень в этом году выдалась на редкость слякотной. Мокрый снег вперемешку с дождем барабанил по карнизам сталинской высотки уже вторые сутки, создавая в квартире ощущение аквариума — сырого и холодного.
Она ждала Виктора. Ужин томился в духовке. Старинные часы в коридоре размеренно отсчитывали секунды, словно сердце дома, которое пока еще билось ровно, не подозревая о грядущей аритмии. Тревога поселилась в душе Нины не сегодня. Она прорастала медленно, как плесень в сыром углу, уже месяца три. Виктор стал чужим.
Замок щелкнул резко. Привычный ритуал — два мягких оборота ключа, пауза, открытие — был нарушен. Дверь распахнулась рывком, впуская в уютную прихожую холод подъезда.
Муж стоял в дверях, не снимая пальто. Он выглядел не как человек, вернувшийся домой, а как ревизор, пришедший с проверкой в запущенное учреждение.
— Не суетись, — бросил он. — Садись. Разговор есть.
Нина послушно опустилась на край пуфика.
— Неприятности у тебя, Нина. А у меня начинается новая жизнь.
Он прошелся по комнате, остановился у зеркала, поправляя воротник.
— Я ухожу, — наконец произнес он. — Я встретил женщину.
Он посмотрел на неё, ожидая истерики, но Нина молчала.
— Настоящую. Молодую, живую, а не клушу, которая только и знает, что борщи варить. Мы с Леночкой подали заявление. Так что готовься к разводу.
Первой реакцией было отрицание. Витя, её Витя…
— Леночка? — переспросила она тихо. — Ей же двадцать пять… Она ровесница нашему сыну.
— И что? Завидуешь? — Виктор скривился. — В общем, хватит лирики. Значит так. Квартиру эту я оставляю себе. Нам с Леной нужно где-то жить. Тебе я даю неделю на сборы. Поживешь пока на даче, там печка есть, не замерзнешь.
Нина слушала и не верила ушам.
— Подожди. Это же моя квартира.
— Твоя? Ты ничего не перепутала, дорогая? — Виктор рассмеялся злым, лающим смехом. — Кто в этой семье деньги зарабатывал? Я! Я пахал как вол. Ты была просто приложением. Удобным бытовым прибором. Срок службы вышел.
Нина подняла на него глаза. Она вдруг увидела перед собой не мужа, а совершенно незнакомого человека — чужого, жадного и мелочного.
— Драгоценности? — переспросила она. — Ты имеешь в виду мамин гарнитур с рубинами?
— И его тоже. Это компенсация. Я хочу забрать своё! Не беси меня, Нина. Собирай манатки и вали на дачу. Даю срок до пятницы. В пятницу приеду с Леной, будем замки менять.
Он вышел, хлопнув дверью. Нина осталась сидеть в прихожей. Фотографии на стенах тихо поблескивали в свете лампы, словно безмолвные свидетели её унижения.
Она взяла телефон. Руки дрожали. Набрала номер сына.
— Антоша, сынок… Ты можешь приехать? Папа… Папа ушел.
Антон приехал через сорок минут. Он молча выслушал сбивчивый рассказ матери.
— Он сказал — на дачу, — повторяла Нина. — Сказал, что всё его. Что я никто.
Антон тяжело вздохнул.
— Мам, успокойся. Никто тебя на дачу не отправит. Давай по фактам. Документы где?
Антон надел очки и начал перебирать бумаги.
— Так… Квартира — наследство. Плюс приватизация, в которой папа отказался участвовать. Значит, квартира — единоличная собственность Нины Андреевны Вороновой. То есть твоя. Это не совместно нажитое имущество.
Нина моргнула.
— То есть… он не может меня выгнать?
— Это ты можешь его выгнать. Теперь машина. Собственник — Воронова Н.А. А кредит закрывали наследственными деньгами. Значит, и машина твоя. А бабушкины вещи — это твое личное наследство. Так что, мама, наш папа — гол как сокол.
Нина слушала сына, и внутри неё начинал разгораться маленький огонек надежды.
— Но он так кричал…
— Наглость — второе счастье, мам. Он привык, что ты уступаешь. Он думает, ты сейчас испугаешься и уползешь в норку. Типичный абьюз. Завтра я приеду с мастером, сменим замки.
Следующие два дня прошли как в тумане. Виктор объявился в пятницу. Ровно в шесть вечера во дворе просигналила машина. Рядом с «Тойотой» крутилась девица в ярко-розовой куртке.
Звонок в дверь раздался через пять минут.
— Нина! Открывай! — голос Виктора звучал глухо. — Ключ не подходит, ты что, замки сменила, стерва?!
— Виктор Иванович, — вступил в разговор Антон. — Умерьте пыл. Квартира принадлежит Нине Андреевне. Ты здесь больше не живешь.
— Ты что несешь, щенок?! — взревел Виктор. — Я здесь хозяин!
— Вызывай полицию, — согласился Антон. — А я покажу им документы на право собственности, где твоего имени нет.
Нина вдруг почувствовала злость. Ту самую, спасительную злость, которая выжигает страх. Она резко открыла дверь.
Виктор стоял на пороге. За его спиной переминалась девица.
— Ну наконец-то, — приосанился Виктор. — Давай, пускай грузчиков. Мы заберем диван, телевизор… Ну и золото давай сюда.
Нина шагнула вперед. Она была маленькая, но сейчас она казалась себе скалой.
— Ты ничего не заберешь, Витя. Кроме своих трусов и носков. Сумки стоят вот здесь.
— Ты… ты что? Ты смеешься? Я на эту мебель горбатился!
— У тебя есть чеки? — спросил Антон. — Нет? Тогда это имущество собственника.
Виктор попытался пройти внутрь, но Антон жестко перехватил его руку. Леночка сзади начала хныкать:
— Витя, ты обещал! Ты сказал, это твоя квартира! Куда мы этот диван повезем?
Виктор повернулся к Нине. В глазах его плескалась бессильная ярость.
— Ты пожалеешь, Нина. Сгниешь тут со своими тряпками. Кому ты нужна в пятьдесят?
— Мне пятьдесят три. И я нужна себе. А вот кому нужен ты, Витя, без квартиры, без машины и без денег?
— Машина моя! Ключи у меня!
— Документы у мамы. И заявление об угоне будет подано ровно через час.
Виктор застыл. До него наконец начал доходить масштаб катастрофы. Он посмотрел на Леночку. Та смотрела на него уже не с обожанием, а с брезгливостью. «Богатый папик» на глазах превращался в бездомного пенсионера.
— Я адвоката найму! — прошипел Виктор. — Я вас по миру пущу!
— На адвоката деньги нужны, — заметил Антон. — А мама сегодня утром заблокировала общие счета.
Леночка попятилась.
— Я не грузчик. И вообще… Витя, ты сказал, мы в квартиру въедем. А ты, оказывается, бомж?
Она развернулась и зацокала вниз по лестнице. Виктор остался один. С двумя дешевыми сумками в ногах.
— Нин… Ну ты чего? Ну бес попутал. Не выгоняй же так.
— «Ах, общее? Забудь», — повторила Нина его слова. — Помнишь, Витя? Всё моё. Ключи, которые у тебя, положи на пол. И от машины, и от дачи.
Виктор с ненавистью швырнул связку на коврик.
— Подавись!
Нина закрыла дверь. Щелкнули замки.
— Ну всё, мам. Победа.
— Антоша… Мне его жалко.
— Себя пожалей, мам. Он бы тебя не пожалел.
Вечером Нина прошла в спальню и открыла шкатулку. Она взяла кольцо с бриллиантом — подарок Виктора. Теперь оно казалось ей тяжелым, словно кандалы. Холодный блеск камня больше не манил, а отталкивал.
— Завтра сдам его в ломбард, — решила она. — А на эти деньги куплю путевку в санаторий. В Кисловодск. Всегда мечтала.
Утром она проснулась от солнечного луча. Квартира была тихой и уютной.
Впервые за много лет Нина почувствовала, что может дышать полной грудью — без страха, без оглядки на чужое мнение.
Нина сделала глоток кофе и подумала, что жизнь, оказывается, не заканчивается в пятьдесят. Она просто сбрасывает балласт, чтобы лететь дальше, выше и легче. И всё, что у неё есть — этот вид, этот кофе, этот покой — действительно её. И никто больше не посмеет сказать: «Забудь».