Звук поворота ключа в замке показался Тамаре неестественно громким. В подъезде было тихо, только где-то на верхнем этаже надрывалась собака да гудел старый лифт. Она стояла перед собственной дверью и боялась войти. Это чувство, липкое и холодное, преследовало её последние три недели, но сегодня оно сгустилось до предела. В сумке вибрировал телефон — очередной звонок с незнакомого номера. Она знала, кто это. И знала, что они скажут.
Тамара выдохнула, поправила лямку тяжелой сумки с продуктами и толкнула дверь.
В коридоре пахло жареной картошкой и немного — затхлостью. Сергей был дома. Его ботинки, сорок пятого размера, валялись посреди узкого прохода, перегораживая путь, словно баррикады. Раньше она бы молча отодвинула их ногой, привычно раздражаясь, но сейчас просто переступила.
— Томка, ты? — донеслось из кухни. Голос мужа был бодрым, даже слишком. — А я тут ужин сварганил. Ты ж устала поди, кормилица наша.
Она прошла на кухню, не снимая пальто. Сергей стоял у плиты в майке-алкоголичке, помешивая шкварчащую картошку. На столе уже стояла запотевшая бутылка водки и два граненых стаканчика. У него всегда был какой-то свой, никому не понятный праздник, когда жизнь вокруг рушилась.
— Ты почему трубку не берешь? — спросила Тамара тихо, опуская сумку на пол.
Сергей обернулся, на лице застыла деланная улыбка.
— А, эти… — он махнул рукой. — Да забей. Ошиблись номером. Я ж тебе говорил, сейчас базами данных торгуют на каждом углу. Спам это, Тома. Садись, давай по пятьдесят, для аппетита.
Тамара смотрела на него и видела не мужа, с которым прожила двадцать пять лет, а незнакомца. Чужого, жалкого человека, который думает, что если закрыть глаза ладошками, то монстр исчезнет.
— Спам? — переспросила она. — Мне сегодня звонили из банка. Потом из другого. А потом пришло смс от конторы быстрых займов. Сергей, они искали тебя. Но звонили мне. Почему?
Он выключил конфорку. Спина его напряглась. Улыбка сползла, обнажив усталое, серое лицо. Он потянулся к бутылке, налил себе, выпил залпом.
— Ну, взял я немного. Перекрутиться надо было. Ты же знаешь, у Витька бизнес пошел в гору, он предложил вложиться. Верняк, Тома, сто процентов. Через месяц отдам в два раза больше, шубу тебе купим, наконец.
Тамара почувствовала, как подкашиваются ноги. Она села на табурет, не расстегивая пальто.
— Сколько? — спросила она.
— Да ерунда… — он отвел глаза. — Триста тысяч. Ну, там проценты набежали немного.
— Триста? Ты взял триста тысяч в микрозаймах под бешеные проценты? Чтобы отдать их Витьку? Того самого Витька, который два года назад занимал у нас на гараж и пропал на полгода?
— Он вернул! — огрызнулся Сергей. — И сейчас все серьезно. У него поставки, лес, Китай… Ты не понимаешь в бизнесе, Тома, ты всю жизнь в своей бухгалтерии сидишь, бумажки перекладываешь.
Тамара молчала. Она вспоминала, как пять лет назад они продали бабушкину дачу, чтобы закрыть его долг за разбитую машину. Вспоминала, как прятала деньги на обучение сына, потому что Сергей считал, что деньги можно пустить в «оборот». Оборот всегда заканчивался одинаково — нулями.
— Они сказали, что ты оставил мой номер как контактного лица, — сказала она безжизненным голосом. — И адрес. Наш адрес.
— Ну а чей мне оставлять? Мы же семья, — он развел руками. — В горе и в радости, так сказать. Завтра с Витьком встречусь, он аванс подкинет, я проценты загашу.
— Завтра суббота.
— И что? Бизнес без выходных работает!
Сергей снова наполнил стакан. Самое страшное, что он сам в это верил. Он искренне верил, что вот-вот, еще чуть-чуть, и удача повернется к нему лицом.
Тамара встала. Ноги налились свинцом, но голова вдруг стала ясной, пугающе пустой.
— Покажи договор.
Сергей нехотя принес мятый лист бумаги. Тамара пробежала глазами по строчкам.
— Два месяца, Сережа. Ты два месяца не платишь. Тут уже не триста тысяч. Тут уже полмиллиона с пенями.
— Да они там считают неправильно! — взвился он. — Я с юристом поговорю, мы оспорим. Это грабеж!
— Грабеж — это то, что ты сделал с нашей жизнью, — тихо сказала Тамара.
— Ой, ну началось. Опять ты свою шарманку завела. У мужика тыл должен быть, понимаешь? Тыл! А ты — как контролер в автобусе.
Он был уверен, что она сейчас поплачет, а потом достанет свою «заначку» — те самые деньги, которые откладывала на операцию на венах. Так было всегда.
Но Тамара не пошла плакать. Она пошла в спальню и достала из шкафа чемодан.
Она начала открывать полки Сергея. Футболки, джинсы, свитеры. Она просто сгребала вещи и бросала их в чемодан.
В дверях спальни появился Сергей.
— Ты чего это удумала?
— Собирайся, — сказала Тамара, не оборачиваясь. — Туда, где ты прописан. К маме.
Сергей поперхнулся.
— Ты чё, сдурела? И вообще, это и мой дом тоже!
— Нет, Сережа. Это квартира моих родителей. Ты здесь не прописан.
— Да ты… ты не имеешь права! Я муж твой! Из-за каких-то денег? Из-за бумажек? Вот она, цена твоей любви!
Тамара остановилась. В руках она держала его старый свитер.
— Цена моей любви была выплачена сполна, — сказала она ровным голосом. — Когда ты пропил премию. Когда мы пять лет не ездили в отпуск. Я платила своим здоровьем, своими нервами. Всё, Сережа. Кредитный лимит исчерпан. Банк закрыт.
Она навалилась на чемодан всем весом. Замок щелкнул. Этот звук прозвучал как выстрел. Финальный.
Сергей бежал за ней в прихожую, то угрожая, то умоляя.
— Я не уйду! Ты не выгонишь меня! Я полицию вызову!
— Вызывай, — Тамара открыла входную дверь. — Заодно расскажешь им про коллекторов.
Она выставила чемодан на лестничную площадку. Сергей стоял в прихожей, растерянный. Он всё еще думал, что это игра. Воспитательный момент.
— Тома, ну хватит цирк устраивать. Затаскивай обратно, люди же смотрят. Стыдно же.
— Стыдно, Сережа, это когда к тебе на работу приходят люди с битами и спрашивают про мужа. А это… это не стыдно. Это санитарная обработка.
Она взяла с полки его ботинки и швырнула их в сторону чемодана.
— Одевайся. И уходи.
— А деньги? — вдруг зло спросил он, меняясь в лице. — Ты меня без копейки выгоняешь? Дай хоть на такси!
В этом был весь Сергей. В минуту краха он думал не о том, как сохранить семью, а о том, как бы проехать с комфортом за чужой счет.
Тамара полезла в кошелек. Достала сто рублей.
— Вот. На метро хватит.
— Ты тварь, Тамара, — выплюнул он, надевая ботинки. Руки его тряслись. — Пожалеешь ведь. Приползешь еще. Я поднимусь, я всем докажу! А ты так и сгниешь в своей бухгалтерии.
Он схватил куртку.
— Ваши долги — ваши проблемы. К моим дверям — ни ногой.
Тамара произнесла это, глядя, как он хватает ручку чемодана. Это прозвучало не пафосно, а просто как факт. Как констатация смерти пациента, которого слишком долго и безуспешно реанимировали.
— Да пошла ты!
Он пошел к лифту, сутулясь, волоча за собой свою жизнь, упакованную в китайскую клетку.
Тамара вернулась в квартиру. Закрыла дверь. Повернула нижний замок. Потом верхний. Потом накинула цепочку.
В квартире стояла тишина. Тамара прошла на кухню. Взяла бутылку водки, вылила содержимое в раковину. Тарелку с картошкой смахнула в ведро.
Телефон снова зажужжал. Очередной незнакомый номер.
Тамара взяла трубку.
— Тамара Ивановна? — грубый мужской голос. — Гражданин Ковалев Сергей Петрович вам кем приходится?
— Никем, — ответила Тамара. Голос её был твердым. — Бывшим мужем.
— Он указал вас как поручителя…
— Я ничего не подписывала. Он здесь больше не живет. Имущества его здесь нет. Все вопросы — по месту его регистрации. Запишите адрес.
Она продиктовала адрес свекрови.
— Если вы еще раз позвонят мне, я напишу заявление в прокуратуру. Разговор записывается. Всего доброго.
Она нажала «отбой» и заблокировала номер. Чайник закипел. Она заварила чай с мятой и села у окна.
Ей должно было быть страшно. Одной, в пятьдесят два года, с туманным будущим. Но страха не было. Была усталость — огромная, как океан. И в этой усталости начинала зарождаться радость.
Радость от того, что завтра никто не съест её йогурт. Что деньги, лежащие в шкатулке, останутся там лежать. Что не нужно врать соседкам. Что можно просто жить.
В дверь позвонили. Длинный, настойчивый звонок. Потом удар кулаком.
— Тома! Открой! Я ключи от гаража забыл! В куртке в другой остались! Тома!
Сергей. Вернулся. Вспомнил про гараж, которого у него уже нет, но ключи от которого он таскал как талисман. Или просто повод зайти, надавить на жалость.
Тамара не шелохнулась.
Стуки продолжались еще минуты три.
— Тома, ну холодно же! Ну будь человеком!
Она была человеком. Слишком долго она была просто человеком-функцией, человеком-кошельком, человеком-жилеткой. Теперь она хотела быть просто женщиной.
Наконец за дверью стихло. Послышались удаляющиеся шаги. Снова загудел лифт. Теперь точно всё.
Завтра она вызовет слесаря и сменит замки. Это будет стоить денег, но это была лучшая инвестиция в её жизни. Куда надежнее, чем бизнес Витька.
Она вернулась на кухню, взяла телефон. В списке контактов нашла «Сергей». Палец замер над кнопкой «Удалить».
Она нажала «Удалить». Контакт исчез. Остались только цифры.
Тамара допила чай, выключила свет.
Она прошла в спальню, расстелила постель. Легла по диагонали, раскинув руки, занимая все пространство огромной кровати. Впервые за много лет ей никто не храпел под ухом.
— Спокойной ночи, Тамара, — сказала она сама себе вслух.
И впервые за долгое время она знала, что ночь действительно будет спокойной.
«История вымышленная. Любые совпадения случайны».